Люба

      Мысли. Саша.       Ваня спал. Милый оловянный солдатик. Я просто поражался его стойкости и жизнелюбию. Все эти дни мы говорили с ним. Наверно, за всю его жизнь мы столько не говорили. Жалко, что только в такие экстремальные моменты начинаешь анализировать, понимать и сожалеть, что был не прав, что не успел, что не понял или не захотел понять. Мой сын потрясающий человек, очень умный и не по годам мудрый. Интересно, в кого? В меня или в Любу? Люба мне все высказала. Правильно, как всегда толково и то, что должна была сказать. Ее слова ранили душу, как тот кнут, которым отчим избивал меня. Я чувствовал физическую боль от ее слов. Нет, не от ее слов, а от того, что я сделал с ней, с нами, с собой. Что же чувствует она? Ненавидит ли она меня, как ей положено? Или любит, несмотря ни на что? Я оказался много ничтожней и слабее ее. Она единственная необходимая мне в жизни женщина. Любопытно, что о Валентине я даже не вспоминал до сегодняшнего утра. А утром меня вызвала Татьяна, сказала, что меня ждут в приемной, и она очень бы не хотела, чтобы с этим человеком столкнулась моя жена. Татьяна открыто высказывала свое разочарование мной. Как бы она себя вела, если бы я ее взял в любовницы? Как бы она вела себя тогда? Я улыбнулся сам себе, поцеловал Ваньку, обещав скоро вернуться, и пошел в приемную. Валентина была шикарна. Одета с иголочки, подчеркивая все достоинства фигуры, причем стараясь показать, в чем она лучше Любы. Неужели я велся на эти дешевые уловки? Моя Люба цельная и искренняя, а эта фальшива до мозга костей. Чем она меня привлекала? Я жестом пригласил ее в кабинет, вспомнив о манерах, отодвинул стул и предложил сесть. Сам прошел к своему креслу. Удобно устроившись, я поднял на нее глаза. Она сидела нога на ногу, обнажив коленки и часть бедра. Неужели эта женщина возбуждала меня? Она и сейчас пыталась быть обольстительной, но я ничего не чувствовал кроме брезгливости.       - Я слушаю, - официальным тоном произнес я.       - Саша!       - Александр Борисович, пожалуйста. Вы принесли заявление на увольнение? Оставьте у секретаря.       - Почему ты не сказал, что у тебя дети?       - Ты не спрашивала. Ты знала, что я женат.       - Я беременна.       - Не лги. А потом, какая разница, ты хочешь денег на аборт? Или компенсацию за услуги? Пойдем, тебе сделают аборт прямо сейчас. А деньги я тебе дам.       Я не верил ни одному ее слову. Нет никакой беременности, опять все ложь.       - Ты ревнуешь к Корецкому? Я не знала, что он твой сын. Он сам домогался меня.       - Я ревную?! С чего?! Я переживаю за сына, за то, что ему так не повезло с подругой, и не смей идти к нему и врать о беременности. Ты ничего не получишь от него. Он ненавидит тебя за все, за свои чувства, за оскорбленную мать, за унижение. Уйди раз и навсегда из нашей жизни.       - Ты же не помиришься с ней. Она гордая, она тебя не примет.       - Я люблю ее. Любил и буду любить.       - Ты предал ее со мной. А теперь предаешь меня, отрекаясь от собственного ребенка.       - Ты лжешь. Я уже перевел тебе деньги. Хочешь, пошли на аборт.       - Нет. Пусть это будет твоим наказанием. Как твой сын?       - У него все будет, не беспокойся.       - Ты холоден и официален. Но вспомни, каким ты был со мной, как кричал о своей любви.       - Я кончал с именем Любы на устах.       - Это привычка.       - Это любовь. Уходи, не травмируй ее. А мне пора к сыну.       Я встал чтобы уйти. Она упала передо мной на колени с плачем, прося не бросать ее. Брезгливость нарастала и дошла почти до тошноты, я оттолкнул ее.       - Я буду ждать тебя, - кричала она и колотила кулаками по полу, - я всегда буду любить тебя.       Я молча смотрел на нее.       - У тебя уже нет семьи, она тебя никогда не примет, а дети не простят, - продолжала истерить она.       - У меня еще осталась жизнь. Я никогда не пасовал перед трудностями. Моя семья будет моей.       Я вернулся в палату к Ваньке. Снова поцеловал его. Сел рядом.       - Папа, у тебя как? - он смотрел мне в душу, а я очень не хотел, чтобы он видел всю грязь, которая осела там.       - Мы справимся, правда, сынок?       - Правда справимся, папа! Вместе! - произнес он, поднеся мою руку к своей щеке.