Save my soul

Три недели спустя. – Йен, а моя мама теперь живет там, где ты? – спросил Микки, разглядывая серебристый шарик, паривший над его ладошками, сложенными ковшиком, пытаясь в завитках полупрозрачной дымки отыскать силуэт какого-то животного или предмета. – Нет, – ответил Хранитель, взмахом руки преобразуя сферу в руках мальчика в форму жирафа, отмечая восторженный блеск голубых глаз, потухших почти месяц назад, прекрасно зная, что подобное развлечение было любимым у Микки. – Твоя мама живет за границей неба, малыш, а я всего лишь на облаке, – объяснял он, совершая очередное движение пальцами, заставляя «жирафа» спрыгнуть с руки мальчика, и, приземлившись на мягкое покрывало, расхаживать по кровати. – А облако... оно такое же, как это? – задал свой следующий вопрос ребенок, после продолжительного молчания и одного взгляда на звездное небо, выглядывающее из-за неплотно задернутых штор единственного окна в его комнате. Микки Милкович временно проживал у своей тети. Выделенная малышу спальня находилась на мансарде ветхого домишки, переполненного жильцами не самого приятного контингента, но выбора у него не было. Суд над его отцом был назначен на следующий вторник, а отдавать мальчика службе защиты до вынесения приговора Мэри отказывалась. Конечно, Микки не знал этого, ведь вряд ли пятилетний ребенок смог бы понять законодательную систему США; единственное, что знал малыш – пока он должен пожить у тети. – Да, только намного-намного больше, – улыбнулся Йен, широко разводя руки, будто надеясь показать мальчику, насколько большим может быть облако. Микки протянул ладошку к «жирафу», желая погладить крохотного серебристого зверька, но, как и во все предыдущие разы, тот от прикосновения лишь развеялся легким туманом. – А почему ты не падаешь? – голубые глаза смотрели в зеленые с неподдельным интересом, пока маленькие пальчики пытались ухватить последний клуб прозрачной дымки, вновь терпя неудачу. – Эм... – рыжеволосый замялся, не зная, как ответить любопытному ребенку. – Потому что такие, как я, могут ходить по облакам, – аккуратно подбирая слова, проговорил Хранитель, поднимая руку, чтобы создать для Микки новую игрушку, на этот раз волка. – И летать, – улыбнулся мальчик, чуть склонив голову, широко зевая, давая понять своему необычному другу, что ему давно бы уже пора спать, – к облакам, – добавил он, потирая уставшие за день глазки и жмурясь. – Да, – кивнул Йен, поднимаясь с кровати Микки, – тебе пора ложиться, малыш, – тихо проговорил он, подцепляя уголок одеяла вместе с покрывалом, чуть не стряхнув «волка» на пол. – Залезай, – указывая взглядом на образовавшуюся норку, улыбнулся рыжий и, дождавшись, когда ребенок займет необходимое положение, накрыл его. – Я хотел еще спросить... – едва ворочая языком, почти проваливаясь в сон, но, не желая уступать, проговорил Микки, стараясь отсрочить расставание. – Завтра, – пообещал Хранитель, заправляя свисающие края одеяла под матрас. – А ты придешь? – с надеждой в голосе и голубых глазах спросил мальчик, хватаясь за теплую руку Йена. – Конечно, – заверил его рыжий, сжимая тонкие маленькие пальчики в своей ладони и аккуратно укладывая ручку малыша тому на живот. – Мне пора, – убирая отросшую челку с нахмуренного лобика, произнес зеленоглазый, в последний раз улыбнувшись своему подопечному, создавая облако за своей спиной. – Я оставлю его здесь, пусть охраняет твой сон, – взмахнув рукой, он заставил «волка» взобраться на подушку Микки и улечься возле его головы. – До завтра, – прошептал он, отмечая, что веки мальчика не могут больше оставаться открытыми, и сделал шаг назад, растворяясь в серебристом дыме. Засыпая, Микки Милкович думал об облаках и небе, пожалуй, впервые за продолжительное время, не вспоминая той роковой ночи. Но, проснувшись в кромешной тьме с застывшем на губах криком, он не смог сдержать слез, в призрачном тумане рассевшегося от неосторожного движения «волка» рассмотрев силуэт своей мамы, вновь навестившей его во сне. Йен вернулся на следующий день, как обещал. Он всегда выполнял обещания, данные своему подопечному. Поправляя полы серо-голубой мантии, Хранитель подошел к кровати, наблюдая за ребенком, увлеченно что-то царапающим грифелем на пожелтевшем листке бумаги, не решаясь прервать его. – Смотри, Йен, – протягивая своему другу рисунок, улыбнулся Микки, – это ты на облаках, – пальчиком указывая на неумело воссозданную фигурку человека, стоявшего на большом овальном облаке, объяснил мальчик, – а это я, – опуская ладошку ниже, проговорил он, дотрагиваясь до крохотного силуэта на земле. – Очень похоже, – садясь рядом, принимая из маленьких ручек рисунок, сказал Хранитель, свободной рукой убирая со лба мальчика мешающие пряди волос. – Вот и неправда, – нахмурился Микки, рассматривая свои перепачканные пальцы. – У меня нет такого цвета, – указывая на рыжую голову, пробормотал он, поджимая губы. – А мне нравится, как я смотрюсь с черными волосами, – усмехнулся зеленоглазый, скользя пальцем по шероховатой поверхности листа. – Я хотел нарисовать тебе крылья, – продолжал говорить мальчик, – но я ни разу их не видел. – У меня нет крыльев, Микки, – улыбнулся Йен, откладывая рисунок на небольшой столик, стоявший возле кровати. – Я не ангел, – проговорил он, вспоминая мимолетную встречу с указанным персонажем, оставившую на сердце неприятный осадок. – Но, тогда, как ты летаешь? – нет, пожалуй, Хранитель ошибся. Любимым развлечением Милковича были вовсе не зверьки из тумана, а получение ответов на все новые вопросы, ежевечерне задаваемые любопытным ребенком своему гостю. – Я просто думаю о месте, где хочу быть, и оказываюсь там, – проговорил он, стараясь не вдаваться в подробности. – Эй, ты чего? – заметив зажмуренные глаза и нахмуренный лоб мальчика, а также сильно сжатые кулачки, поинтересовался рыжеволосый. – Не получается, – всхлипнул Микки, поднимая веки, позволяя гостю рассмотреть влагу, скопившуюся в уголках небесно-голубых глаз. – Что не получается? – Полететь, – ответил ребенок, шмыгая носом. – Я подумал о маме, но не смог полететь к ней, – и первая слезинка покатилась по щечке. – Малыш, – поддавшись порыву, придвигаясь ближе и обнимая плачущего Микки за плечи, прошептал Йен, стирая влагу с детского личика, – так умеют только такие, как я, – попытался объяснить он, но Милкович лишь тихо всхлипывал на каждое слово. – Тогда ты подумай о ней, и мы вместе полетим? – Хранитель был не готов к подобному разговору. – Нет, – выдохнул он, отводя взгляд от блестевших слезами голубых глаз, смотревших на него с мольбой. – Я не могу, Микки, – не желая отказывать мальчику, но и не имея права соглашаться, прошептал рыжий, – мне нельзя летать за границу неба, – соврал он, не желая давать ложных надежд, с болью в сердце отмечая на лице малыша обиду и разочарование. Чувствуя первый удар крохотного кулачка в грудь. – Ты плохой ангел, – две мокрые дорожки блестели на щечках ребенка, отчаянно наносившего все новые удары своему гостю, громко всхлипывая при каждом произносимом слове. – Ты не хочешь отнести меня к маме, – рыдал Микки, теряя силы, уже не так рьяно избивая твердую грудь Хранителя, спустя еще пару ударов окончательно прекращая бесполезное занятие, маленькими пальчиками хватаясь за мантию зеленоглазого и прижимаясь к нему, пропитывая мягкую ткань соленой влагой. – Микки... – Йен не знал, что сказать. Чуть приподнимая ребенка и усаживая к себе на колени, он крепко обнял его, прижимая ладонь к его спине, концентрируя на коже тепло в попытках усмирить истерику, вторую же руку размещая на голове малыша, зарываясь пальцами в спутанные черные волосы. – Я хочу к маме, – тихо прошептал Микки, шмыгая носом, успокаиваясь под теплыми ласковыми прикосновениями, прижимаясь к своему необычному другу, уже сожалея о сказанных словах, думая о том, что Йен намного лучше любого из ангелов. – Я очень-очень-очень скучаю по ней, – осушая кожу щечек о серо-голубое одеяние рыжего, проговорил он, наконец, ровным голосом, но неизмеримая тоска и дикая грусть в нем не могли не заставить сердце зеленоглазого вздрогнуть. – Знаю, малыш, – тихо произнес Хранитель, – знаю... Микки так и уснул в объятиях Йена, продолжающего гладить его по голове, тихо шепча в полумрак небольшой спальни извинения за отказ и обещания сделать все, чтобы мальчик больше никогда не плакал. Гость оставил своего подопечного лишь под утро. Растворяясь в серебристой дымке, мерцающей в первых лучах восходящего солнца, Хранитель в последний раз посмотрел на спящего ребенка и вновь задался вопросом, беспокоившим его мысли уже три недели. Неужели, у такого светлого создания могла треснуть душа?

Tbc...