Save my soul

Два дня и три бессонные ночи Микки потратил на анализ произошедшего в вечер его восемнадцатилетия, раз за разом прокручивая в голове воспоминания подаренного Йеном прощального поцелуя-обещания, пытаясь найти в мимолетном прикосновении губ Хранителя к его собственным хоть какой-то намек на взаимность испытываемых чувств. И вновь приходил к неутешительному выводу – это всего лишь поздравление с праздником. Небольшая квартирка, предоставленная во временное пользование Милковичу, постепенно обживалась и обрастала новыми вещами, к скудным пожиткам брюнета добавляя имущество его сестры, с радостью принявшей предложение к переезду, за один вечер перебираясь с чердака «массажного» салона в единственную комнату крохотного жилища, сменяя грязный ватный матрас удобством подушек теперь общего дивана. Запах домашней еды наполнял пространство квартиры, превращая давно пустующие стены в уютные апартаменты, пожалуй, впервые с момента смерти тети вызывая в груди Микки желание вернуться «домой» после продолжительных путешествий по улицам города в поисках работы, к удачи брюнета, наконец, увенчавшихся успехом. – Мэндс, меня взяли! – хлопнув за спиной входной дверью, выкрикнул Милкович в темноту пустой квартиры. – Мэнди!? – снова позвал он, но ответа так и не услышал. Рабочий график сестры вызывал неприятные подозрения своей ненормированностью, обещая девушке еще один продолжительный разговор с братом, начинающим задавать слишком много вопросов о ее возвращении далеко за полночь, заставляя брюнетку придумывать все новые оправдания, каждый раз грозя разоблачением, когда одна наспех состряпанная ложь перечеркивала аргументы предыдущей. И, если бы мысли Милковича были сосредоточены на судьбе Мэнди на все сто процентов, он, непременно, заметил бы это и смог призвать девушку к ответу, но отсутствие каких-либо вестей от Йена на протяжении вот уже трех дней отвлекало внимание на себя. Рыжий не появлялся. Привычный к постоянным оглядкам и поворотам головы на малейший звук, Микки искал в проулках взглядом полы серебристого тумана, обещающего новую встречу, но каждый раз разочарованно признавал безуспешность питаемых иллюзий, встречаясь глазами с ерзающим на картоне в подворотне бомжом или грязной облезлой кошкой, несущей в свое укрытие добытую за время охоты жертву. И никакого Хранителя. А ведь он скучал. Нет, конечно, Милкович не признался бы в этом Йену, да и самому себе тоже, но проведенные в вынужденном одиночестве дни и вечера, плавно перетекающие в ночи, давали возможность брюнету прочувствовать мельчайшие оттенки тоски по привычному общению и компании друга, даже не потрудившегося сообщить о продолжительности своего отсутствия или дать о себе знать. Но освободившееся время также позволило Микки подумать. Принять, наконец, факт влюбленности в зеленоглазого парня и смириться с ощущением теплоты и нежности в груди при взгляде на рыжего, таким непривычным и отторгаемым раньше озлобленным на весь окружающий мир подростком с израненной душой. Вот только принятие это не сулило Милковичу ничего хорошего. Сумев убедить себя в том, что его чувства никогда не найдут взаимности, брюнет пытался задавить их в самом зачатке, ворочаясь на подушках дивана ночами и мешая спать Мэнди, проваливаясь в дрему лишь под утро, наконец, находя успокоение обещанием больше не возвращаться к теме влюбленности в Йена. Но каждый раз встречал его зеленые глаза во снах, спешивших разрушить с трудом выстроенную стену и заставить признать факт очередного поражения. А с утра вновь отправлялся на улицы Чикаго искать работу и обладателя теплого изумрудного взгляда. Незаметно материализовавшегося сейчас за его спиной с приветливой улыбкой: – Поздравляю, – отряхивая легкие серые брюки от мерцающих серебристых искр, прошептал Йен, делая шаг навстречу резко развернувшемуся к нему лицом парню, опуская ладонь на его правое плечо и нежно целуя колючую щеку. – Ты молодец, Мик, – задержавшись лаской на коже друга чуть дольше, чем того требовало простое приветствие, прошептал Хранитель, отступая. – Я рад, что ты нашел работу. И, – замешкался он на секунду, пытаясь сдержать внутри признание, – я скучал, – но не смог сделать этого. – Так скучал, что даже не потрудился появиться тут ни разу за три дня, – ощетинился Милкович, желая скрыть радость от новой встречи, медленно моргая, чтобы убедиться, что это не очередное видение, подаренное его подсознанием. – Прости, я не мог спуститься, наверху небольшие проблемы возникли, – виновато потупил взгляд рыжий, закусывая губу, чтобы не выдать подробностей разразившегося в Совете скандала. – Я вернулся как только смог, – заверил он брюнета, отмечая на лице того появление искренних эмоций – напряжение медленно спадало, а морщинки недовольства, украсившие лоб, постепенно разлаживались. – Расскажешь? – наудачу поинтересовался Микки, заглядывая в уставшие зеленые глаза, пожалуй, впервые за все время знакомства с Хранителем видя его таким измученным и изнеможенным. – Прости, не могу, – ответил Йен, присаживаясь на небольшой диванчик и сжимая пальцами гудевшие виски, отправляя в раскалывающуюся на части голову остатки энергии, но не спасаясь от боли. – Чё-т случилось? – подобным ответом лишь еще больше беспокоя друга. – Хуево выглядишь, – поделился наблюдениями Милкович, присаживаясь рядом. – Просто устал, – честно признался рыжий, обходя стороной причины к появлению мигрени, откидываясь на мягкую спинку и прикрывая веки. – И, кажется, моя голова сейчас лопнет, – поделился он своими ощущениями, едва слышно простонав от разрывающей черепную коробку боли. – Бля, а ты не можешь светом этим вашим поколдовать, как мне тогда делал? – спросил Микки, пару раз покрутив ладонью возле лица собеседника, подражая увиденным когда-то движениям. – Не помогает, – покачал головой Хранитель, тут же морщась от ответной реакции воспаленных нервных окончаний. – Ну, еп, – разочарованно выдохнул брюнет, оглядываясь по сторонам в поисках новой идеи. – Дай, я попробую, – предложил он, отодвигаясь к подлокотнику и утягивая друга за собой за шкирку. – У меня, конечно, дым из пальцев не хуярит, но тетя говорила, что ей помогало, – укладывая голову рыжего к себе на колени и зарываясь пальцами в яркие пряди волос, поделился Микки детскими воспоминаниями, надеясь облегчить страдания Йена своей излюбленной лаской, всегда так умиротворяющей и расслабляющей, не раз подаренной Хранителем и ему самому. – Спасибо, – получая в ответ на свои действия искреннюю благодарность и теплый взгляд зеленых глаз, сосредоточившихся на его собственных, обеспокоено мечущихся по расслабляющимся чертам бледного лица. – Только говори со мной, а то я усну, – попросил рыжий почти через десять минут молчания, вновь прикрывая веки и наслаждаясь подаренной пальцами парня нежностью, чувствуя постепенное снижение болевых ощущений и долгожданную пустоту от неприятных мыслей. – А хули с тобой говорить, все равно не расскажешь ничего, – недовольно пробормотал брюнет, запуская в огненные пряди и вторую руку, массируя кожу головы и улыбаясь задрожавшим в ответ на его действия светлым ресницам. – Ты можешь рассказать что-то о себе, – аккуратно обойдя обозначенную тему, предложил Хранитель. – Чем занимался эти дни? – А ты типа не знаешь, – усмехнулся Милкович, прекрасно понимая, что осведомленный о его трудоустройстве парень в курсе и всех остальных новостей. – Можем сделать вид, что нет, – хмыкнул в ответ рыжий, не желая признавать факта дежурства возле Чаши в каждую свободную от встреч с Советом минуту, разменивая возможный сон на свидание с мерцающим на ее поверхности образом. – Ладно, че, – закатил глаза Микки, но подыграть другу решил. – Пока ты там по облакам на единорогах скакал, я обил порог каждой забегаловки и супермаркета на районе, работу нашел и Мэнди забрал сюда. – У нас нет единорогов, – улыбнулся Йен, зацепившись за едкое замечание парня, – да и лошадей я побаиваюсь, если честно, – признался он, окончательно разрушая попытку Милковича его укорить за долгое отсутствие. – Кстати, Мэнди же скоро вернется, – а, вспомнив еще об одной части короткого рассказа, попытался подняться. – Не, ее часов до двух не будет, – но тут же был возвращен на место за волосы твердой рукой друга. – Ауч, – нахмурился рыжий, потирая макушку, заметив, что чувствует теперь он только боль, причиненную пальцами Микки, а та, с которой он пришел сверху, осталась лишь легким воспоминанием в виде испытываемой слабости. – Не рыпайся, епт, – звонко шлепнув ладонью по руке рыжего, Милкович вновь вернулся к своему занятию, наслаждаясь процессом ничуть не меньше парня на его коленях, приспускаясь на подушке и занимая полулежачее положение для того, чтобы закинуть гудевшие от продолжительных прогулок ноги на небольшой пуфик. Мягкие волосы скользили меж разукрашенных черным пальцев, щекоча грубую кожу и разжигая оранжевое пламя в равномерно вздымающейся груди брюнета, рассматривающего острые черты лица Йена, не раз успев задержаться взглядом на чуть приоткрытых губах, из последних сил блокируя мысли о том, чтобы вновь прикоснуться к мягкой розовой коже своими. Настолько увлекшись предотвращением поцелуя, что не заметил, как совершил задуманное подушечками пальцев. – Блять, – одернув руку, выдохнул Микки, вернувшись из размышлений и встретившись с нескрываемым интересом в широко распахнувшихся зеленых глазах, обращенных к нему. – Прости, задумался, – поспешил оправдаться он, виновато отводя взгляд и царапая ногтями другой руки кожу рыжей головы. – Ничего. Это было... хм, приятно, – едва заметно улыбнувшись, признался Хранитель, прикасаясь к своим губам уже собственными пальцами, чувствуя большую разницу. – Ага, – еще сильнее смущая друга обозначением его поступка вслух. – Не так приятно, как губами, но... – Бля, замолчи, – зажмурился брюнет, тряхнув головой, не желая думать о пойманном в словах Йена намеке. – Извини, – тут же отступил рыжий, но, замявшись на пару секунд, решил пояснить. – Я же говорил, что никогда не целовался, и мне, ну, не с кем это обсудить, – кажется, своими объяснениями лишь усугубил незавидное положение растерянного парня, сжавшего его волосы пальцами. – И со мной не надо, – оборвал его Милкович, отстраняя руку от головы и напрягаясь, понимая, что если рыжий решит продолжить этот разговор, он вряд ли сможет сдержаться. А Хранитель не понял этого, или решил проверить его выдержку. – Почему? – пытаясь поймать взгляд подопечного, поинтересовался Йен, чуть приподнимаясь и разворачиваясь, размещая согнутую в локте руку на бедрах Микки и опираясь на нее. – Я просто подумал, что если я целовался только с тобой, то мы могли бы и поговорить о... – Завали, – наконец, остановившись взглядом на мерцающих зеленым глазах, предупредил друга брюнет, неосознанно придвигаясь ближе и облизывая губы, уловив такое же движение напротив, едва сдержавшись от ответных действий. – Мы не будем говорить об этом, – твердо отрезал он, сжимая зубы. – Тебе было неприятно? – вот только рыжий его реакцию расценил совершенно иначе – отодвигаясь и совершая попытку подняться, он вновь убедил себя в том, что слова Липа были полнейшей чушью, а чувства, испытываемые им к Микки не найдут ответа. – Прости, что напомнил. – Нет, блять, – но, как и в первый раз, его остановила рука брюнета, заставляя замереть навесу и напрячься обещанием правды, сверкнувшей яркой искрой на небесной радужке. – Наоборот, – тяжело сглотнув, выдавил из себя Милкович. – Наоборот, сука, – и, задержав дыхание, двинулся вперед, подтверждая слова действием. Убеждая Йена в том, что «приятно» вряд ли сможет описать всю гамму реально испытываемых Микки эмоций от нового прикосновения его влажных губ к губам рыжего. До недавнего времени ни разу не целованный парень отлично справлялся с поставленной задачей – следуя движениям губ и языка Микки, он быстро учился искусству нежной ласки, налету схватывая основы и привнося в поцелуй собственные краски и эмоции, остужая пыл дорвавшегося до желанного брюнета и вновь распаляя его, когда удавалось сделать необходимый вдох. А потеряв контакт с языком Милковича, Хранитель уже самостоятельно двинулся на его поиски, проникая в приоткрытый горячий рот своим и находя беглеца, вновь втягивая его в причудливый танец, смешавший два вкуса и разделивший одно дыхание на двоих. Татуированные пальцы потянули рыжую голову на себя за шею, вынуждая Йена вновь опереться о бедро их хозяина в попытке избежать падения, рождая в груди голубоглазого парня тихое рычание от ощущения ладони на напряженной мышце и первое движение навстречу в желании получить дополнительную ласку, сдобренное молящим стоном. Но рыжий не понял. – Прости, я сделал тебе больно? – вмиг оторвавшись от губ брюнета, обеспокоено поинтересовался парень, хватая воздух рваными мелкими глотками, убирая руку и размещая ее на диване, чтобы освободить Микки от причиняющего дискомфорт давления. – Нет, – попытавшись вновь поймать покрасневшие губы Йена своими, выдохнул Милкович, про себя чертыхая не к месту проснувшуюся сердобольность рыжего. – Но ты так простонал, что я подумал... – продолжал тараторить Хранитель, хлопая ресницами, недовольство Микки неожиданно прерванным поцелуем сменяя умилением его наивностью. – Напомни мне в наш словарь еще все вариации слова «приятно» записать, ладно? – попросил он, наконец, ловя горячее дыхание рыжего губами и возвращая своему языку внимание языка Йена, предлагая ему лучшую альтернативу разговорам. С каждой минутой поцелуй набирал обороты, а в голове Микки оставалось все меньше связных предложений, сменяя мысли чистыми эмоциями и ощущениями, не позволяя уловить посторонних звуков и возможных помех. С легкостью замеченных приученным к конспирации и сохранности тайн Хранителем: – Мик, дверь, – оттолкнувшись ладонями от груди Милковича, прохрипел рыжий, соскакивая с дивана и выпрямляясь, за громким рваным дыханием брюнета едва сумев уловить тихие щелчки открываемого замка, торопливыми взмахами руки расстилая по полу клубы тумана и отступая в него. – Куда ты, блять, собра.. – поспешил вслед за парнем Микки, но Йен успел уже раствориться, – ..лся, – все же, закончил фразу Милкович, хватая пальцами серебристые искры и тихо матерясь, поворачивая голову в направлении скрипнувшей входной двери и открывая рот, чтобы наградить с какого-то хера так рано вернувшуюся домой Мэнди звучным ругательством и обещанием кровавой расправы. Но не сумев произнести необходимых слов, ведь кто-то до Микки уже успел совершить последнее. – Какого хуя? – подскакивая к девушке и отнимая от лица той прижатый к разорванной коже кусок кроваво-грязной тряпки, прорычал Милкович, крепким хватом за плечо блокируя сестре возможные попытки к бегству. – Отвечай, блять! – встряхнув брюнетку, потребовал Микки объяснений.

***

– Убью, сука, – последнее, что услышала девушка, вздрогнув от громкого хлопка входной двери, скрывшей за собой поспешившего на расправу брата, крепко сжимающего в ладони острый нож.

Tbc...