Высказать Добро

Когда я открываю глаза, то тут же закрываю их: везде белый. Поначалу я даже не могу сосредоточиться на том, что произошло, но потом вспоминаю, как меня унесли. Медленно отдаляю руки от лица и вижу на правой тугую повязку ослепительного цвета. Подо мной поскрипывает кровать, в тишине я слышу стук собственного сердца и чьи-то шаги в коридоре за дверью. Ложусь обратно и пару минут бесцельно смотрю в потолок. На нём нет даже самой простенькой люстры, только маленькая лампа без колпака, привинченная высоко к стене над кроватью. По потолку прошлись первые трещины, а кое-где он даже протекает. Опустив взгляд вниз, вижу небольшую лужицу в левом углу. Из груди вырывается тяжкий вздох – ну и местечко для меня определили… Судя по преобладающему цвету, я нахожусь в какой-то больнице. Свешиваю ноги с кровати и касаюсь пальцами холодного пола. Тут же обнаруживаю свои кеды, стоящие у ножки кровати. Только сейчас до меня доходит осмотреть себя, но на мне мои шорты и изодранная в некоторых местах футболка, пострадавшая после приключения по подземелью. Странные люди, неужели бояться, что я простыни им испачкаю? Надеваю обувь, думая о том, в какой точке земного шара я нахожусь. Когда ко мне понемногу возвращаются чувства, приходит жажда, настолько сильная, что можно предположить, будто я не пила несколько дней. Беглым взглядом осмотрев убогую комнатушку, в которой из мебели стоит только журнальный столик из дерева, снова таки выкрашенный в белый цвет, подхожу к окну. Оно меньше чем те, что я видела в заброшенном здании, и гораздо опрятнее. Сверху даже свисает рваным лоскутом короткая нежно-розовая занавеска, которая, впрочем, выглядит на свету почти прозрачной. Но более всего выделяется из окружения пластиковая бутылка с водой, одиноко стоящая на подоконнике. Она отбрасывает короткую тень, внутри снизу вверх поднимаются пузырьки газа. Странные люди, очень странные. Беру в руки бутылку и, открыв её, не спеша пью, смакуя каждый глоток. Пузырьки вначале неприятно покалывают нёбо, но затем приятно щекочут. Насытившись, обращаю внимание на пейзаж передо мной. Окно открыто, и, высунув из здания голову, вижу далеко внизу сосредоточено идущих по тротуару людей. Они настолько крошечные, что кажутся мне муравьями. По узкой дороге рядом пронеслось несколько машин, и их рёв быстро растворился в воздухе. Вновь тишина в переулке. Интересно, на каком я сейчас этаже? Ручка двери щёлкает и поворачивается вниз. Я испуганно отпрыгиваю назад и таращусь на вошедшего в комнату парня. Пару раз сипло выдохнув воздух и чуть отойдя от шока начинаю рассматривать незнакомца. Не похоже, чтобы он соблюдал правила, существующие во всех больницах. Во всяком случае те, которые я помнила. На вид юноше не больше восемнадцати лет, он довольно высокий и вполне симпатичный. Одет в пёстрые военные штаны, заправленные в стандартные высокие ботинки, на корпусе – только светло-бежевая майка. Увидев, как я пялюсь на неприкрытые мускулы на руках, парень поиграл бицепсами и улыбнулся краешком губ. От этого я краснею и начинаю смотреть в пол, низко наклонив голову. Надеюсь, в этот раз волосы полностью закроют моё лицо от чужих глаз, в особенности его, тёмно-карих. Без сомнения, это был он. Тот, что вытащил меня из подземелья. Я узнала эти глаза, изгиб вздёрнутого кверху носа, который ранее скрывала под собой облегающая маска, военные ботинки. Но теперь я вижу больше. Парень шатен, его волосы тёмные, почти чёрные, всё лицо усыпано родинками. – Ты что, язык проглотила? – весело спрашивает юноша, усаживаясь на столик у кровати. Его глаза внимательно изучают меня, я чувствую его любопытный взгляд. – Эй! – он пощёлкал в воздухе пальцами. От этого жеста я чувствую себя рядом с ним ещё неуютнее. Не люблю таких личностей: в них всегда находится что-то такое, что лишает меня уверенности. Вместо этого сильнее впиваюсь пальцами в края подоконника. – Что тебе нужно? Не поднимая головы, я слышу, как он давится припадком беззвучного смеха. Затем спрыгивает на пол и подходит ко мне. – Да подними же ты голову, я не кусаюсь, – я вздрагиваю всем телом и широко распахиваю глаза, когда он берёт моё лицо в свои ладони и буквально силой поднимает его наверх. Оказавшись почти на одном уровне с ним вижу в его глазах лукавые искорки. Его эта ситуация явно забавит, в отличие от меня. Со стыда готова провалиться сквозь землю или сгореть – даже не знаю, что сейчас было бы лучше. – Что тебе нужно? – повторяю вопрос я, пытаясь выглядеть дерзко, но вместо этого слышу писк маленького котёнка. Парень вопросительно выгибает одну бровь, его губы скривились в насмешке. – Да что ты заладила? – он махнул рукой, чуть не задев мой нос. – Если тебе будет легче, то я пришёл, чтобы отвести тебя в пункт инициализации и записаться в очередь по удалению чипов. Всё, успокоил? Он вновь взмахнул рукой и выжидающе посмотрел на меня. Он говорил так быстро, что я ничего толком не поняла. Какой ещё пункт? Какие чипы? Видимо, мои вопросы читались на лице, поскольку парень вдруг развернулся ко мне спиной и оттянул свою майку. Он ткнул под правую лопатку и, повернув ко мне голову через плечо, сказал: – Это небольшой маячок. На нём есть твой код, он у каждого прибывшего. Такой шарик под кожей, – парень быстро оказался позади меня и надавил на чип. – Ай! Больно, перестань! Но он не перестал, только прижал к себе одной рукой, а другой продолжил нажимать ещё сильнее. Когда моя боль от этой штуки дошла до максимума, он резко ослабил хватку, и я выпорхнула из объятий. – Поняла? Их нужно обязательно удалить, иначе потом станет ещё хуже. Он в тебе и так дольше положенного сидит, скоро будет болеть без причины, – тон парня сменился с шуточного на серьёзный. – В нашей жизни любые помехи нужно устранять, а чипы мешают. Специально вживляют неглубоко, чтобы было удобно потом доставать. Представив себе эту картину, я поморщилась и осторожно пощупала шарик на спине. – Ты не переживай, рана быстро зарастёт. Если вдруг не помнишь, учёные изобрели специальный клей вместо ниток. Теперь нас не нужно штопать, только пару дней походить перебинтованными. Клинт тебя так залатает, что даже шрама не останется, – парень замолчал, но лишь чтобы перевести дух. И откуда у него в лёгких столько воздуха, чтобы говорить без передыха? – Кстати, прости за руку. Не удержал, осечка вышла, – он виновато покосился на бинт. – Но, как я уже говорил, ещё пара дней и ты как новая! Юноша замолчал, и в комнате повисла тишина. Впрочем, угроза просто так постоять друг перед другом быстро исчезла. – Может, тебе нужно чего? – предложил парень, посмотрев на полупустую бутылку. – Да, говори помедленнее! – я резко вскинула голову и грозно – как мне показалось – посмотрела на своего соседа. – Я ничего не успеваю разобрать! Парень помолчал немного, покусывая губы. Его взгляд был направлен в никуда, мимо битого кафеля, покрывавшего пол палаты. Затем он встрепенулся и, потерев рукой шею, вытянул для рукопожатия пятерню: – Меня зовут Томас, – я робко пожала ему руку лишь после того, как он многозначительно тряхнул ею в воздухе. – А ты уже вспомнила своё имя? Имя? Вот что, пожалуй, заботило меня меньше всего в последнее время. Я не задумывалась о том, кем является моя личность, с тех пор, как меня вытащили из подвала и повели по коридорам заброшенной больницы. А ведь правда, почему я ничего не помню? Меня охватили паника и смятение, я растеряна. Что мне делать? Я ничего не помню о себе, абсолютно ничего. – Ну-ну, перестань, – Томас положил мне руки на плечи, увидев, как я мелко дрожу. – Всем специально стирают память, я позже объясню, зачем. Ты скоро вспомнишь своё имя, не беспокойся. Чайник. Он довольно облизнул губы и отстранился от меня, наблюдая за тем, как я лихорадочно соображаю. Кого он Чайником обозвал? Меня что ли? Я нахмурила брови. – Почему Чайник? Кто это? Наверное, мой вопрос превзошёл все ожидания: на лице Томаса отразилось озарение, а затем он загоготал, схватившись за живот. Смахнув слезу, он ответил: – Для начала не «кто», а «что». В чайниках люди обычно воду греют, – он лукаво прищурился. – Но в нашем случае пока ты не вспомнишь имя, ты будешь Чайником. Вас таких вагон и малая тележка тут, сидят, ждут, пока мы всех шенков заблудших соберём и начнём рассказывать, как они тут оказались и прочую чухню пороть. Вообще, в этот раз аж двое пропало, такого давно не случалось. Но одного мы нашли, и вовремя. Я по-прежнему чувствую себя неловко. То перевожу взгляд на перебинтованную руку и смотрю на белоснежные витки, то разглядываю собственные ногти или просто отворачиваюсь. И как я могла принять его за взрослого сорокалетнего мужика?! Скорее всего, это произошло из-за шока: мне в то время всё казалось большим, сильным и угрожающим. Томас не закрыл дверь, и теперь туда вошёл ещё один парень примерно одного возраста с моим новым знакомым. У него смуглая кожа и вьющиеся чёрные волосы. Одет в белый халат, который на фоне со всем остальным кажется чересчур ярким и выглядит неуместно, даже немного глупо. – Ну что, вы готовы? Я вопросительно смотрю на Томаса и чувствую, как внутри всё сжимается в тугой клубок. К чему мы должны быть готовы? Но лицо Тома непроницаемо; он лишь молча кивает и указывает на вошедшего. – Это Джефф, он медак. Мне остаётся лишь переспросить. На это Томас растерянно хлопает себя по коленям и с мольбой в глазах смотрит на Джеффа. – Врач, медик, – приходит на помощь юноша в халате, обращаясь ко мне. Его тон настолько мягкий и бархатный, что кажется, будто он разговаривает с душевнобольной; я сжимаю руки в кулаки и чувствую, как под бинтами что-то стягивает кожу. – Это сленг такой, он свой у каждого города. Томас кивнул, подтверждая слова… Медака? Парень похлопал врача по плечу и с гордостью сказал, наведя меня на мысль, что они старые друзья: – Джефф пока единственный, кто не может выучить нормальные словечки, – Томас ловко увернулся от шуточного подзатыльника. Мои губы дрогнули в улыбке, и я вздохнула спокойнее. Джефф внушал доверие, да и теперь я не наедине с этим странным придурком, улыбка которого порой до ушей достать может. – Отлично, идём, – сказал Томас, положив мне руку на плечо и направляя к выходу. Я мягко отстранилась, надеясь, что не веду себя как неблагодарная идиотка, и вышла в коридор. В отличие от того коридора, по которому я брела днём ранее, ориентироваться в проходе больницы было очень просто. Чувствую, я ещё долго буду сравнивать привычные вещи с тем, которые я увидела вокруг себя, когда проснулась. Томас догнал меня только у входа в лифт, без всяких кнопок, ламп и рычагов. Дверцы плавно распахнулись и впустили нас в кабину. Я потянулась к кнопке с управлением, но парень перехватил мою руку. – Э не, у нас не так, – сказал он назидательным тоном, и для пущей уверенности потряс указательным пальцем в воздухе. Таких энергичных экстравертов я ещё не встречала. Во всяком случае, так мне говорит моё чутьё – полностью уверенной я быть не могу. – Хочешь вниз, жми кнопку «наверх», а нужно вверх – нажимай «вниз». Томас выбрал кнопку и лифт пришёл в движение. Он ехал быстро и мягко, кроме лёгких перекатов за стенами я не услышала ничего необычного или пугающего. Наконец я набралась смелости заговорить. – Почему так? Ответ пришёл незамедлительно. – Да есть у нас тут один русский, Стас Никитин. Физик гребанутый. Парень классный, но на своей теме немножко повёрнутый. Лифт сломался, вот он и вызвался чинить. И починил ведь: всё превосходно работает, кроме этих двух кнопок. – Русские? – это поразило меня больше всего. В моей памяти всплывали не самые радужные образы Америки и России по отношению друг к другу, когда война грянула. Страны объединились только когда поняли, что всё потеряно. – Ага, – Томас беззаботно выстукивал пальцами на планке какую-то мелодию. – У нас тут практически все национальности и расы есть. За последнее время Чикаго стал настоящим котлом, у других более жёсткий принцип отбора. Отлично, теперь я хоть знаю, где нахожусь. В голове всплывает смутный образ дома, который находился невдалеке от этого города. Уж не поэтому меня определили именно сюда? – А поч… – я не успела договорить, как Томас перебил меня. – Чайник, ты всё узнаешь потом. Сейчас нам всего лишь нужно вбить в базу данных твой уникальный номер и усадить тебя в специально кресло: для удаления чипа дают только местный наркоз. Всё пучком, смотри на мир проще! И мне уже надоела твоя постная рожа. Я чуть не задохнулась от возмущения. Ах ему надоело! Да кто ж его заставлял тягаться со мной, новенькой? Ушёл бы да занимался своими делами, тут людей много. – Знаешь что! – прошипела я. – Тебя никто не просил водить меня за собой! Скажи, куда мне идти – я прекрасно ориентируюсь в местности! Сказать по правде, это чистая ложь. Я не знаю человека, который хреновее меня определяет, где север, а где юг. Я быстро теряюсь в новых городах, с трудом распутываю карты людных переулков и чаще всего жду, что за меня это сделает кто-нибудь другой. А ещё я не вижу вокруг никаких знаков, которые могли бы что-то рассказать о месте. Но не вести же себя как напуганная идиотка перед этим выскочкой! – Чайник, не кипятись, – Томас поднял ладони и удивлённо посмотрел на меня. Что, не ожидал? В душе я возликовала. – Но врать ты не умеешь. Теперь пришла моя очередь дивиться догадливости своего нового знакомого. – Это почему же? – Не обижайся, но ты орала, как свинья на скотобойне, когда витражи разбились. Томас замолчал и, сложив руки за спиной, вначале молча смотрел на меня, а потом закрыл глаза. Неужели в том месте были витражи?! Не в силах возразить на эти резкие слова, я предпочла заткнуться и ждать, пока лифт остановиться. Через пару секунд под ногами я почувствовала сильный толчок и покачнулась, чтобы удержаться на ногах; Томас же стоял по-прежнему крепко, не глядя на меня. Такое чувство, как будто бы он решил поспать стоя. Но вот дверцы лифта раздвигаются в стороны и парень быстро оживает. – Идём, у нас мало времени, – бросает Том на ходу и первым выходит из кабины. – У нас? – едко переспрашиваю я и тут же жалею о том, что сказала. Уж у него-то наверняка дел важных много, не то, что у меня – я всего лишь новичок, который даже толком не знает, где он. Мы идём по просторному вестибюлю, одна из его стен увешана огромными зеркалами до пола. Но мы шагаем настолько быстро, что я толком не успеваю разглядеть себя. Выходим и оказываемся у парадного входа в заведение. Оглядываюсь и вижу покоцанную табличку с надписью: "Городская больница №126/b097X". Что за причудливый номер? Почему здание так назвали? Что это, порядки города? Впереди нас ждёт алея из худых щуплых деревьев. Сколько я не пытаюсь, не могу вспомнить, как они называются. Но когда мне на волосы падает один листик и я беру его в руки, то вижу, что подобная форма листовой пластинки мне не знакома. – Можно узнать, где пожар? – недовольно спрашиваю я, так как сейчас молчание моего спутника играет мне на нервы. Томас будто специально не хочет ничего говорить мне и ведёт себя крайне отстранённо. Томас заворачивает куда-то вглубь между двух особо толстых стволов и продолжает идти, порой придерживая для меня ветки. Только потом я замечаю тропинку, уходящую вглубь садика, за которым очень трепетно ухаживают: здесь нет ни мусора, ни лишних комьев земли, а кора деревьев безупречна – пока ни единой надписи, выцарапанной карманным ножиком. – Не ищи, такого здесь не найдёшь, – заметив моё замешательство, вдруг говорит Томас. – Садовники очень внимательно смотрят за своими питомцами, они любят их всем сердцем. Да и потом, не хотел бы я лишиться жетонов или испытать на себе гнев Зарта. Мне хочется задать вопрос о новой личности, но потом я раздумываю. О людях Том говорил неохотно, а вот о местах и правилах рассказывал даже с улыбкой. – Для чего нужны жетоны? – Они вместо денег. За работу каждая фракция получает свои жетоны, на которые может покупать всё, что ей необходимо. – А, понятно, – отвечаю я таким тоном, как будто бы всю жизнь только и занималась подобными вещами. Жетоны – единственная валюта, конечно... – Ни черта тебе не понятно, Чайник, – смеётся Том и поднимает у меня над головой ветвь, похожую на лиану. Такая тонкая и длинная, наверняка больно бьёт. – Не Чайник я! – вырывается у меня, но я понимаю, что спор будет бесполезен. – Все вы Чайники, пока имя не вспомните, – бормочет Том и замолкает. Я тихо вздыхаю и иду следом за провожатым. Вскоре рощица заканчивается, и меня окутывают солнечные лучи. Жара аномальная, настоящее пекло. Но Томас заверил меня, что сегодня ещё прохладный денёк. Бедняга, как он так ходит в своей форме? Мне вон до гола раздеться хочется, да и то, чувствую, не поможет. Мне открывается вид на небольшую двухэтажную постройку с плоской крышей. Она немного побита, как и всё в этом городе, что я видела раньше, стены в обычной штукатурке. Подойдя ближе я слышу, как здание гудит, словно огромный улей. Интересно, сколько человек оно в себя может разом поместить? Справа от белой пластмассовой двери со сломанной ручкой привинчена ещё одна табличка – "Пункт инициализации и удаления чипов №69/a704xLK9". На лбу проступает холодная испарина, когда дверь вдруг открывается перед моим носом и впускает запах хлорки и лекарств. Я вопросительно оглядываюсь на Томаса и, получив утвердительный кивок, делаю робкий шаг вперёд, переступая порог здания. Сердце бешено колотится в груди, я слышу его стук в собственных ушах. Меня окутывает липкий страх и чувство опасности. Повсюду люди, приглядевшись, замечаю, что все они подростки: кто-то чуть помладше меня, кто-то старше на пару лет. Все они галдят, спорят, шутят или просто ворчат. Большая часть сидит на кушетках у стен, которыми уставлен весь проход с тьмой дверей друг напротив друга. Рядом с ними стоят или сидят на полу те, кому не хватило места. Может, получиться сбежать отсюда? Здесь большая толпа и легко затеряться, и пусть я не знаю, куда выйду потом... – Шенк, куда прёшь! – прерывает мои мысли чей-то раздражённый оклик. Я удивлённо моргаю и только через несколько секунд понимаю, что врезалась в кого-то на "полной скорости". Отойдя на несколько шагов назад, я мямлю испуганное и смущённое "Извините", и только потом решаюсь взглянуть на человека. Передо мной стоит высокий блондин. Я едва достаю ему до плеч, поэтому сразу начинаю чувствовать себя жалкой на фоне с ним. Он одет в простой чёрный костюм, рукава рубашки со стоячим воротником небрежно закатаны по локти. У него квадратное лицо с полными губами, от которых я почему-то не могу оторваться. – Чайник, тебя что, пришибли чем-то? Говорить разучилась? – ещё более недовольным тоном спрашивает блондин, и наши взгляды пересекаются. Еле мотнув головой из стороны в сторону, я тут же начинаю искать себе новую "мишень", за которую можно зрительно ухватиться. Я чувствую, как краснею второй раз за день. Осознание того, что я рассматривала его, словно необычную вещь, приходит лишь со временем. Это некультурно. Но ведь чертовски красивую вещь... – Эй, Ньют! – восклицает где-то за моей спиной Томас, однако я ничего не слышу и не вижу кроме холодных голубых глаз.