СВОБОДА И ПРИНАДЛЕЖНОСТЬ

Четыре месяца спустя… 7.50. Джон сладко потягивается и откидывает одеяло, энергичным движением вскакивая с кровати. Пятиминутная зарядка разгоняет кровь по его телу, еще пять минут уходят на то, чтобы аккуратно застелить постель и одеться, и ровно в 8.00 он сбегает по лестнице, пройдя на кухню, заглядывает в гостиную. – Доброе утро. Шерлок не отвечает, вытянувшись на диване и уставившись в потолок, но Джон и не рассчитывает на ответ. Его хозяин хандрит, потому что у них вот уже почти неделю нет дела. Уотсон наполняет чайник водой и, поставив его кипятиться, удаляется в ванную, улыбаясь. Честно сказать, он теперь улыбается очень часто, неизменно пребывая в великолепном расположении духа, несмотря на регулярные перепады настроения Холмса. Нажав на смыв, Джон откручивает оба крана и тщательно мылит руки, глядя на свое отражение в зеркале. Что, Джон Хэмиш Уотсон, предполагал ли ты год назад, насколько чудесным образом изменится твоя жизнь?.. Взгляд падает на две зубные щетки в стакане, и улыбка Уотсона становится лучезарнее. Невероятное, просто фантастическое везение! Он выдавливает на щетку зубную пасту. Подавая заявление в ГРА, он даже близко представить себе не мог, чем в итоге обернется для него от безвыходности предпринятая авантюра, что ему посчастливится стать помощником детектива и участвовать в расследованиях преступлений. С удовлетворением вздохнув, Джон приступает к чистке зубов. В самом начале, обсуждая детали их новоявленного сотрудничества, они с Холмсом договорились, что «рабочий день» Джона будет начинаться в восемь утра и заканчиваться в зависимости от необходимости. Если же необходимость возникала посреди ночи, то хозяин без стука входил к Джону в комнату и бесцеремонно тряс его за плечо: «Такси придет через пять минут, Джон». И Уотсон втайне гордился тем, что еще ни разу не заставлял Шерлока ждать. Он вообще стремился по максимуму выполнять все, что требовалось от него Холмсу, испытывая к нему огромную благодарность. Ведь детектив вернул Джону то, без чего жизнь казалась тому бессмысленной и напрасной – чувство собственной нужности. Наклонившись над раковиной, Уотсон полощет рот, заново переживая приступ горячей признательности. Они по-прежнему никого не оповещали о том, что Джон – раб, но Уотсон совсем перестал волноваться по данному поводу. В конце концов, если Холмсу удобнее представлять его окружающим как коллегу, то с какой стати Джону сопротивляться, тем более что они старались по возможности избегать ситуаций, когда умалчивание социального статуса Уотсона могло повлечь за собой по-настоящему серьезные неприятности. Да и, стоит признаться, Джон рядом с Шерлоком вовсе не чувствовал себя рабом. Он, конечно, все так же расплачивался с помощью чипа в общественном транспорте и такси, в кафе и магазинах, но их отношения с Холмсом уж точно не определил бы как отношения хозяина и раба. Скорее как отношения работодателя и работника. Или даже партнерские отношения… Джон умывается холодной водой и, протерев лицо полотенцем, опускает руки, задумавшись. Да, Холмс выплачивает за него государству немалый налог и, формально, его содержит, но ведь, по сути, Джон зарабатывает те деньги, которые на него тратятся, полностью предоставив себя интересам хозяина. Более того, он теперь, можно сказать, помогает Шерлоку зарабатывать, с помощью блога привлекая к нему клиентов. Вновь улыбнувшись, Уотсон вешает полотенце на крюк и выходит из ванной. * * * – «Наука о дедукции»? 243 вида пепла? Серьезно? Это и есть твой рекламный сайт? – стоя за спиной Шерлока, Джон с веселым недоумением таращится на экран. – Да, – холод в голосе детектива граничит с обидой. – Что тебя не устраивает? – Ну, не знаю, – склоняет голову к плечу Уотсон. – Мне кажется, людям было бы намного интереснее узнать о расследованиях, о тех делах, которые ты раскрыл. * * * Проснувшись утром, он обнаружил на прикроватной тумбочке новенький ноутбук. «Не нравится мой сайт, создай свой!» – заявил ему тогда Шерлок, но Уотсон подумал и решил оживить давным-давно заброшенный блог, исправно рассказывая в нем теперь об их приключениях и восхищаясь детективным гением Холмса. Идея сработала – популярность блога росла, количество частных клиентов значительно увеличилось. Вернувшись на кухню, Джон достает из шкафчика банку с заваркой. Да, все же партнерство – наиболее удачное определение их с Шерлоком отношений, и надо отдать должное его хозяину, тот лишний раз не напоминает своему ассистенту о его рабстве. Ну, разве что иногда… * * * Полузадушенный хрип заставляет Джона, не мешкая ни секунды, ворваться в квартиру. – Шерлок! Детектив обнаруживается на полу в тесном контакте с подозреваемым – разыскиваемый в связи с убийством китайский цирковой акробат с силой затягивает шарф Холмса на его горле, так что Джону приходится действовать неотложно. Попавшая под руку ваза опускается на темечко акробату. Оттолкнув осыпанное осколками, обмякшее тело, Уотсон бросается на колени рядом с хозяином, поспешно освобождая от давления его дыхательные пути. – Джон! – отчаянно сипит Шерлок. – Сейчас, сейчас… – Уотсон разматывает на нем шарф, с беспокойством осматривая пострадавшую шею. – Джон, пусти! Джон, оставь! Джон, он сбежал! Следующие пять минут Шерлок беснуется, сиплым, прерывающимся голосом выговаривая Уотсону за оплошность. – Ты его упустил, я же велел тебе караулить у двери, пока я забираюсь в квартиру через окно! – Но он чуть не задушил тебя, и я подумал… – Здесь думаю я! Я! Я здесь хозяин, понятно?! А ты раб и не должен был вмешиваться без приказа!.. …В следующий раз это нож. Завернув за угол, немного отставший от хозяина Джон буквально натыкается на объект их преследования – верзила-грабитель одной ладонью зажимает Шерлоку рот, а в другой, которую обеими руками отпихивает от себя детектив, блестит лезвие. Оценив степень опасности ситуации, Уотсон останавливается напротив. – Мм! – Холмс выразительно округляет глаза. – Что? – изображает Уотсон святую невинность. – Мммм! – Это приказ? – МММ! * * * Заварив чай, Уотсон довольно ухмыляется воспоминаниям. Как же они хохотали тогда – до слез, до спазмов в животе, введя в состояние глубочайшего изумления связанного по рукам и ногам грабителя. Джон бросает теплый взгляд в сторону все еще возлежащего на диване консультирующего детектива, позволяя себе подумать о том, о чем в его положении думать все же не стоило бы. Пожалуй, в иные моменты и, естественно, если не принимать в расчет исходные обстоятельства, он мог бы назвать их отношения с Шерлоком дружескими… * * * – Чай, – Уотсон ставит на журнальный стол кружку. – Завтракать будешь? Шерлок демонстративно поворачивается к нему спиной. – Понятно, – нисколько не смутившись, Джон поднимает с пола скомканный плед – похоже, что детектив так и не ложился в кровать этой ночью – и накрывает им босые ступни. – Я сделаю тосты. Или, может, разогреть вчерашнее рагу? Шерлок? – Отвяжись, Джон. – Хорошо, значит, тосты. Он с легким вздохом пристраивает в тостер хлебные прямоугольники. В дни, когда гениальный мозг Холмса не был занят распутыванием преступлений, атмосфера в квартире на Бейкер-стрит неизбежно и стремительно накалялась, причем Джон со свойственной ему врачебной дотошностью выделял три стадии развития и нагнетания напряженности. На первой стадии Шерлок с головой окунался в эксперименты. Сидел над микроскопом, возился с горелкой, заполоняя своими банками, склянками, пробирками, ретортами и контейнерами весь кухонный стол и близ расположенные поверхности. И несмотря на то, что опыты детектива зачастую кончались тем, что Джону приходилось проветривать всю квартиру, сверху донизу вымывать кухню, выбрасывать все продукты из холодильника, несколько раз обращаться к электрику и сантехнику, а один раз объясняться с вызванными излишне бдительной соседкой пожарными, Уотсон считал эту стадию наиболее безобидной и бывал очень рад, когда период простоя в расследованиях ею и ограничивался. На второй стадии Холмс терял всякую заинтересованность в экспериментах, нервозно слонялся взад-вперед по квартире, не выпуская из рук телефон, постоянно проверял то свой сайт, то блог Уотсона, капризничал, ерничал и доставал Джона язвительными обличениями скудоумия мира вообще и одного бывшего военного доктора в частности. В этот период Джон набирался терпения, зная, насколько невыносимо для детектива мириться с вынужденным бездельем. На третьей стадии ситуация менялась диаметрально – Шерлок утрачивал какую-либо энергию, замолкал, впадая в апатию и мрачно замыкаясь в себе, проводил долгие часы на диване в гостиной, угрюмый, подавленный и несчастный, и в такие моменты Уотсон сочувствовал ему больше всего. Тостер щелкает, выталкивая аппетитно подрумяненные ломти, и Джон вынимает их, машинально заменяя другими, поглощенный размышлениями о хозяине. Шерлок чахнет, оставшись без дела, а все потому, что его жизнь полностью сосредоточена исключительно на работе. Уотсон неслышно фыркает, вновь вспоминая их первый вечер на Бейкер-стрит… * * * – Могу я спросить?.. – Джон подцепляет вилкой кусок омлета и чуть смущенно взглядывает на Шерлока. Они вернулись с расследования глубоко за полночь, всю дорогу домой проведя за увлекательным разговором – Шерлок расспрашивал Джона об армии и обстоятельствах полученного ранения, Джон Шерлока – о дедукции и подробностях раскрытых им преступлений, и в результате Уотсон сделал для себя обнадеживающее, хоть и немного неожиданное открытие – его хозяин вполне в состоянии быть легким, веселым и расположенным к общению собеседником. Оказавшись в квартире, оба почувствовали, что чудовищно проголодались, так что остатки омлета пришлись как нельзя кстати. Кроме того, Джон разогрел консервированную фасоль, сокрушаясь, что значительная часть купленной им накануне провизии сокрыта в недоступных в этот неурочный час недрах холодильника миссис Хадсон – но не будить же было домовладелицу посреди ночи… – Очевидно, можешь, – улыбаясь, подбадривает его Шерлок, хлебом подчищая с тарелки томатный соус, – если, конечно, ты не слишком занят пережевыванием еды. – Пусть я не Юлий Цезарь, но с этими двумя делами одновременно наверняка справлюсь, – тоже улыбнувшись, отшучивается в ответ Джон. – Что? – реагирует он на промелькнувшее в глазах детектива недоумение. – Только не говорите, что вы не знаете, кто такой Юлий Цезарь. – А я обязательно должен знать? – Нет, но… – Уотсон с недоверием морщит лоб. – Как такое возможно? Я имею в виду, он ведь знаменитый древнеримский император, знаковая фигура. Это же мировая история! – Мировая история это скопище мусора, в котором изредка обнаруживается что-нибудь действительно стоящее. Возможно, информация об этом человеке была мной обработана и удалена за ненадобностью. – Удалена? – Стерта с моего жесткого диска, – Холмс упирает указательный палец себе в висок. – Здесь хранятся только по-настоящему важные вещи, Джон, то, что может мне пригодиться в моей работе. – Пригодиться в работе, – медленно повторяет за хозяином Уотсон, чтобы хоть что-нибудь произнести, не в силах придумать, что можно ответить на столь своеобразное заявление, и вдруг хмыкает: – Кстати, он был убит. – Вот как? – проявляет чуть возросший интерес Холмс. – Убийцу нашли? – Убийц. Их искать не пришлось, – покончив с омлетом, Уотсон приглядывается к клубнике. – Они собственно ни от кого не скрывались. Заговор, – поясняет он, беря одну ягодку. – Скука, – выносит свой вердикт Шерлок и тоже тянется за клубникой. – Так о чем ты хотел спросить? – Я?.. Ну… – Джона опять охватывает смущение: с одной стороны, вторгаться в личную сферу неловко и неудобно, с другой – пресловутый четвертый пункт все же требует прояснения, и Уотсон решается продолжать, полагаясь на установившуюся между ним и хозяином на удивление спокойную, доброжелательную атмосферу: – Скажите, мистер Холмс… – Шерлок. – А? – сбивается с мысли Джон. – Шерлок, скажи… – подсказывает ему Холмс, глядя сосредоточенно и серьезно. – Ок, – Уотсон откашливается. – Шерлок, скажи… ты… эм… ты с кем-то встречаешься? В смысле девушка у тебя есть? – Нет, – ровным тоном ответствует детектив. – На самом деле девушки не моя сфера. – О, ладно, – опустив взгляд, Уотсон переваривает услышанное, покрываясь мурашками от замешательства. – То есть ты… это… значит… а парень есть? – он засовывает в рот еще одну ягоду, стараясь выглядеть беззаботно. – Нет, – Шерлок все так же не сводит с него внимательных глаз. – А ты хотел бы мне что-нибудь предложить? – Предло… что? – Джон буквально давится – проклятая клубника! – Нет. Черт. Я не… Я ничего не хотел бы… предложить, нет, ты меня неправильно понял, я вообще не… Послушай, я знаю, что договор… Только я же не… – Хорошо. – Хорошо? – окончательно обескураживается Уотсон. – Джон, все, что имеет для меня значение, это работа. Я, как говорится, женат на ней и не собираюсь осложнять свою жизнь какими-либо внебрачными отношениями. Так что, думаю, нас с тобой обоих устроит… – в серых глазах Шерлока проскальзывает лукавство, – если ты будешь просто помогать мне в моей работе. – О, боже, да, – с облегчением вздыхает Джон. – Спасибо. * * * Он достает из холодильника молоко, масло и сыр, с сомнением покосившись на нижнюю полку, которую Холмс, не без борьбы уступив его настояниям, отвел отдельно под нужды экспериментов, затем ставит на стол джем и мед. Да, Шерлоку никто не нужен и ничего не нужно, кроме работы, его бытие полностью подчинено разуму, и он легко обходится без того, что наполняет жизнь обычного человека. У него нет друзей… за исключением черепа, мысленно хмыкает Джон, вспомнив, как детектив «познакомил» его со своим немым слушателем, …он ни с кем не занимается сексом, не говоря уж о более серьезном уровне отношений. Да и кто бы смог с ним ужиться, учитывая его характер и специфический образ жизни?.. Уотсон вздыхает, покачивая головой. Кстати, надо ему сказать, что те глазные яблоки, что он принес из морга на прошлой неделе, совершенно заплесневели и воняют. Холмс видит людей насквозь, что-либо скрыть от него невозможно, он часто груб, беспощадно язвителен и не сдержан, и нетерпим к чужому интеллектуальному несовершенству, не затрудняет себя бессмысленным, с его точки зрения, политесом, бывает, молчит целыми днями, а ночами играет на скрипке, может надолго исчезнуть без предупреждения, не отвечать на звонки, а потом прислать сообщение с требованием немедленно прибыть на другой конец города. И неважно, что в этот самый момент Джон, расслабившись в одиночестве, лежит в ванне… Налив себе чай, Джон усаживается за стол и подпирает подбородок ладонью, в который раз за утро не удерживаясь от улыбки. Что ж, по крайней мере, скучать ему не приходится. И где бы он был сейчас, если бы Холмс не забрал бы его к себе?.. Томился бы в шикарной квартире мисс Сойер и ублажал бы по ночам нуждающуюся в мужской ласке хозяйку. Правда, стоит признать, весьма привлекательную хозяйку… Джон добавляет в чай молоко и в задумчивости отпивает из кружки, вдруг обнаружив один-единственный минус в своем теперешнем положении. Нет, его абсолютно устраивает, что все сложилось так, как сложилось. Он счастлив тем, что охотится вместе с Шерлоком за преступниками, и ему в отличие от Холмса не в тягость периоды затишья в детективной работе – он высыпается, наводит порядок в квартире, обновляет свой блог и штудирует судебную медицину. Вот только сексом он, как и его хозяин, не занимается. А ведь он, опять же в отличие от детектива, вовсе не склонен отказывать себе в чувственных удовольствиях. Джон ерзает на стуле, самому себе удивляясь. И как он умудрился так долго игнорировать свои естественные инстинкты, довольствуясь полубессознательной мастурбацией перед сном или скоропалительным сбросом напряжения в душе?.. А между тем проблема-то решается элементарно, спасибо Государственному рабовладельческому агентству. …В стремлении упорядочить все сферы рабовладельческих отношений закон не просто предоставлял хозяину право на сексуальную связь с рабом, одновременно запрещая интимные контакты свободных с чужими рабами, он также заботился и о потребностях тех рабов, чьи хозяева не были заинтересованы в сексе с ними. По пятницам и субботам в развлекательном клубе ГРА устраивались дни свиданий, и каждый раб, получив соответствующее разрешение от хозяина, мог раз в неделю посвятить вечер радостям плоти – выпить, потанцевать и, если повезет, уединиться с кем-нибудь в специально отведенных для интимных рандеву комнатах. В четвертом пункте рабовладельческого договора на этот счет имелся особый подпункт. Уотсон проводит языком по губам, приятно взбудораженный открывшимися перспективами. Нет, все-таки удивительно, почему он не вспомнил об этой возможности раньше, наверняка, детектив виноват – с кем поведешься и все такое. Джон усмехается, прикидывая непосредственные планы на будущее. Сегодня четверг, завтра пятница, если у них так и не появится дела, он сможет отпроситься у Шерлока и пойти в клуб… Телефонный звонок прерывает вдохновляющее течение его мыслей. – Дай мне телефон, – голос Шерлока звучит нетерпеливо и глухо. – А где он? – откликается Уотсон, поднимаясь из-за стола. Холмс молчит, но поиски не затягиваются, Джон берет с журнального столика вибрирующий аппарат – вот ведь, Шерлок вполне мог и сам дотянуться, и, глянув на экран, переводит взгляд на темноволосый затылок: – Это Молли. Не меняя позы, Шерлок выворачивает назад руку, и Уотсон отдает ему телефон, мимолетно коснувшись холодных пальцев. Замерз. Надо будет разжечь камин. С утра в их квартире всегда прохладно. Он возвращается к недопитому чаю, а спустя минуту на кухне нарисовывается детектив – шевелюра взлохмачена, пояс халата повис на одной шлейке и путается в ногах. Шерлок со стуком ставит на стол свою кружку и с угрюмым видом садится напротив Джона. Тот прячет улыбку, поймав себя на неуместном желании пригладить хозяину взъерошенные вихры, и ненавязчивым жестом придвигает к нему тосты и мед. – Что-нибудь интересное? – Глазные яблоки. – Ты же уже сгноил одни в холодильнике. – Поэтому мне и нужны новые. – Значит, старые я могу выбросить. Замечательно, – Джон с удовольствием наблюдает, как Холмс отламывает кусок тоста и, мазнув по нему медом, отправляет в рот. – Поедешь в морг? – А какие еще варианты? – Шерлок раздраженно пожимает плечом. – Что вообще происходит с этим чертовым городом?! Все преступники вымерли, как динозавры? – Как много ты знаешь о динозаврах? – любопытствует Джон, откручивая крышку на банке с джемом. – Примерно столько же, сколько о Юлии Цезаре. Уголки губ Холмса приподнимаются в полуулыбке, и Уотсон решает, что сейчас благоприятный момент, чтобы поговорить и о собственных развлечениях. – Шерлок, ты же не против, если я завтра схожу в агентство на день свиданий, – он занят намазыванием джема на тост, а потому не сразу замечает неладное. – Конечно, если только… – он поднимает голову и обнаруживает, что детектив больше не улыбается, на его лице застыло странное, отсутствующее выражение, глаза потемнели, а взгляд хоть и направлен на Уотсона, но словно ушел в себя. – Шерлок? – Джон ощущает болезненный укол тревоги. – Шерлок, с тобой все в порядке? – Зачем? – резко произносит Холмс ледяным, чуть ли не угрожающим тоном, его взгляд меняется, сосредотачиваясь на Джоне. – Зачем тебе понадобился день свиданий? – В смысле? – огорошенный нападением, Уотсон недоуменно моргает, морщится от разрастающегося тревожного ощущения. – Подожди, я же не договорил. Я имею в виду, только если у нас не будет никакого дела, конечно же. Только если я не буду тебе завтра нужен. – Не будешь мне нужен? – с расстановкой переспрашивает его детектив, и Джон никак не может понять, почему сказанное прозвучало как тяжкое обвинение, его сердцебиение ускоряется, вдоль позвоночника пробегают всполохи жара – черт, вот только приступа паники ему не хватало, да что же такое случилось с Холмсом?! – Я просто подумал, – растерянно начинает бормотать он, – что раз у нас пока нет никакого расследования, то я мог бы… – Зачем? – все тем же вопросом перебивает его хозяин. – Что здесь для тебя такого важного, Джон? Уотсон испытывает настойчивое желание потрясти головой – быть может, тогда приводящий его в смятение морок рассеется, и ему вдруг приходит на ум единственное разумное объяснение происходящего. – Шерлок… ты шутишь?.. Ответа не следует, но напряженную тишину разбивает вновь оживший телефон Холмса. – Слушаю вас, инспектор, – Шерлок отводит от Джона взгляд, и Уотсон чувствует себя так, будто его сняли с прицела. – Понял, уже выезжаем, - как ни в чем не бывало детектив торжествующе вскакивает из-за стола. – Джон, собирайся, у нас новое дело! – Отлично… – бубнит в кружку Уотсон, запивая чаем заволокшую его нутро муть. Спустя десять минут он захлопывает за собой дверь квартиры, спеша вслед за Холмсом забраться в такси, радуясь, что действительность обрела прежние очертания, и решив не зацикливаться на слегка угнетающем его чувстве – кажется, он все-таки что-то упустил.