Люди войны

Наивной души человек — выспаться я захотел, как же… Хрен без масла не хочешь, Поттер? Начнем с того, что стоило мне лечь в кровать и блаженно укутаться в одеяла, как снова пришли они. Мысли. Даже не знаю, по какой традиции, но долго находиться вне моей головы они явно не собирались. И самое неприятное в этом было то, что терзали меня воспоминания, да еще и те, что я столько времени упорно блокировал окклюменцией. Но в тот миг не действовали никакие блоки, даже самые сильные. То, что сообщил мне Невилл, буквально вынуло на поверхность все то, от чего я такими титаническими усилиями бегал уже третий год. Как с палаткой в лес убежал, так и от воспоминаний начал бегать. А их было много — воспоминаний. Чуть ли не вся жизнь. Ну ладно, приврал, всего два года воспоминаний. Но это тоже много, особенно если в это время уместилась действительно вся жизнь. Вся нормальная жизнь, если это можно так назвать. Я не знаю, как и почему вдруг все это началось. Пятый курс стал для всех нас началом серьезной войны. Это уже была не игра и не ряд испытаний в течение года. Это была жизнь, со всей ее пакостной жестокостью, со всей ее грязью и ужасом. Я с трудом отходил от смерти Седрика, человека, в которого был даже немного влюблен, и не мог найти себе места, скитаясь по замку по ночам и чуть не воя от невозможного чувства одиночества… Он поймал меня однажды в коридоре. Все такой же бесстрастный, непроницаемый и презрительный, а оттого до зубного скрежета противный мне. Кутаясь в свою черную мантию, как ворон, Снейп отчитывал меня так холодно и так неприятно, что где-то внутри меня, в самой сердцевине души, заныло еще сильнее. Как же царапал мои воспаленные страданиями нервы этот холод! Я натыкался на него везде, и никому не мог высказать, как больно потерять товарища по своей вине, товарища, который мог стать чем-то большим, намного большим. Никому это было не нужно; я усвоил еще с детства, что чужие страдания никому к чертовой бабушке не сдались. Какое людям дело до чужих переживаний, когда внутри свое есть, родное, выстраданное? И некого винить, просто так устроен мир. Я слушал профессора зелий, но не слышал, что он говорит, лишь ощущал его ледяное презрение. И до того меня это почему-то задело, что все невыплаканные слезы, вся боль, что накопилась за месяц, вдруг выплеснулась наружу. Мне даже не нужен думосброс, чтобы вспомнить этот момент так ясно, будто это произошло вчера… — Я устал вечно натыкаться на вас по ночам, Поттер. Вы должны понимать, что детская сказка кончилась, обратной дороги нет и… Мистер Поттер? — взгляд его жгучих черных глаз блеснул в полутьме, останавливаясь на струйке крови, что текла у меня по подбородку. Боясь всхлипнуть и сорваться в истерику, я до крови прикусил губу. Мне стало ужасно стыдно, что он заметил, но сбежать не было никакой возможности — мы стояли в тупике и я был прижат к стене. Если бы я попытался сбежать, фактически мне пришлось бы оттолкнуть с дороги Снейпа, а на такое я, при всей своей наглости, никогда не решился бы. — Мистер Поттер? — повторил Снейп, непревзойденно, как только он умел, нахмурившись. — Что произошло? Я сжался под его взглядом, понимая, что стоит мне открыть рот, как из меня потоком польется все, что я так долго держал в себе: начиная с истерических рыданий и кончая рассекречиванием всех своих переживаний. — Поттер, — на удивление, голос декана слизеринцев дрогнул и стал мягче. Мужчина сделал шаг вперед и положил мне ладонь на плечо. Теплую ладонь, я это почувствовал даже через ткань футболки. С губ сорвался нервный смешок: я, наивный, думал, что сам Снейп такой же ледяной, как его сердце. Больше Снейп не двигался, зато двинулся я. Всего один шаг и вот я уже стоял, уткнувшись лбом в плечо профессора и отчаянно рыдал. Дожили, как говорится… Он не пытался ничего сделать или сказать, лишь молча слушал, ожидая когда мои рыдания вперемешку с откровениями иссякнут. Представляю, каково ему было в тот момент! Мы к этому никогда не возвращались, лишь однажды, много позже, он признался мне, что ненавидит мои слезы. — Простите… — прошептал я, медленно выпрямившись и оторвав свой лоб от плеча Снейпа. Я уже ждал, как на меня накинутся с выговором и снимут баллы. Я даже мысленно слышал спокойный голос профессора. Но, вопреки всем ожиданиям, мужчина неопределенно хмыкнул, а затем, вместо выговора, пригласил меня к себе выпить успокаивающего чаю. До сих пор, вспоминая, удивляюсь, как так вообще вышло. И зачем он меня на чай пригласил? Я ведь так и не спросил… Вздохнув, я перевернулся на бок и обнял подушку. Невольно представил, что это Снейп. И даже уже услышал его недовольный голос. Следом тут же нахлынули воспоминания — от этого никуда не деться, слишком долго я их прятал… — Поттер, слезь с меня, неужели я похож на плюшевого медведя? — скорее недовольно, чем зло спросил мужчина, разворачиваясь ко мне лицом, но руку мою не сбрасывая. Я так никогда и не мог понять: то ли он серьезно, то ли он просто не может быть иным, даже когда лежит со мной в одной постели. Собранный, спокойный и сосредоточенный. Всегда. — Ты похож на человека, с которым я сплю, — сонно произнес я, вдыхая поглубже горький запах какой-то неизвестной мне травы. — Ты опять до ночи варил зелья, я успел уснуть без тебя. — Тебе не обязательно было меня ждать, — Снейп скривил губы и я привычно поцеловал в самый их уголок, разглаживая поцелуем неприметную складочку. Он поддается невольно и приоткрывает губы, позволяя мне делать все, что хочу. Хотя, когда он что-то делал невольно? Верно, никогда. Заставь его, попробуй. Даже у Волдеморта не выйдет. — Обязательно, — прошептал я в ответ через несколько минут, выдыхая прямо ему в губы. Он давно привык, что я могу продолжить прерванный разговор через долгое время или ответить на заданный вопрос спустя несколько часов. — Я хочу, чтобы мой любимый человек был рядом, когда я засыпаю. — Что ты сказал? — он вздрогнул. Натурально так, всем телом. Невольно, я знаю это. У Волдеморта не выйдет, да. Зато у меня выходит. — Хочу, говорю, чтобы ты со мной в кроватке рядом был, — повторил я несколько иначе, закрывая глаза, чтобы Снейп не увидел лукавый огонек в них. Мужчина долго и тяжело дышал, но молчал, пытаясь осознать сказанное мною, а мне ужасно хотелось смеяться от произведенного эффекта. — Ты так не шути. Я ведь и поверить могу, — прозвучало это, как угроза, даже в голос он добавил этих непревзойденных ноток. Но только вот я вас немножко давно не боюсь, профессор Снейп. — Я и не шучу, — проговорил я, распахивая глаза и глядя в темные глаза мужчины перед собой как можно серьезней. — Люблю я тебя, люблю, какие тут шутки? Он замолчал. Надолго. И все смотрел на меня внимательно, будто в душу заглядывал. Но я чувствовал, что никакой легилименцией он и не пытался пользоваться. Пока он молчал, мне вдруг стало интересно, а говорили ли ему, что любят? Вот так — открыто, просто? Я даже начал возиться, испортив момент, но Снейп вроде и не заметил, продолжая на меня смотреть. — Повтори, — вдруг проговорил он, разорвав тишину. — Я запомню и буду хранить эти воспоминания так далеко, чтобы никто, кроме меня не добрался до них. И буду вспоминать об этом, когда станет совсем плохо на «сходках» Волдеморта. Я понимал, что он имеет в виду пытки. И слова его, запечатленные в этой просьбе, звучали как признание в ответ. И просьба его казалась мне в тот миг важнее всего на свете — гораздо важнее, чем все, что я мог сказать. — Я люблю тебя, — тихо повторил я, не двигаясь. Это только в книгах бывают пылкие объятия и поцелуи после таких признаний, сделанных прямо и не между делом. А в жизни… В жизни сердце обухом бьется от страха, потому что слова говорятся важные, их на ветер пускать страшно и от себя далеко отпускать не хочется. — Помни, что я люблю тебя… — До сих пор люблю, — как-то помимо воли прошептал я подушке и тут же заткнулся, прикусив губу, словно меня кто-то мог подслушать. Все же, паранойя — такая паранойя. А как же все-таки больно это — вспоминать. Вроде приятные вещи вспоминаешь, светлые, пропитанные любовью, а внутри все ноет и стонет, желая вырваться наружу. Несколько раз я задыхался, не в силах справиться с собой, садился на кровати, затем снова ложился, чтобы через несколько мгновений вновь подняться. Я не находил себе места и с тоской думал о покинувшей меня теперь уже надолго апатии. Так было хотя бы проще — спрятался в панцире и сиди себе… Мне хотелось встать, одеться и пойти в Мунго. Пару раз я даже порывался, но потом вновь залезал в постель, прекрасно понимая, что у меня нет сейчас никаких шансов туда попасть. Возможно, сразу после ухода Невилла я бы с горем пополам смог прорваться в клинику, но точно не в час ночи. Однако прожить еще восемь часов казалось чем-то нереальным — чем дальше, тем сильнее я хотел поскорее увидеть Снейпа. В конце концов, чем скорее казнь, тем меньше переживаний. А увидеть его — человека, которого я любил, человека, которого я уже похоронил и оплакал — сошедшим с ума было той еще казнью. Уж лучше бы дементора натравили, чем так. — Да что ж такое! — я вскочил на ноги и заметался по комнате, которая упорно давила на меня, не давая дышать свободно. Высунувшись в открытое окно, я на пару минут застыл, дыша воздухом, но затем вновь отпрянул и принялся ходить взад-вперед, скидывая от нервной злости все вещи, которые попадались мне под руку. «Хватит бегать по потолку, Поттер, лучше бы делом занялись!» — словно наяву услышал я до боли родной недовольный голос, который звучал так, будто Снейп стоял за моей спиной. Я резко остановился и обернулся, но никого, естественно, не увидел. Разумеется, это всего лишь слуховая галлюцинация. Такие меня в первые месяцы часто преследовали, как я ни старался держать себя в руках, но потом пропали и не появлялись уже очень и очень давно. — Делом? — я поднял голову, словно хотел поговорить с потолком, но тут же опустил от неприятного чувства. Обычно я поднимал голову потому, что считал, что Снейп мертв. Я обращался к мертвому, поэтому и смотрел вверх. Но сейчас-то все изменилось. Волна неконтролируемой радости снова заполнила мою грудь, но тут же сменилась свинцовой тяжестью боли. — Каким делом, Северус? Каким? Что мне делать? — я сжал руки в кулаки, ощущая себя раздавленным. Я действительно не знал, что можно сделать; на деле, я даже не представлял, что произошло с моим бывшим учителем зельеварения. Книга. Я застыл на месте с занесенной в воздух для шага ногой и уставился в пространство. В мою голову настойчиво пробивалась фраза: «Поттер, ты идиот», которую с непередаваемой интонацией любил повторять Снейп. Сейчас я был с этой фразой абсолютно и безоговорочно согласен. Немедленно выйдя из комнаты, я спустился по вечно скрипящей лестнице под шепот полусонных портретов, и мне вдруг отчаянно захотелось переехать в какую-нибудь маленькую, маггловскую квартиру, чтобы не идти по дому полчаса, если хочешь перейти из спальни в гостиную. Гостиная пустовала. Через тяжелые, не очень аккуратно занавешенные портьеры пробивались дорожки лунного света. В неясном свете с трудом было видно очертания предметов, и каждый казался мне каким-то чудовищем, которое только и поджидало, когда же я спущусь. На всякий случай вытащив палочку, я медленно огляделся, готовый сражаться хоть сию же минуту. Это было странно, наверное. Но я так привык каждую секунду ожидать удара, особенно ночью, что даже силуэты мебели казались мне страшными врагами. Простояв так не меньше минуты, я вздохнул и опустил руки в беспомощном жесте. Мне хотелось крикнуть, хотелось привлечь внимание. Мне хотелось боя. Но единственный бой, который ожидал меня в этой пропахшей пылью гостиной — это бой с самим собой. И с книгой. — Так, ладно, — я произнес это вслух, чтобы встряхнуться и сбросить наваждение. И, как ни странно, но это помогло. Все-таки люди без людей долго не могут, вот и мне тоже нужен пинок, чтобы как-то прийти в себя. Поправив сбившуюся футболку, я медленно зажег свет и присел на изрядно продавленный диван, одновременно притягивая к себе на колени книгу. Ничего не изменилось в ней — книга как книга. Почему-то мне казалось, что за то время, пока она тут лежала, что-то с ней должно было произойти. Нелепо, конечно, но я почти в этом был уверен. «Введение», — прочитал я самое первое слово, написанное от руки, и на секундочку подумал, что, может быть стоит это пропустить, но какое-то чувство неправильности подтолкнуло меня читать дальше. «Когда я был молодым и наивным, лет эдак тридцать назад, я все время пытался соединить науку с магией. Как только я ни старался, как ни выкручивался ужом, но у меня все не получалось совместить то, что строится на одних законах с тем, что строится совсем на других. В конечном итоге мне пришлось забросить это дело, потому что это самое неблагодарное — работать, когда ничего не получается. Но вот настал день, когда мне просто понадобилось совместить магию с наукой. И я смог. Читатель, до которого дойдет этот дневник, скажи мне, думал ли ты когда-нибудь, что смешать обычную психологию с нашим миром — это вполне возможно? Думал ли ты о том, сколько жизней было потерянно лишь потому, что мы не могли справиться с последствиями магии? Сойти с ума — это не простудиться. Это не кишечная инфекция, и не грипп, от этого банальными зельями не вылечиться. И в школе нас не учат, как избавиться от сумасшествия. Оно просто есть и все, это надо принять, как данность. И ничего с этим нельзя сделать. Никакая легилименция не поможет, если человек сошел с ума. От шизофрении нет спасения, и самое страшное — от нее никто не застрахован. Так уж устроен человеческий мозг, что все мы, от мала до велика, зависим только от него. И стоит только произойти какому-то сбою в мозгу, как мы сразу же теряем связь с миром, превращаясь в тех, кем мы никогда не были. Кем мы не должны быть. Сейчас весь магический мир шепчется о трагедии семьи Лонгботтом. Но вряд ли хоть кто-то из тех, кто шепчется по углам, сможет отыскать способ, чтобы вернуть молодым людям память. Еще бы — заклятие непростительное, неизученное, как оно влияет на мозг и вовсе непонятно. А ведь никто и не попытается изучить получше. Никто, кроме меня. Я справлюсь. Мы справимся». Я откинул книгу, нахмурившись. Мне не нравилось то, что я прочитал. Мне чертовски не нравилось то, что я только что прочитал. Это было… странно. И непривычно. Но больше всего я не ожидал увидеть приведенную в качестве примера семью моего друга. Ведь выходит, сама книга была написана, чтобы помочь Фрэнку и Алисе. Но прошло уже так много лет, а родители Невилла все еще за стенами больницы, и нет никакого прогресса. Сердце сжало холодными когтями страха — я вдруг подумал о том, что и Снейпу никто помочь не сможет. И что я год за годом буду приходить в его палату, смотря в его лицо, в родное любимое лицо, которое изменилось до неузнаваемости, которое принадлежит теперь совсем другому человеку. Человеку, которого я совсем не знаю, и которого, как бы страшно это ни звучало, не хочу узнавать. — Не отдам, — я упрямо поджал губы, смотря в темный проем открытой двери — я редко запирал двери. — Не отдам тебя, Снейп. Смерть не смогла забрать, безумию — не отдам. Я справлюсь. Мы справимся.