Люди войны

Проснулся я от жуткого похмелья, и, не совсем понимая, где я и кто я вообще такой, попытался сориентироваться в пространстве. Поняв, что я полулежу на диване, но при этом почти не ощущаю правой части своего тела, я приподнялся на левом локте и открыл один глаз. Лучше бы не открывал. Голову пронзило острой болью — все-таки не умею я пить, как ни крути... Проведя по лицу правой рукой, я уже окончательно продрал свои ясные очи и нащупал рядом с собой свои вторые «глаза» — они, как обычно, забились в диван между спинкой и сиденьем. Как только зрение вернулось ко мне, я увидел, что на моей правой ноге, которая полностью лежала на диване в отличие от левой, плашмя лежит Рон, раскинув руки в разные стороны и свесив одну так, что едва ли не локтем касался пола. Я хмыкнул, переместил друга с затекшей ноги на свободную часть дивана и с трудом сел, потирая шею, которую ломило после неудобного сна. Еще один плюс к головной боли. Гермиона спала в кресле в обнимку с моей книгой по магической психологии. Волосы девушки окончательно растрепались, ленточка валялась под журнальным столиком, придавленная пустой бутылкой из-под виски. Я вздохнул, и поднявшись, поплелся искать на кухне зелья. Я слишком хорошо знал Гермиону — у нее все и всегда есть на «всякий случай». Значит, и антипохмельное найдется - более чем уверен. В конечном счете, я действительно его нашел — зелья были для отвлечения внимания заставлены баночками с надписями вроде «соль», «мука», «сахар». Приведя себя, точнее, свой мозг в порядок, я прошел обратно в комнату и принялся неспешно убираться, стараясь при этом не разбудить друзей, которые так мирно спали. Собрав бутылки и расставив мебель, которую, как я смутно помнил, мы передвинули, когда в шутку сражались друг с другом, на законные места, я присел в свободное кресло и приготовился к длительному ожиданию. Мне было чем заняться, несмотря на то, что ждать чего-то мне никогда не нравилось. Но сейчас мне действительно было о чем подумать — хотя бы попытаться вспомнить, что мы творили вчера. Однако крепко подумать мне не удалось: Рон вдруг резко сел, сдернув с себя плед, которым я его укрыл. Тут же подорвавшись на ноги, он вскинул волшебную палочку, а затем повернулся и увидел меня, ошарашено застывшего в кресле. — О, Гарри… — смущенно проговорил друг, запихивая волшебную палочку нервным движением в карман и откидывая с лица пряди волос, которые упали на лицо от резких движений. — Доброе утро. — Ага, — я кивнул, проглотив вопрос о том, что произошло, и почему Рон так вскинулся. — Доброе утро. Все в порядке? — Да, все прекрасно. Извини, если напугал, — Уизли фирменным жестом почесал макушку, а затем присел на диван, взглядом окидывая спящую Гермиону. — Привычка. Почувствовал, что в доме кто-то посторонний. Обычно мы вдвоем… Ну, ты понимаешь. Ты не посторонний, просто я привык, что мы с ней всегда вдвоем. К нам ведь никто не приходит, — Рон запустил руку в волосы, а затем посмотрел на меня, и я вздрогнул, ощущая себя не очень уютно под пронзающим взглядом голубых глаз друга. Я на секунду будто заглянул в глаза Дамблдора — такие же уставшие и спокойные. Не сказать, что мне это очень понравилось, скорее, напугало. Но через мгновение это ощущение прошло, оставив лишь саднящее где-то в груди послевкусие. — Я все понимаю, не переживай, — я через силу улыбнулся, но, судя по выражению лица Рона, получилось что-то вроде улыбки Волдеморта, которого в разгар важной патетической беседы скрутил приступ гастрита. От дальнейших вялых выяснений отношений нас оторвал тихий стон Гермионы. — Доброе утро, — пробормотала девушка, потягиваясь и чуть не роняя книгу, но вовремя по инерции ее подхватывая. Вот что значит сноровка, выработанная годами! — Вы давно проснулись? И да, не спрашивайте, что мы вчера делали, все равно не скажу, — Грейнджер предвосхитила мой вопрос, который я намеревался задать позже, и с трудом поднялась с кресла. — Мерлин, я все отсидела себе. Напомните мне не спать больше сидя, — проговорила Гермиона, разминая затекшую шею, а затем пару раз нагнулась, доставая руками до пола. Когда она выпрямилась, готовая к новому дню, она выглядела растрепанной, но глаза ее блестели как-то иначе, в них чувствовалась жизнь. Наша девочка загорелась, а значит, скоро она сможет расшевелить и нас. Как оказалось, о том, что в Гермионе проснулась искорка деятельности, мы еще пожалели. Она успела потаскать нас по всем библиотекам города, как маггловским, так и магическим, выбрала книги, которые только могли нам пригодиться, сделала списки и потащила нас теперь уже по магазинам, чтобы скупить эти книги в свою собственность. Как она выразилась: «Они могут понадобиться нам в любой момент, так что придется потратиться. Открывайте кошельки, мальчики». И мы обреченно раскошелились на довольно приличную сумму — иного выхода у нас просто не было. Вернулся домой я ближе к ночи, уставший и голодный как волк. Кричер уже, судя по всему, спал, так как в доме не слышно было не звука, поэтому я сделал себе парочку бутербродов с черствым хлебом и уселся в гостиной. Камин радостно трещал, согревая одним только звуком — на улице хоть и стоял теплый день, но к вечеру стало довольно прохладно, да так, что даже я, человек привыкший спать в продуваемом чулане, несколько замерз. Чулан… Если бы тот мальчик, которым я когда-то был, узнал, каким будет его будущее, согласился ли бы он променять свою ничем не примечательную жизнь на это будущее? — Какое, наверное, счастье быть нормальным, — пробормотал я, обращаясь к камину, но меня тут же как током дернуло воспоминание... — Мы, слава Богу, совершенно нормальные люди, — проговорила тетя Петунья, заворачивая Дадли сандвичи в коричневый жесткий пакет — точно такой же, как и у всех в той школе, где мы учились. Сунув мне в руки другой пакет, потоньше, в котором лежал лишь хлеб с листиком салата, Петунья вытерла руки о фартук и подтолкнула меня прочь из кухни. В коридоре уже о чем-то громко басил мистер Дурсль, который возил нас в школу каждый божий день. — Пошевеливайся, парень, — подтолкнул меня дядя Вернон, и я едва не налетел на Дадли, который пытался напялить на ноги уличные ботинки и не упасть при этом. С криками в мою сторону и увещеваниями в сторону Дадли, мы наконец смогли надеть на кузена совершенно стандартные туфли, которые в противовес моим поношенным старым выглядели совершенно приемлемо и нормально. На улице стояла прекрасная погода, а до школы была еще масса времени, поэтому я заикнулся о том, что неплохо было бы пройтись - куда лучше, чем ехать на машине. — Ты сдурел? — грубо одернул меня Дадли, толкнув плечом, когда проходил мимо. — Пешком по утрам ходят только ненормальные. — Тебе было бы полезно немного побыть ненормальным, хотя бы по утрам, — не остался в долгу я, хотя и знал, что дело заранее проиграно. Остановившись, я принялся ждать, когда кузен впихнет свою неуклюжую тушку в машину. Наблюдая, как Дадли пытается залезть на заднее сиденье, не выпуская из рук портфель и обед, я невольно даже развеселился, но мое веселье быстро оборвал подошедший дядя. — Ты что там застрял, Поттер? Сейчас же в машину! — рявкнул Дурсль, подтолкнув меня к открытой двери. — Все тебе не как у людей надо, неблагодарный. Я покорно забрался в машину, по тогдашним меркам довольно хорошей модели, но не самой лучшей, и обернулся посмотреть на дом. На крыльце стояла тетя, одетая в бесформенное домашнее платье и с фартуком, повязанным на поясе. Взгляд невольно перешел на дом рядом, и я привычно заметил соседку в похожем платье, которая стояла на крыльце и провожала мужа с сыном. Все настолько нормально, что было даже тошно. Я отвернулся от окна и больше не смотрел по сторонам, боясь наткнуться на очередное проявление нормальности... — Счастье… — задумчиво пробормотал я, сбрасывая, наконец, с себя пелену воспоминания и вновь обретая возможность видеть то, что царило вокруг меня. В момент таких беспорядочных вспышек я видел только то, о чем вспоминал. Если я что-то знал о счастье — то оно точно не было никак похоже на ту нормальную жизнь, которой так гордились Дурсли. Как я только вообще мог такое подумать? Нет, счастье не в нормальности, в этом я уверен. Я кругом ненормальный. Не просто человек — волшебник, не просто волшебник — Избранный, не просто Избранный — дважды победивший. Родителей, как у многих нормальных детей, нет, жил в чулане под лестницей, вместо совы с письмом ко мне пришел Хагрид, в Хогвартсе вечно влипал в странные события… Даже в ориентации превзошел нормальность — курса с третьего заглядывался на парней, в то время как из девушек заметил только Чжоу, и то только потому, что с ней рядом был Седрик. В общем, путь в нормальность мне был заказан еще до Снейпа. А после — и вовсе закрыт. А я и не хотел особо, лишь иногда, в моменты отчаянья, и то все это было несерьезно. Ну, почти все... — Не желаю больше участвовать в этом спектакле! — почти фальцетом прокричал я и швырнул газету на стол, снеся стопку пергаментов с домашней работой первого курса. — Пусть ищут себе другого Избранного! Это же надо! — Подумаешь, написали, что ты был влюблен в Седрика, это же правда, — пожал плечами Снейп, не поведя и бровью, когда я кинул на него полный ярости взгляд. — Действительно! — я рывком схватил со стола газету и принялся зло рвать ее на мелкие неровные кусочки, при этом абсолютно не сбавляя тона: — Подумаешь, влюблен! Подумаешь, возможно, убил из ревности! Подумаешь, желая скрыть преступление, сказал о том, что Волдеморт возродился! Подумаешь, «неизвестно, что Избранный делал с мертвым телом чуть больше часа»! Подумаешь! — я швырнул обрывки в Снейпа, не особо заботясь о том, куда они попадут. — Это же правда, да, Снейп? — я сделал шаг вперед и схватил мужчину за грудки, притягивая к себе и зло смотря в его безразличные к моей ярости глаза. — Возможно, для тебя это и «подумаешь», а я не старый урод, который считает нормальным убить из ревности и изнасиловать труп! Снейп молча размахнулся и ударил меня по лицу так, что я выпустил его мантию и пошатнулся. Схватившись за стол и уронив на пол практически все оставшиеся предметы, что на нем лежали, я все-таки удержал равновесие и с трудом распрямился, тяжело дыша. — Успокоился? — холодно спросил Снейп, и я медленно кивнул, пытаясь прийти в себя. Сознание отчаянно ускользало и любая попытка успокоить бушующую внутри боль была такой же успешной, как если бы я пытался научить Василиска кукарекать. Профессор какое-то время внимательно смотрел на меня, а затем отвернулся и прошел к креслу. Тяжело сев, мужчина потер лоб рукой и откинулся на спинку кресла, закрывая глаза. Мое сердце немедленно кольнула вина в смеси с жалостью. — Извини, — проговорил я, глядя на него. — Я просто устал, я хочу быть нормальным, как все… Хочу, Северус, и не могу. — Я хоть и старый урод, — тяжело произнес Снейп после долгого молчания, и я вздрогнул, услышав обиду, тщательно скрываемую и завуалированную под сарказм. — Но кое-что в жизни понимаю. Например, то, что нормальности не существует. Ты нормальный, Поттер. Я нормальный. Просто люди разные. — Уйдешь? — спросил я, проигнорировав то, что мужчина сказал. Снейп удивленно посмотрел на меня, распахнув глаза, а затем потянул меня на себя. Аккуратно обняв меня и прижав к себе, профессор зелий вновь долго молчал, тяжело дыша. — Куда же я от тебя денусь, Гарри? — тихо проговорил наконец мужчина мне в плечо. Я зажмурился, но Снейп, видимо, расценил это по-своему. — Тише-тише. Никуда я не уйду. А насчет этих писак не переживай, они сами ненормальные. Никто не поверит в эту чушь. Ты такой же нормальный в глазах людей, как они сами. Понимаешь, к чему я клоню? Я понимал. Нагнувшись, я мягко поцеловал Северуса и осторожно погладил его щеку ладонью. — Что бы я без тебя делал, как бы жил? — вырвалось у меня прежде, чем я успел прикусить язык. Снейп улыбнулся одними уголками губ, а в глазах его вдруг вспыхнули веселые искорки, почти незаметные постороннему, но сразу бросающиеся в глаза тому, кто изучил его с ног до головы. — Нашел бы не такого старого урода, — хмыкнул мужчина, и я покачал головой. Он явно настроился долго напоминать мне об этом. — Нашел бы нормального. — Пусть ты старый ненормальный урод, зато мой! — проговорил я с улыбкой, а затем коснулся пальцем губ Снейпа, который хотел уже было ответить мне в традициях наших милых острых пикировок. — Не сейчас, Северус. Я стиснул зубы, силой возвращая себя в реальность. Я вновь слишком много погружался в прошлое. Порой мне казалось, что однажды я просто не смогу выбраться из сети воспоминаний, таких ярких и таких притягательных. Они были живее даже реальности и, как ни странно, гораздо больше мне нравились, чем то, что происходит сейчас. Моя ненормальность переросла в поистине космические масштабы. Я даже не отрицал, что немного сходил с ума. Например, сейчас я твердо был уверен, что в доме кто-то посторонний, причем ощущение появилось совсем недавно. Я застыл на месте, тут же сжимая в руке волшебную палочку и пытаясь убедить себя, что это все паранойя. Попытка убеждения рухнула с первым же красным лучом, который стремительно полетел в мою сторону откуда-то из коридора, хотя я и не успел понять откуда, потому что резко пригнулся, скатываясь на пол и вскидывая волшебную палочку. — Экспеллиармус, — выдохнул я, боясь спугнуть врага. Луч заклинания осветил лицо человека, стоявшего в проходе, и моя рука дрогнула, отправив магию куда-то мимо, в коридор. Пару минут мы смотрели друг на друга, а затем я обреченно проговорил, опуская волшебную палочку, но не теряя бдительности: — Какого черта?!