Warm

В доме было тихо, а за окном нет: как режут ножницы черный бархат, точно так же ослепительные вспышки молний резали на части хмурое небо, взрывая ночь таким оглушительным громом, что закладывало уши. Хотелось завернуться в плед и через стекло любоваться штормовой погодой, которую еще несколько лет назад я боялась до дрожи в коленках как типичный ребенок. Теперь же я могла спокойно наслаждаться этим, вот только какой в этом смысл, когда меня ждало кое-что поинтереснее грома?.. Точнее, кое-кто. По традиции дождавшись погружения Джо в глубокий сон, я бесшумно выскользнула из постели и покинула комнату. Спустя несколько секунд я уже пересекла порог спальни Кая, а спустя еще две очутилась под его одеялом. Никто из нас не произносил ни слова, но, стоило мне коснуться спиной мягкой перины, как я тут же почувствовала руки Кая на своей талии и то, как он, вмиг очнувшись от наигранного сна, притянул меня к себе. Поцелуй — долгий, мягкий поцелуй, словно пылающий ожог на губах, заставляющий практически мурлыкать от удовольствия. Снова раскат грома за окном — и я чувствую, как одновременно с тем зубы Кая игриво смыкаются на кончике моего языка, заставляя меня тихо, шутливо засмеяться. — Где же твой страх, малышка? — шепнул он ехидно мне в кончик носа, мягко расцеловывая мои щеки. — За окном гроза, а ты не дрожишь… Может, мне заставить тебя задрожать? — Если по силам, — ухмыльнулась я, глядя на то, как Кай с вызовом принимает мои слова и, недолго думая, ловко оказывается сверху, переворачивая меня на спину. На нем лишь мягкие махровые штаны, делающие его вид еще более растрепанным и домашним, а от каждого сантиметра его тела веет душистым ромашковым мылом и характерным для всех мужчин естественно-мускусным запахом. У брата спутанные волосы, еще влажные после душа, и я зарываюсь в них пальцами, притягивая его голову ближе к себе, пока ветви деревьев беспощадно хлещут оконную раму в порывах яростного ветра. На улице настоящая буря, и от осознания того, как мне тепло и комфортно в объятиях Кая, меня разрывает от еще большего счастья. Пока остальные члены нашей семьи спят, мы можем хотя бы ночью позволить себе быть вместе; быть такими, какими нам суждено быть — братом и сестрой, любящими друг друга настолько страстно и трепетно, что эта любовь стерла все родственные границы. И уже и не важно, что правильно, а что нет. Главное, что в эти чудесные мгновения я чувствую себя по-настоящему живой. А руки Кая продолжают гладить меня… Губы целуют, нежно, порывисто, пока пальцы осторожно задирают пижамную рубашку и забираются под нее. Ничего грубого, ничего пошлого — он просто трогает мой живот, выводит аккуратные узоры на нем, максимум достигает ребер, но затем одергивается назад. В такие моменты мне становится жаль, что Кай сдерживает себя, ведь я делаю то же самое куда с большим трудом. И все-таки кое-что меня останавливает. Не выходит из головы уже вторую неделю, которую длится все это сладкое безумие… Даже когда Кай зажимает меня где-нибудь в углу дома, пока Джо слишком увлечена готовкой, а отец магией; даже когда мы ложимся спать, вдоволь нацеловавшись в его кровати, или даже когда Кай просто встречает меня со школы вместо Гранта. Даже во все эти моменты меня не покидает вопрос… Как так случилось, что он стал таким? И что будет дальше? В тот миг я, наконец, не выдержала. Не знаю, на что это походило больше: на опасение в помеси со страхом или же на любопытство, но я должна была хотя бы попытаться спросить о том, о чем Кай вряд ли захочет даже думать. Стоило мне засомневаться, как он, словно почувствовав это, тут же оторвался от моих губ. Дыхание у него сбивчивое и тяжелое, а взгляд голубых глаз пылает, с наслаждением вглядываясь в мое лицо. Мысль, что я принадлежу ему без остатка, приятна ему не меньше, чем мне самой. — Нужно поговорить, — шепнула я. Лежа под Каем, я без труда заметила, как тут же нахмурились его брови, а прежде светлое и расслабленное лицо свело напряженной гримасой. — А это нельзя сделать завтра утром? — устало вздохнул он, кончиками пальцев лаская мою нижнюю губу, еще влажную и ноющую от его поцелуев. — Мне казалось, ночью в моей спальне ты больше предпочитаешь целоваться, а не говорить. — Мне правда нужно кое-что узнать, — прошептала я, нервно заерзав на подушке. Закатив глаза, Кай осторожно отстранился от меня и, хмыкнув, неуклюже рухнул на подушку рядом, уставившись в потолок. — Ладно, выкладывай. Что не так? — Все так, — тут же поспешила утешить Кая я и, перевернувшись на живот, задумчиво потеребила пальцами угол одеяла. — Но Дилан… — Ох, — Кай скривился, и вмиг всю его нежность затмила уже когда-то виданная мной холодность и серьезность. — Не начинай, молю тебя… Мы ведь уже все обсудили. — Нет, — удивленно ответила я, покачав головой. — Мы ничего не обсуждали, Кай! В этом-то и дело. Я помню, что ты просил меня не говорить об этом, даже не вспоминать, но…я не могу. Я пыталась, правда, но я не смогу успокоиться, пока не узнаю все, что меня беспокоит. — Одри, — Кай на секунду прикрыл глаза, словно собираясь с мыслями и побаривая гнев, который отчетливо проступал в таком его жесте, как плотно сжатые губы. Повернувшись на бок, он посмотрел на меня, а спустя мгновение его рука осторожно прижалась к моим волосам, бережно приглаживая. — Я не рассказываю, потому что считаю, что так будет лучше в первую очередь для тебя. Ты не готова к тому, чтобы я делился с тобой своими мыслями. Поверь, ты даже не представляешь, на что можешь нарваться своими вопросами. Неожиданно даже для самой себя я раздраженно фыркнула. Нахмурившись, Кай удивленно заморгал, а я, незаметно увернувшись от его ладони, торопливо пояснила: — Разве это не ты сообщил мне в ночь моего прибытия из Англии, что я уже не ребенок? Я сама могу решать, хочу я знать правду или же нет. Я не боюсь тебя и твоих мыслей, ты давно должен был это понять, — мой голос сошел на шепот, и я заметила, как смягчился взгляд Кая на этих словах. Уголки его рта дрогнули в едва заметной улыбке, и, вздохнув, я спросила снова: — Так ты ответишь мне или нет? Кай пожал плечами и хмыкнул, снова отводя глаза к потолку. — Хорошо… Я отвечу. Что за вопросы? И тут же в моих мыслях вспыхнул целый миллион непонятного и неясного, что я бы хотела выяснить у брата. Прежде я и не задумывалась о том, сколько мне нужно узнать у него, сколько всего уточнить, а теперь… Я просто потерялась в вихре сомнений, догадок и различных теорий, но надо было сосредоточиться для начала на чем-то конкретном; на чем-то, что волновало меня больше всего за последние дни. И, неуверенно заерзав под одеялом, я все-таки сделала свой выбор: — Что ты сделал с телом Дилана? — и, запнувшись, робко предположила: — Похоронил? Кай вскинул брови и фыркнул. — Еще чего, — пробормотал он с таким пренебрежением и почти презрительностью, что я поежилась. — У нас за домом канализация, туда вот и скинул. Там сильное течение, так что его наверняка унесло уже очень далеко от Портленда. Вполне возможно, наш Дилан сейчас развлекается в Канаде вместе с медведями… Точнее, медведи развлекаются с ним, — Кай говорил это с такой довольной, мечтательной улыбкой, что я почувствовала, как у меня скрутило от тошноты желудок. Никогда бы не подумала, что юмор Кая может быть настолько жестоким. От этого мне сделалось не по себе, но я быстро одернулась: я сама убедила Кая в том, что не побоюсь его правды и его мыслей. Я должна это вынести, каким бы безумием и ужасом не сквозило его признание. — Ладно, — заторможено ответила я, шумно выдыхая, чтобы поскорее прийти в себя. — А что на счет крови на асфальте? Не боишься, что по ней нас выследят? — Не выследят, — ухмыльнулся Кай, вальяжно подкладывая под голову руки. — То заклинание скрытия, которое ты мне показала… Его действия хватит на то время, пока кровь не сотрется сама под колесами велосипедистов. Кстати, я тогда использовал твою магию, пока ты была в отключке… Не было возможности спросить разрешение, поэтому извини. — Не важно, — выдавила я и затрясла головой, утыкаясь носом в подушку. Пора переходить к следующему вопросу: — Дилан был первым, кого ты убил? Внезапно Кай вздрогнул. Я напряглась, боясь услышать ответ, пока брат жевал нижнюю губу, словно перелистывал в голове воображаемый календарь. — Нет, — ответил он то, о чем я и так догадывалась. Сглотнув, я спросила снова: — Скольких ты убил до него? — Одного, — ответил Кай, и мне сделалось чуточку легче. Хотя бы не десять, уже славно. — За что? — Не знаю. Просто так. Я опешила, удивленно взирая на невозмутимо лежащего на спине Кая, говорящего со мной таким непринужденным тоном, будто для него все это действительно ничего не значило. У меня же в груди все похолодело. Вцепившись пальцами в одеяло, я с трудом поборола укол страха, который мне было столь стыдно признавать в присутствии Кая. Я ведь не могу его бояться! Я не должна… Но… — Я был сильно зол, — неохотно продолжил Кай, не оборачиваясь ко мне. — Был в ярости. Она ослепила меня, и тот человек… Хм, кажется, он был работягой со стройки недалеко отсюда. Я хотел побыть один, а он пристал ко мне по поводу того, что это закрытая зона, что вход посторонним закрыт и бла-бла-бла… Я схватил отвертку и воткнул ему в шею. После этого мне стало легче, и злость отступила, — тихий голос Кая пробирал меня до мурашек, но я внимательно слушала, впиваясь непонимающим взглядом в каждую черточку на его лице, надеясь уловить сожаление, раскаяние, стыд… Хоть что-то, кроме привычных ему безразличия, ироничности и холодности. Без толку. Я сглотнула и, кивнув, тоже уставилась в потолок, переваривая услышанное, но это было еще не все: — Это был день, Одри, когда ты уехала учиться в Англию. И в тот момент все посыпалось крахом. Я неестественно передернулась и, подняв глаза на Кая, наконец-то повернувшегося ко мне лицом, съёжилась, тяжело задышав. Сердце у меня в груди заколотилось так, что заныли ребра. Этого просто не может быть… — Из-за меня ты начал убивать? — растерянно пробормотала я, не веря услышанному. — Это я довела тебя до этого? — Что? — Кай насмешливо вскинул брови и, ухмыльнувшись, сощурился. — Эй, — он протянул руку и прижался большим пальцем к моим задрожавшим губам, придвинувшись всем телом ближе. — Не все сходится на тебе, малышка. Как бы мне не хотелось назвать тебя центром моего мира, но в этот раз ты совсем не причем. — Но это ведь я разозлила тебя! — воскликнула я и, не выдержав, подорвалась с места, быстро приняв сидячее положение. В ушах у меня стучала кровь и, отвернувшись от Кая, я свесила ноги с постели, пытаясь прийти в себя и собрать в единое целое разбушевавшуюся копну мыслей. Это я своими безответственностью и эгоизмом подтолкнула брата к первому убийству! Кто знает, каким бы он был сейчас, не случись этого два года назад? И все из-за меня… Все по моей вине… — Я повторяю еще раз, — неожиданно голос Кая стал строгим, почти что требовательным, и, приподнявшись следом, он властно обхватил меня руками за плечи, притягивая назад на постель. — Ты здесь не причем, Одри. Твой поступок лишь помог мне осознать, сколь необоснованы и бесполезны человеческие привязанности… И чувства в том числе. Я вздрогнула снова — уже который раз за тот разговор, который сама же затеяла на собственную глупость. Подняв удивленный взор на крайне хладнокровного и спокойного Кая, смотрящего на меня так снисходительно и невозмутимо, я приподнялась на локтях, чтобы лучше его расслышать, ведь до последнего не верила, что он и впрямь говорит все это. — Прости, что? — переспросила я, моргая. — Чувства?.. Бесполезные чувства? — Да, — Кай поджал губы. — Я давно перестал их испытывать, но тот день окончательно заставил меня отказаться от всяких попыток это изменить. Забавно, правда?.. — Но как же чувства ко мне? — тихо спросила я, и на этот раз пришла очередь Кая вздрагивать. Он повернул ко мне лицо и, нахмурившись, мрачно хмыкнул. Ни одной нотки в его взгляде или голосе, которая бы позволила мне зацепиться за догадки о том, что в тот миг творилось в его дурной голове. И лишь когда он поднял руку и прижался прохладными пальцами к моей щеке, мне сделалось легче, и ситуация чуточку, но прояснилась. — Ты другое, — шепнул он. — Не правда, — покачала головой я упрямо. — Ты же ко мне что-то испытываешь, верно? Возможно, даже любишь меня… Это же чувства, так? Значит, ты все же испытываешь их. Значит… Кай передернулся и, фыркнув, вдруг резко поднялся. Прежде чем я успела договорить или осознанно замолчать, он резко схватил меня под локоть и опрокинул спиной на покрывало, нависнув сверху. От его близости у меня предательски свело живот. Я бесстрашно встретила его пылающий взор — режущий, словно сотня клинков, и невероятно жесткий. Мне хотелось до последнего верить, что хотя бы один человек в этом мире любит меня так же, как люблю его я. Даже если этот человек мой старший брат-психопат. — Ты нечто другое, — повторил он мне в лицо, но уже медленнее и сквозь сжатые зубы. Прохладные пальцы снова скользят вниз по моей щеке, обрисовывая рельефный изгиб скулы. — Ты хочешь услышать, что я люблю тебя?.. Точнее нет, не так… Ты хочешь услышать, насколько сильно я тебя люблю? Ты не услышишь, Одри. Я могу только показать, как показываю день изо дня. Это избавит тебя от излишнего любопытства и никчемных расспросов? Кай ждал ответа, а все, что я смогла сделать — это только рассеянно пожать плечами. Его пристальный взор обескураживал меня, заставляя трепетать в такт его вдохам, обжигающим мне кончик носа. Заметив все это, Кай слабо улыбнулся, и его руки на моих плечах стали давить слабее. Смягчившись, он наклонился ко мне и бесшумно накрыл мои губы своими. — Может, тогда наконец перейдем к более интересному занятию?.. — хрипло прошептал он, и я почувствовала, как его руки уже по обыденной для нас привычке скользят по моей талии, неловко, но все еще не слишком высоко задирая помятую рубашку. Он поцеловал меня, и, не произнося больше ни слова, я послушно ответила, погрузив пальцы в темные мягкие волосы, хотя мыслями и продолжила быть далеко отсюда. Значит, Дилан был не первым, кого мой брат убил. Значит, в его срывах виновата я… Хотя бы отчасти точно. Значит, не все потеряно, если он любит хоть кого-то, хотя бы собственную сестру… Значит, я могу успокоиться хотя бы на один вечер, ведь все мои вопросы иссякли. Я узнала все, что хотела знать. Ну, почти… — У тебя было много девушек? Кай вдруг осекся и, оторвавшись от моих губ, нахмурился, вопросительно заглянув мне в глаза. — В каком смысле? Я тут же почувствовала, как щеки у меня зарделись. — Ну… За эти два года ты встречался с девушками? — нерешительно уточнила я. На лице Кая отчетливо виднелось непонимание происходящего, но, ухмыльнувшись, он все же приглушенно ответил: — Да. И что? — Много их было? — Допустим. — Сколько? — Ты что, ревнуешь? — Кай вскинул брови, и я тут же почувствовала себя еще более глупой, чем прежде, ведь действительно ревновала. Этот вопрос мучил меня едва ли не больше, чем вопросы о Дилане и прошлых убийствах Кая. Наверно, думать об этом сейчас, в объятиях социопата еще более нелепо, но… — А близость с ними у тебя тоже была? — Близость? — переспросил Кай, и его лицо вытянулось еще сильнее. На полных губах мелькнула умиленная усмешка, и мое лицо запылало сильнее. — Ты имеешь ввиду секс? Да, был. — Со всеми из них? Кай обреченно вздохнул и, отвернувшись от меня на спину, сложил руки на груди. — Чего ты добиваешься, Одри? — он поднял на меня глаза, и с трудом я выдержала его взгляд, хоть мне и захотелось в тот момент провалиться под землю… Ну или хотя бы под постель. — Если ты ревнуешь, то это не имеет смысла. — Почему? Кай усмехнулся и, опять грозно нависнув надо мной, склонился к моему рту. Его дыхание, — терпкое, горячее, пылающее, — обожгло мне язык, когда он прошептал сквозь долгий, медленный поцелуй, едва не заставивший меня заблудиться в собственных мыслях: — Потому что я ни с кем не испытываю того, что испытываю с тобой. Теперь, когда ты услышала это, ты успокоилась? И да, я действительно успокоилась. Непонятная тяжесть отлегла от груди и, слабо улыбнувшись, я кивнула, обвивая руками его плечи и продолжая поцелуй. И вот брат снова сдавливает меня в кольце объятий, а мои пальцы тонут в его волосах. Теперь, когда все вопросы отвечены, а «острые углы» сглажены, я чувствую неимоверное спокойствие и почти счастье. За окном продолжает шуметь буря, и на миг мне начинает казаться, что я понимаю нынешнюю погоду: подобный гром гремит у меня внутри, где-то внизу живота, когда Кай прижимается слишком крепко, а внутренняя сторона бедер начинает ощущать уже знакомую мне прежде твердость… — А меня ты хочешь? — шепотом спросила я и прежде, чем Кай успел ответить, перевернула его, оказавшись сверху. Он развел колени, позволяя мне удобнее взобраться на них. Все тело охватила приятная судорога, напоминающая пожар, когда Кай, открыв глаза, погладил рукой мой живот, вдруг задрав рубашку выше, чем то было принято между нами. Наконец-то. — Надо же… А я думал, ничего глупее ты спросить уже не в состоянии, — ответил Кай, и я задрожала от одной только перемены, произошедшей с его голосом: он стал грудным, хриплым, низким. Брат едва дышит, и от этого я начинаю неугомонно ерзать, потираясь о напряженный низ живота Кая своим. Он не выдерживает, да и я тоже. Кай переворачивает меня обратно, сминая одеяло под нами лишь больше, и оно, уже ненужное, спадает на пол. Меня все равно согревает тепло его тела, его жар, его нежность — в прочем я не нуждаюсь. Когда он целует мою ключицу, я начинаю судорожно ловить ртом воздух, словно выброшенная на берег глубоководная рыба. Никогда не чувствовала себя такой беспомощной, и никогда это не доставляло мне столь сильного удовольствия. Я прикрыла глаза и, приподнявшись, Кай поцеловал меня опять, только на этот раз уже за ухом. — Я мечтаю трахнуть тебя с того самого дня, как ты вернулась, — Его шепот обжигает кожу не меньше, чем обжигает раскалённая сталь. — С той самой секунды, как увидел тебя на пороге своего дома два месяца назад… Эта мысль не выходит у меня из головы до сих пор. Ты сама не выходишь у меня из головы. Так что да, Одри… Я хочу тебя больше, чем ты способна себе представить.