Фатум нерукотворный

      Вечер выдался холодным. Близился ноябрь, и пасмурная погода захватила Манхэттен и настроение Анны. Девушка уныло брела по авеню Колумба, сжимая в кармане плаща телефон, в надежде, что сейчас он зазвонит, и Макфи отменит встречу. Анна поёжилась на ветру и спрятала в складках шарфа покрасневший нос. Светлое флисовое платье, доходящее до щиколоток, не совсем подходило для такой погоды, но штаны Анна не носила — найти нужный размер было нелегко. «Зачем вообще из дома вышла?» — сердилась девушка.       Уэсли* Макфи никогда не блистал особой креативностью в плане развлечений, но заставить племянницу тащится в музей, в котором она была раз сто в прошлые свои приезды, было глупо даже для него. И что он собирается ей показать? Разрешит покрутиться на стуле в его кабинете, а потом с гордым видом будет рассказывать всем и вся, как он «мастерски составляет программы культурных мероприятий»?        Ветер усилился. Анна с досадой посмотрела на затянутое свинцовыми тучами небо. «Ночью будет дождь, » — подумала она. — «Надеюсь, дядя отпустит меня до того, как он начнётся… И зачем Уэсли понадобилось звать меня сюда? Ещё и ключи забрал, наяривай, племянница, круги по городу!» Анна не находила объяснения странному поведению дяди. Обыкновенно душевное состояние Уэсли было ей до Луны, но, начиная с ночного звонка Лэрри Дейли, две недели вплоть до сегодняшнего дня, он буквально не находил себе места, задерживался на работе допоздна, а дома на столах и подоконниках всё чаще мелькали забытые им пособия по педагогике и духовная литература. Первые Анну, откровенно говоря, пугали. Она была уверена, что пособия эти оказывались на видных местах не случайно и что дядя, начитавшись теории, перейдёт к практике.       И свершилось, сегодня утром он забрал ключи. Довёз до работы, «Потом отдам», покатил прочь. В «Баскин Роббинс» Анна молча освещала посетителей яростным взглядом, а сердобольные мамаши указывали на Анну и поучали детей, что если те не будут ходить в школу, то будут работать за кассой и станут такими же страшными и злыми.       Зажглись уличные фонари. Чтобы сократить дорогу, Анна пошла через парк, и деревья гостеприимно обхлестали девушку своей всё ещё обильной листвой. Откуда-то с дороги донёсся шум радио: передавали о штормовом предупреждении.       Здание музея. Оглушительно хлопая, на фронтальной части трепыхались три одинаковые вывески: «Король Акменра вернулся!»** — гласил огромный плакат над арочным проёмом, «Король Акменра вернулся!» — вторили ему плакаты чуть поменьше, расположенные между колонн по обе стороны от центрального входа. Анна закатила глаза, мысленно обругав американцев за «король», а не «фараон», и поднялась по ступеням.       Пустынный холл первого этажа содрогался от пронзительного голоса Макфи, хотя сам Уэсли находился этажом выше. «Мумию привезли, » — догадалась Анна. Наверху снова раздался выкрик — директор просил быть осторожнее или что-то вроде того. В ответ ему протестовал нестройный хор хриплых голосов. Через минуту по лестнице спускались несколько угрюмых грузчиков и бубнивший себе под нос ругательства пожилой охранник в костюме с эмблемой Лондонского музея. Анна дождалась, пока они уйдут.       — Сучьи вывески, сучий музей, сучий Уэсли, — бормотала она, поднимаясь на второй этаж.       Анна не знала, как будет выражать дяде своё возмущение, но ей и не пришлось этого делать. Девушка в недоумении застыла у ворот египетского зала. Она рассчитывала увидеть взъерошенного дядю, который рассерженно ходил бы взад-вперёд по гробнице и бранит британских работников, но нет. Уэсли, склонившись над саркофагом, чуть касаясь поверхности, нежно водил рукой по крышке и лопотал что-то очень тихо и чувственно.       — Уэсли, — осторожно позвала Анна. — Где все посетители? Сейчас всего немногим больше девяти.       Макфи медленно развернулся. Лицо его было умиротворённым. Анна не могла решить, высказать дяде, что она о нём думает, или нет, и эмоции ползали по её лицу. В конце концов она решила не понимать, что происходит, и сморщила лоб. Уэсли покосился на лежащую на саркофаге пластину.       — Всё же я скорее рад, что ты здесь, — шепнул он не то фараону, не скрижали.       — Тебе стоит больше интересоваться местом моей работы, по субботам музей работает с десяти до без пятнадцати шесть, — ответил Макфи на вопрос племянницы, про который та уже успела забыть.       — За сегодняшнее извини, но добровольно в музей ты бы не явилась, — продолжал он спокойно, без присущей ему обычно постоянной дрожи в голосе. Так он обычно беседовал по телефону с начальством.       — Ты глицин стал пить или что-то в этом роде? К неврологу сходил? Психиатру?       — Поверь, сегодняшняя ночь тебя впечатлит, — продолжал Уэсли тоном экскурсовода, игнорируя насмешки племянницы, будто между ними выросла звуконепроницаемая стена.       — Что тут может впечатлить? Экспонаты оживут?       — Ага.       — Дурачок?       Снизу раздался хлопок дверью, потом ещё один — кто-то вошёл в музей. Ничего не говоря, директор схватил пластину Акменра и поскакал на первый этаж. Анна поплелась за ним.       На лестнице глаза Анны на мгновение ослепил яркий белый свет, исходивший от круглого прожектора, располагавшегося под потолком, аккурат напротив лестницы на второй этаж. Прожектор не вписывался ни в интерьер холла, ни в месячные растраты электричества по подсчётам Анны.       У скелета тираннозавра стояли двое: веснушчатый подросток и мужчина в униформе охранника и тапочках. Мужчину Анна узнала сразу, она уже видела Лоуренса Дэйли, когда была младше, а имя мальчика подсказал Уэсли — в последний раз Анна видела Ника десятилетним.       — А ты вырос, — сказала она ему, когда все перездоровались. Ник как-то неопределённо кивнул и передвинулся к Макфи, чтобы забрать пластину, которую тот намеревался использовать в качестве веера.       Лэрри в упор глядел на Анну.       — Я Анна, — подсказала девушка. — Вы меня знаете.       И Лэрри вспомнил. Бывали вечера, когда он приходил на ночную смену и сталкивался с Макфи, который покидал музей с девочкой. Дядя и племянница всегда уходили шумно, обращая на себя внимание припозднившихся посетителей — ребёнок радостно и громко чирикал о чём-то несусветном, а дядя, не менее громко, упорно пытался давать серьёзные ответы на детские каламбуры.       Между той девочкой и Анной общего было мало: серые глаза, да и те у Анны как-то странно помутнели. И разве не были глаза голубыми?       — А ты… — Лэрри запнулся, подбирая нужное слово. — … выросла? — фраза больше походила на вопрос, чем на утверждение. «Выросла» — не самое подходящее слово. Может «повзрослела»? Нет.       Постарела. Вот оно. Анна постарела. Тусклые серые глаза смотрели с пугающим, мертвенно спокойным безразличием, впалые щёки темнели нездоровой серостью, и всё тощее лицо девушки было болезненно-бледным, и вся она была какая-то болезненная, бледная, да ещё и эти крашенные в седой цвет волосы. Лэрри припоминал, какая у неё разница с Ником в возрасте. «Один год, » — ужаснулся он. — «Ей девятнадцать».       Он тревожно посмотрел на своего восемнадцатилетнего сына, направившегося в отдел миниатюр. Абсолютно здоровый, по крайней мере внешне… Всего один год. Нет, это с Анной не могло произойти за столь короткое время, значит за Ника можно не беспокоиться. Наверное.       Дэйли-младший вернулся из зала миниатюр с маленькими фигурками ковбоя и римского полководца. Он поставил их на информационной стойке лицом друг к другу.        — Будет лучше, если они сразу встретятся, — сказал Ник отцу.       — А ведь ты прав, — Лэрри мгновенно оказался около статуи Теодора Рузвельта.       — Мистер Дэйли, — нагнал его голос Макфи. — Не трогайте президента, воск легко деформировать.       Анна обосновалась на подоконнике, откуда хмуро следила за происходящим. Стекло дрогнуло от мощного потока воздуха, снаружи бушевал ветер. Девушка уловила редкое постукивание о раму снаружи — накрапывал дождь.       — Вот дерьмо, — она вскочила на ноги и энергично зашагала вокруг постамента с тирексом на манер хоровода. Что-то не так было с этим ветром и дождём.       Мужчинам тоже стало не по себе. Макфи сильно вздёрнул голову вверх, поджал губы, глаза его зигзагами бегали по стенам первого этажа. На Ник будто к чему-то прислушивался, на лбу его появилась складка. Лэрри глядел на свой фонарик и щёлкал его выключателем. Вдруг он резко поднял голову и уставился в глаза Макфи.       — А так всегда было, — оттарабанил охранник, неестественно растягивая улыбку.       — Да, — скорее квакнул, чем сказал Макфи и активно закивал головой.       — Просто мы отвыкли, — Лэрри тоже начал кивать.       — Ничего необычного.       — Разумеется. Анна с Ником переглянулись. Юноша покачал головой — необычное было.       — А зачем и откуда прожектор? — девушка искала, на что бы отвлечься, и подняла голову. Злостный потребитель лишней электроэнергии снова попался ей на глаза.       — А, — небрежно махнул рукой Лэрри. — С прошлого раза осталось.       — Какого ещё прошлого раза? —, но ей не ответили. Анна подождала минуты две. Села в кресло на колёсиках, стоявшее за информационной стойкой, оттолкнулась и поехала. Ухватилась за подоконник и затормозила. Да, десять лет назад это было веселее.       — Можно я уже пойду? — сердито спросила девушка, тарабаня по спинке стула, но мужчины молчали, метая взгляды от скрижали до наручных часов Лэрри и обратно, и, казалось, забыли о существовании Анны. «Не на ночь же он меня тут оставит, » — надеялась Анна.       — Уэсли, солнце заходит, — Анна с тревогой смотрела в окно, за которым исчезал последний луч солнца.       Ответа не последовало.       Вдруг на оконном стекле отразилась жёлтая вспышка. Девушка коротко вскрикнула и обернулась — пластина озарилась золотистым светом. У Анны перехватило дыхание, она резко села, крепко сжала ручки кресла и словно прилипла к его спинке.       Зажмурилась.       Приоткрыла левый глаз, осмотрела стены музея — они неизменно стояли на месте. Тогда Анна открыла второй глаз и осторожно глянула на пол. Он никуда не поплыл, не растворился, не обвалился. Девушка недоверчиво пощупала его ногой, прежде чем встала сама. Радостные лица дяди и обоих Дэйли окончательно развеяли сомнения Анны — это было не то, о чём она подумала. Хотя несправедливо было бы сказать, что мужчины отреагировали одинаково. Лэрри, казалось, светился вместе с пластиной, он озирался по сторонам и чего-то ждал. Улыбка Уэсли дрожала, и всё лицо его выражало сомнение. Нику же попросту было скучно.       — Так и должно быть? — спросила Анна, осторожно просовывая голову между плечами Макфи и Лэрри.       — Да, — прошептал завороженный сиянием Уэсли.       — То есть, это видят все, да?       — Да, это магическая пластина оживляет… — начал было Ник.       — Фух, — выдохнула Анна, не дав ему докончить.       — Ключи, — потребовала она у Макфи, когда за спиной её раздалось рычание. Девушка обернулась — тираннозавр Рекс, абсолютно настоящий и живой, если так можно сказать о скелете, махал хвостом, чудом не сшибая стенды, и принюхивался к Лэрри.       — Он живой, — шепнул Ник Анне на ухо.       — Какая прелесть, — кисло сказала девушка. — Я пошла домой.       Она хотела силой отобрать злосчастные ключи, но была оглушена шумом, который усиливался по мере увеличения количества присутствующих на первом этаже. Анна узнавала в них экспонаты музея.       — Разве их не было меньше? — растеряно спросил Ник.       — Мне тоже так кажется, — не менее растерянно ответила Анна. Теперь они оба стояли с одинаковыми перекошенными и офигевшими лицами. Их стремительно окружала толпа оживших экспонатов.       — Да их просто море… Доктора Макфи и папу оно, видимо, смыло, — заметил Ник. Лэрри и Уэсли действительно уже не было видно. — Папа, блин, мне нужны ключи…       — Спорю, что Макфи сам в это море нырнул… Погоди, тоже ключи? — удивилась Анна.       — От машины. Я пешком не пойду, — он кивнул в сторону окна, — там девятый вал. Папа, наверное, обидится.       — На что? — девушка прыгала, насколько это возможно в толпе, на носочках, выискивая дядю.       — За то, что рано ухожу.       — Почему? — в прыжке она чудом не напоролась на копьё гунна, яро втиравшего статуе Колумба, судя по выражению лица самого Колумба, откровенную дичь.       — Меня девушка ждёт. Да и вообще, раньше всё это было круто…       — Раньше? — спросила Анна. Они с Ником оказались зажаты со всех сторон, и невозможно было протиснуться, поэтому Анна от нечего делать стала вслушиваться в спор Колумба и гунна.       — Да, с тех пор как папа работает здесь охранником, мы часто закатывали вечеринки по ночам, когда пластина всех оживляла, —он задумчиво водил пальцем по крылу оказавшегося рядом страуса. — Ну и… Это, тип, круто, когда ты тусуешься с магическими существами и всё такое, — его палец доехал до хвоста, Ник выдернул перо. — Но мне уже не десять лет, и Эндрию впечатлит наличие денег, а не древней скрижали, — меланхолично продолжал он, водя в воздухе пером, аки вдохновлённый поэт.       — Он тебя сейчас пнёт, — сообщила Анна.       — Что? — не понял Ник.       — Страус.       — Всё нормально, — сказал Ник. И действительно, страус, по принципу «око за око», выщипал несколько волос с головы юноши и остался собой крайне доволен.       — А ты не особо удивлена происходящим, — отметил парень.       — ЛСД пробовал?       — Что? — не расслышал Ник.       — Ничего. Попробуем пробиться ко входной двери.       Ник кивнул и они пошли. Экспонаты бесновались. Они сновали из стороны в сторону, сталкивались, Ник и Анна отметили про себя, что все они что-то или кого-то ищут. И не осознают этого. Особенно жутко выглядели существа, лишённые возможности говорить — тьма глаз с немым вопросом «Где?» впивалась в окружающих, казалось, что эти взгляды ощутимы физически.       И в головах Анны и Николаса настойчиво звучало: «Искать!», то и дело возникало навязчивое желание рвануть с места и отправиться на поиски. Шли молча. Внезапно стало слишком жутко говорить — казалось, что вместо слов из-за рта вылетят те глаза и молча будут вопрошать: «Где?». Анна сжимала во влажной ладони самокрутку. Они дошли до входной двери.