Переменная облачность

Хибари Мамору вот-вот должен был стукнуть тридцатник, а он не имел никакого представления о том, что такое романтическая любовь. В школе его побаивались и уважали: хулиганы ходили по струнке рядом с мрачным старостой, опасаясь выдвижных кастетов, пустоголовые под руку старались не лезть, а слабовольные не мешались под ногами. Потому что ещё с детства чеканен был шаг начищенных ботинок, потому что ещё с детства серые глаза отливали сталью, зимой, холодом и прочим мужским шармом а-ля "замкнутый таинственный серафим", и спина была пряма и плечи расправлены, словно крылья, ну и ... Не ладил Хибари Мамору с людьми. Находил их чудными и, в большинстве своём, совершенно бесполезными существами. В том числе и свою бывшую жену. То ли Сачико её звали, то ли Кимико, может Умеко, Мамору имел привычку забывать всё бесполезное. Наглое, слабовольное, легкомысленное и глупое существо, которому, опять-таки, просто хватило наглости забраться к нему в койку и попрыгать на славном боевом коне; Мамору спросонья и от шока слегка не разобрался что к чему, а через два месяца та опять припёрлась, радостно сжимая тест на беременность, и тут уж пришлось жениться. Впрочем, она сама сбежала, стоило Кёе исполниться два года, потому что до тупой коровы наконец дошло, что Мамору её не любил и категорически не желал как женщину. Хвала Ками, хоть сына в судебном процессе выиграл, а то вырос бы тоже таким ... травоядным. Б-р-р. Даже думать о таком противно! Собственно, в двадцать девять на Хибари Мамору все ещё косились женщины, в основном домохозяйки, которым явно нечего было делать. В его черных волосах появилась первая полоски седины, но она каким-то образом сделала его более привлекательным (можно подумать, куда ещё-то!). Под хлопковой белоснежной рубашкой скрывался накачанный торс, сильная спина и руки, на левой руке поблёскивали под солнечными лучами часы. Красавец, в общем. Почти что первый парень на деревне. И он понятия не имел, что такое любовь. К женщине, то есть. В сыне души не чаял, но Кёя — совершенно отдельная история; Кёя — его крохотная копия, чересчур серьёзный малыш с чересчур большим сердцем, который не понимал людей равно как и отец, но души не чаял в животных, даже если относился к травоядным несколько пренебрежительно; зря, зря-зря-зря, потому что нельзя недооценивать носорогов, быков, слонов, лошадей; вообще никого нельзя недооценивать. Мамору это на своей шкуре знал, потому что когда-то учился на ветеринара. Однако, суть не в этом. А вот в чём. По первоначальному сценарию мира Хибари Мамору в том году должен был трагически погибнуть, стоило только отцвести последнему дереву сакуры в стране Восходящего Солнца. Но он, однако, не умер. Почему? На то был ряд причин. {}{}{} В то время по Намимори бродили какие-то левые якудза и страшно безобразничали. До убийств и изнасилований дело не успело пока дойти, но полиция считала, что это только временно. Группировка называла себя "Момокёзай", и надо было её ... убрать. А для этого надо выследить подонков. Кому поручили? Хибари-семпаю, разумеется. Хибари-семпай и выслеживал. Список подозреваемых уже более-менее обозначился, осталось только доказать их причастность. Это было человек двадцать-тридцать: строители, бакалейщики, владельцы и персонал дешёвых, новых, но сомнительных супермаркетов — все интегрировали в Намимори за удивительно короткий срок. Собственно, это и вызвало у полиции подозрения, так как в этот захудалый, далёкий, провинциальный городишко мало кто просто так переезжал, за исключением матримониальных или родственных уз; ни у одного из подозреваемых не было здесь предков. Хотя нет, у одной женщины был, но ту исключили из списка: Сакамото Иви, дочь (и клон, как любили пошутить) Сакамото Иви-старшей, жившей в городке в 70-е, растила приёмного сына, ребёнка своей мёртвой подруги и опасности людям не представляла. (наивный; Иви опасна словно стихийное бедствие; не будите спящего дракона) В тот день Иви проводила грустного Тсуру до школы; всё потому что они шли с мамой одни, без тёти Кохаку и Та-куна, так как глупый Та-кун взял и потянул ногу на своей глупой тренировке и наверняка сейчас сидел дома и смотрел мультики по телевизору, когда Тсу-куну предстояло мужественно выдержать целых пять уроков!.. Но ничего, они всегда с мамой после уроков заходили пообедать в старую раменную, где работала когда-то ещё бабушка ... На прощание Иви поцеловала мальчика в лоб и клятвенно пообещала на ужин приготовить лазанью. — Правда-правда? — серо-зелёные глаза Тсуру загорелись предвкушением, — Обещаешь, мама, честно? Она со всей своей напускной взрослой серьезностью присела перед ним на колени и сказала, прищурив глаза: — Предлагаю сделку. Сакамото Тсуру выдерживает пять уроков, а дома Сакамото Иви делает на ужин лазанью. Равноценный обмен? — Равноценный, — тоже серьёзно, поджав губы, ответил мальчик. — Отлично! Скрепим наш договор рукопожатием. Они пожали друг другу ладони, Тсуру ответственно поправил ранец за спиной и чеканной походкой человека, знающего что ему от жизни нужно, отправился за ворота школы, ни разу не обернувшись и не нарушив ритма. Иви усмехнулась, накрутила на палец седые лохмы, развернулась и направилась прочь. Улыбка медленно сползала с её лица по мере удаления от школы, сменяясь хмуростью и серьезностью. Она не могла не радоваться тому факту, что у Тсуру ещё до школы появился хороший и верный друг в виде Такеши-куна, а ещё тому, что они с Кохаку (его мамой) так хорошо подружились. Но ... но обстоятельства, окружившие эти события были далеко не радужными и не счастливыми. Кохаку работала в спа "Rakuyo" массажисткой, причём очень хорошей и добросовестной, отдававшейся своей профессии почти целиком. Она завяла бы наверняка без работы в Намимори, если бы не Иви с её бизнесом. Кохаку была загорелой, атлетичной женщиной с живыми глазами, белозубой улыбкой и крашенными белокурыми волосами; непонятно, как её занесло в скучный провинциальный городок из солнечной Окинавы с её золотыми пляжами и лазурными волнами, совершенно непонятно. Хотя нет, понятно. Любовь. Она не была замужем, когда рожала Такеши, отец ребёнка тогда болтался по всему миру с катаной наперевес, зарабатывая на жизнь наемничеством и тёмными делами: Кохаку об этом не рассказывала, но в том, как она нервно теребила свою длинную лёгкую юбку читалось многое; и она поняла, что Иви поняла, о чём шла речь. Тсуёши выбрал Намимори как город, в котором они должны были бы в будущем жить, Кохаку там и рожала. А потом там же в одиночку и растила Такеши; Тсуёши приехал туда с концами относительно недавно, весь улыбающийся и радостный, будто и не отсутствовал несколько лет подряд; он собирался открыть суши-бар, а Кохаку не знала как и вести себя рядом с ним, не женаты же (хотя Та-кун носил его фамилию). Она продала квартиру и переехала с сыном под новую крышу. А потом новая крыша сгорела, когда Кохаку была на работе, а Такеши в садике. Сгорела вместе с Тсуёши и его катаной и ещё четырьмя непонятными людьми. Видимо, старый образ жизни отказался отпускать зрелого самурая. Мать с сыном оказались бы на улице, не предложи Иви снять им комнату в своём доме. Было странно, конечно, что Тсуёши смогли убить, Намимори — такая глушь, что в это место мафия, по идее, должна забраться последней. Безопаснее этого городка могли быть только отдельные места на Хоккайдо, ещё более унылые и сонные. Иви опасалась за безопасность Тсуру, серьезно опасалась, потому что раз выследили Ямамото-старшего, то могли выследить и его, а Иви только-только взяла под контроль изрядно увеличившееся Пламя Облака после того инцидента с Лучом. Она выдохнула и мысленно скомандовала: "Увеличить вероятность нахождения мафиози". После похода в магазин за ингредиентами для лазаньи в двухстах метрах от неё в темной подворотне послышался сдавленный вопль и хруст ломающихся костей. Иви как была, так и рванула вперёд, наперевес с полиэтиленовыми пакетами.