Переменная облачность

Будучи джоунином с хорошей репутацией среди ниндзя и гражданских, Сакура, разумеется, получила приглашение на отбор в АНБУ. Это был логичный поступок со стороны командующего этой ветвью военных сил: Харуно была известна многим за свою начитанность, постоянное желание учиться, талантливость и преданность Деревне. Тсунаде на восторженные возгласы и сияющие азартом глаза только недовольно скривила губы и, нахмурившись, припечатала: — Тебе не понравится. Сбежишь. Но Сакура всё равно пошла. Потому что юношеский максимализм, вечное «я смогу, я смогу» и «шишо, наверное, ошиблась». Она действительно прошла письменный, физический и психологический тесты, она вызубрила все необходимые коды и специальные техники, она целиком, от точки до точки, прошла обучение. Ей даже маску выделили отдельную и позывной «Колибри». Сакуру распирало чувство гордости. В первой миссии было в пять раз меньше деталей, нежели в обычной. Приказ был написан танцующим почерком и состоял из требования убить всех в таком-то доме на границе страны Огня; ни причины, ни объяснений — ничего. Все предельно просто: получите и распишитесь. Сакуру направили туда в одиночку, но с наблюдателем. Это была её последняя, «полевая» проверка. Она не боялась. Ей доводилось завершать жизни многих. У куноичи не сахарная жизнь, не сахарная она и у докторов: она потеряла счет сделанным эвтаназиям. Но Сакура всё равно не была готова. У того дома из задания, прячущегося в окружении деревьев, были стены с облупившейся уродливой коричневой краской, старые многослойные окна и рукодельные вышитые занавески с цветочками и лесными зверятами, а на подоконниках цвели фиалки. Это был скромный сиротский приют, при котором состояло семнадцать детей и трое работников: старая супружеская пара и беременная девушка возраста Сакуры. Дети с радостными криками и смехом носились по двору, играя в салочки; за ними наблюдал дедушка. Он сидел на крыльце и курил трубку, ласково улыбаясь в усы, бабушка невдалеке развешивала белье на сушку, изредка бросая нежный взгляд на беззаботную возню детей, а беременная девушка хлопотала на кухне. От дома и его обитателей веяло теплом и искренним счастьем. Сакура бросила взгляд на наблюдателя, находящегося в десяти шагах от неё. Тот был безмолвен и холоден. Она снова посмотрела на свою цель — дети теперь играли в прятки, а бабушка отправилась помогать внутрь с ужином. И ты хочешь, чтобы я это разрушила? , кричало её сердце. Наблюдатель сухо кивнул на незаданный вопрос. Конечно, говорила ей его уверенная прямая осанка и ровное дыхание. АНБУ есть оружие. АНБУ есть сознательные марионетки. Убийство сотен для спасения тысяч. Ради Конохи. Миссию бросить было категорически нельзя — смерть на месте от руки наблюдателя и лаконичное: «Несчастный случай» близким и друзьям. Сакура бросила бы, она действительно бы отказалась выполнять задание и встретила смерть, если бы это хоть как-то изменило судьбы обитателей приюта. Но в случае провала, миссию заканчивал наблюдатель. С наступлением ночи Сакура неслышимой и невидимой тенью проникла в притихший дом. Пожилые супруги еще не спали, только лежали на кровати. Бабушка вязала на спицах, а дедушка читал старую потрепанную книгу в пенсне; в их морщинах прятались крупицы тихого счастья. Сакура свесилась с потолка и опустила им ладони на головы. Скальпель из чакры мгновенно разрезал изнутри мозг. Она положила на соответсвующие прикроватные тумбочки вязанье, книжку и очки, взбила им подушки. Нежно прикрыла каждому глаза. — Спите спокойно, — прошептала. И задула горящие свечи. Глубоко вдохнула носом; в комнате пахло воском, фиалками, старостью и смертью. Сакура старалась не плакать. — Простите меня. В ту ночь её ждали еще семнадцать детей, беременная девушка и наблюдатель. _φ(･_･ Подушка была мокрой, Скалл зашелся кашлем, на редкость не грациозно свалился с кровати и побежал в туалет, шатаясь и стукаясь о стены. Окончательно проснувшись, он устало осел рядом с унитазом и спустил воду; в комнате стоял кисловатый запах слез и рвоты. Голова все еще кружилась. Дышать всё еще было трудно. Продолжали дрожать руки. И из груди рвалась наружу зарождающаяся истерика. Скалл умылся холодной водой, безнадежно размывая неснятый с вечера грим; да, с такой разноцветной физиономией не хочется никого встречать ночью в темном коридоре. Плетясь обратно в комнату он собрал на себе все косяки, какие только было можно: заплетались мысли и длинные ноги, болталась голова, плечам просто не повезло… Он включил свет и закрыл дверь на ключ, настроил шуршащий старый приемник и налил себе щедрый стакан виски. Опустошил. Еще. Выпил. Еще. Ещеещеещееще, мало, детские тела обмякают в руках, девушка улыбается и гладит круглый живот. В одной комнате не спит белокурая девочка шести лет, она робко протягивает свой зубик в ладошке и спрашивает, зубная ли фея залезла к ней в окно, а у Сакуры дрожат окровавленные руки. Хватит. Хватит. ХВАТИТ. Завтра выступление, думал Скалл. Чертов кошмар. Он уже перестал быть Сакурой, эта страница в истории давно перевернута. Тогда почему, почему, она обняла девочку крепко, как мать обнимает своего ребенка, напела тихонько полузабытую с детства колыбельную, погладила по белокурым волосикам, а девочка прижалась наивно, доверчиво, на маленьких губках появилась улыбка, она расслабилась и вздремнула в своей собственной невинной сказке; Сакура свернула ей шею. Скалл болезненно скрючился. Его опять бы стошнило, не проведи он уже сеанс в компании белого друга. Слишком много, видимо, потратил этого проклятого Пламени. Он рукой притянул к себе бутылку виски и опустошил её целиком — голову словно выпотрошили и набили ватой, мгновенная интоксикация. Звук последних судорожных вздохов детей был приглушен алкоголем, но они никуда не пропали. Скалл ненавидел ворошить прошлое Харуно Сакуры. _φ(･_･ Ренато Синклер всё еще продолжал выполнять своё задание. Он был взбешен и заинтригован. Никто так давно над ним не издевался. Никто не смел. — Густаво, возникли некоторые осложнения… Этот дурак или чего-то знает, или ему невероятно везёт. — Разберись, Синклер. Иначе дураком окажешься ты, — и повесил трубку. Ренато скрипнул зубами и раздраженно отбросил отельный телефонный аппарат в сторону. Бесит. _φ(･_･ Утро встретило Скалла грандиозной головной болью, сухим горлом и будильником в лице укротительницы тигров Сильвии, вскрывшей дверь путем булавки и газеты. — Вставай, пьянь! — наклонилась она над ним, демонстрируя свое новенькое декольте. — Изыди, дьяволица, — вяло отмахнулся Гонщик. —… и свет с приёмником не выключил на ночь! Выпивка в одиночку, между прочим, признак алкоголизма, ты меня слышишь? — Слышу-слышу, — пробурчал Скалл, медленно садясь и зажимая переносицу, — прости, что не позвал. Вчера… была годовщина смерти одного моего друга. Сорвался. Взгляд сердобольной Сильвии смягчился, она опустила свою бледную руку ему на голову и легонько потрепала крашеные темно-сиреневые лохмы: — Тебе одолжить таблеток? — Нет, спасибо. У меня есть, чесслово. — Ладно, как скажешь. Генрепетиция через час, не опаздывай. Стоило ей скрыться за дверью, как Скалл решительно поднялся на ноги и дошагал до зеркала. Лицо было болезненно зеленоватым, фиолетовая помада почти стерлась, а «капелька» под левым глазом размазалась по всему лицу. Хорошо, что Сильвия не обратила внимания на обнаженный сиреневый ромбик на лбу. Видимо, на это место надо мазать больше тональника. Скалл осторожно глубоко вздохнул, позволяя печати Бьякуго расцвести, обновляя организм и уничтожая последствия незапланированной пьянки, напитывая каждую клеточку тела энергией, силой. Покончив с этим, он старательно смыл старый грим, навёл новый, и завтракать спустился уже будучи свежим как яичница: морально по-прежнему разбитым, но физически вкусненьким. _φ(･_･ Зал был наполнен до отказа детьми, их родителями и влюбленными парочками. Сцена переливалась всеми цветами радуги, а на балконе играл оркестр; там сидела юная нимфетка Соледад и бегала пальчиками по клавиатуре пианино. Стоял запах попкорна, сахарной ваты, хот-догов, содовой и фейерверков. Поэтому, конечно, никто не заметил, когда запахло настоящим порохом: ни зрители, ни циркачи, ни Скалл, ни Ренато Синклер, спрятавшийся в толпе. У всех на то были разные причины, но одна объединяла каждого. Неожиданность. В партере, на балконе, в гримерке, в оркестровой яме прогремели взрывы. Крики, шум, гам, давка, кто-то выстрелил. Люди побежали к выходу, кто-то падал, кого-то сносили на смерть. Ничком свалился перепуганный Луис Монтанера и Аризага, обреченный и в смерти лежать, скорчив гримасу страха. Нарочито официально одетых людей, за исключением Синклера, было шестнадцать. Сама заваруха началась, когда последний живой гражданский выбежал из-за двери: — Густаво Росси мёртв, — любезно сообщил предводитель группы и открыл было огонь из своего пистолета, но на него очень удачно упала опорная балка. — Headshot, — радостно прокомментировал Скалл откуда-то сверху. — Ты еще кто такой? — непонимающе нахмурился один из вооруженных до зубов 'бизнесменов'. — Я? — переспросил Скалл. — Speedy Gonzales, — отрезал Синклер, и прогремел первый выстрел. _φ(･_･ — Эй, эй! Клаустрофоб из парка, а тебя как зовут? — отправил Гонщик в страну грез своего противника апперкотом. — Ренато! — крикнул в ответ Синклер, уворачиваясь от запущенной гранаты, — You moron! — и отправил пулю в лоб очередному противнику. — Как-как, прости, не слышу? — Бам-бам. Трахтарарах! — Ты сказал: Реборн? — ПИУПИУПИУ — Ой, бля, ФУХХосспади! Чуть не попали!.. Так, как там твое имя? — Да, неважно! — огрызнулся Ренато. Тут бой не на жизнь, а на смерть и возможную кастрацию, если возьмут живьем, а этот идиот познакомиться хочет. — Окей!.. На, падла! Нехуй со спины подкрадываться!.. Если я Спиди Гонзалес, тогда ты будешь миссис Робинсон! У Ренато от такой наглости аж челюсть отвисла, и он чуть было не пропустил выпад ножом от 'бизнесмена': — Чегооооо? — технически этого нахала все еще убить можно. Вот закончит с этими паскудами и… — Я больше песню имею в виду, нежели фильм, успокойся. — Утешил! — Да, утешил! — А пулю в лоб? — А попадешь? Когда они в следущий раз пробегали мимо друг друга, Синклер мстительно наступил своему союзнику на ногу. С громким «ауауауау» Скалл бестолково запрыгал и резко плюхнулся на пыльный стоптанный ковер сцены, заставляя двух нападающих перелететь навстречу друг дружке. Пока они дружно падали, столкнувшись головами, Гонщик уже уполз/перекатился в другую сторону. В общем, со стороны эта битва не на жизнь, а на смерть выглядела больше как пьяная драка. А потом пришли Виндиче, и стало как-то не смешно.