Переменная облачность

Скалл сидел за большим круглым столом, сомкнув подушечки пальцев на руках; дрожащее пламя одинокой свечи отражалось в его ярких сиреневых линзах. Он, в отличие от своих коллег, смотрел только на медленно тающий воск, капающий на добротный деревянный стол. Кап. Дышат ровно. Шесть вдохов-выдохов в унисон, одно пытается подстроиться, другое спокойнее океана. Кап. Сердца за столом бьются стаккато. Кап. Волнуются все. Кап. Воздух пропитан нервами и адреналином. Кап. Не все же когда-то были шиноби. Не все же могут наблюдать, не используя глаза. Слева от него был посажён холодный, совершенно чужой, Реборн, а справа — человек с самыми зелёными волосами, которые он когда-либо видел. По диагонали сидел человек непонятного пола в балахоне, и если бы не богатый опыт Сакуры, то Скалл склонился бы ко мнению, что тот — женщина. Но у женщин нет замаскированного детородного органа солидного размера. За пределами стола были расположены два стула, оба с разных сторон и тоже по диагонали. На одном сидела дама с нежным взглядом, полным чистейшего высокомерия, а на другом… явно не человек в цилиндре в черно-белую шахматную клетку с лицом скрытым за железной маской. — Здесь собрались самые сильнейшие люди в мире. Я бросаю им вызов. — Вызов принят, — прощебетала женщина. — Кто сказал? — мгновенно ощетинился Скалл, — Здесь не диктат, и у каждого есть право выбора. — Я — Небо, — ласково возразила та. — Не моё точно, — неожиданно фыркнул «зелёный» по соседству. — Здесь собраны 7 атрибутов и я — Небо. Скалл фыркнул: — Это не означает мгновенное возведение в рабство. Вздор, мадам. Особенно, если учесть, что мы даже толком не познакомились. Китаец в красном кашлянул, прикрыв рот широким рукавом, но веселье в глазах выдавало его с потрохами. Реборн наклонил шляпу на глаза, фигура в балахоне (парень с большим самоуважением) тихо хмыкнул, а блондин, до боли напоминающий внешне Наруто, прочистил горло и сел чуть прямее. Женщина собралась что-то ещё сказать, так же приторно ласково, но не-человек её прервал: — Вы сейчас не связаны ничем между собой, — прогремел Шахматноголовый, — Вы — всего лишь наемники, работающие вместе. Скалл сцепил ладони и уронил на них подбородок, китаец убрал от лица рукав, улыбка на лице женщины застыла, словно раздавленная муха. — Вы выполните вместе ряд заданий. От качества выполнения зависит количество вознаграждения. Требование одно: работа полного состава команды. Вопросы? — Типология заданий, — бросил «зелёный». — Оплата, — отозвался человек в балахоне. — Уровень сложности? — поинтересовался китаец. — Амуниция, — проскрежетал Реборн. Промолчали только Гонщик, та женщина за пределами стола и голубоглазый блондин, который сидел с совершенно непонимающим видом, какого черта он делает в обществе таких опасных людей. — Во время этого союза находимся ли мы на нейтральной стороне по отношению к друг другу? — наконец спросил Скалл. — Типология стандартная, — ответил Шахматноголовый, — Оплата соответственная, уровень сложности солидный, амуниции сколько угодно, внутриполитические распри не приветствуются. Проживать будете в выделенном доме. Если на этом всё, то я торжественно объявляю присутствующих здесь Аркобалено! {}{}{} Зеленого звали Верде. Ужасно изобретательный никнейм (ирония, ирония). И с ним Скалл подружился первым (и, возможно, последним, потому что такую саркастичную язву надо ещё поискать). Он железно и прочно оккупировал подвал базы и высовывался на солнце только во время заданий или когда его оттуда выволакивал Скалл. В лабораторию спускался тоже только Скалл. И на нервы действовал только он. В общем, Верде, мягко говоря, недоумевал, какого чёрта Облаку нужно, но удовлетворяющего ответа не находил. А потом назойливый гость, проходя мимо, невзначай прокомментировал диаграмму о влиянии Пламени на животных, выявляя пару ошибок в расчетах, и Гроза Аркобалено уронил челюсть (не свою, что вы, это ненаучно, он от неожиданности уронил макет человеческого скелета, а там уже отвалилась челюсть; но это все враньё, потому что гениальный учёный реально немножечко прибалдел). Скалл оказался умным ходячим нонсенсом. Не будь он умным и нонсенсом, Верде бы уже разобрал каскадёра на опыты, послав куда подальше Шахматноголового с его гуманизмом. (не разобрал бы, потому что уважаемый коллега таскал в лабораторию еду; японскую почему-то, но еду и иногда какао). Разумеется, это было началом прекрасной дружбы, настолько прекрасной, насколько она может быть между социопатом и инфантилом. (Это подорванная лаборатория, игра в дартс шприцами, веселящий газ, брудершафт на медицинском спирту, жаренные сосиски на спиртовке, просмотр диснеевских мультфильмов, которые, по сути своей, старше и Грозы, и Облака, ругательства на семнадцати языках мира, а ещё много-много фотокарточек) И светлое чувство в груди, будто кто-то там открыл форточку, и пространство налилось свежим воздухом. Это счастье. Верде, конечно, не успел этого вовремя понять. {}{}{} Потом произошло более глубокое знакомство с Вайпером. В половине первого ночи, когда Туман устроил рейд на клубничные милкшейки в холодильнике. — Сколько ты возьмёшь, — монотонно-уныло прогудел тот, застуканный на месте преступления, — за молчание? — Вот пока ты не сказал, что за это можно что-то потребовать, и не подумал бы о шантаже, — признался Скалл. Вайпер приобрёл вид совсем грустный. — Да не буду я ничего брать или спрашивать! Все же люди, в конце концов! Пауза. — Ты так разоришься, обеднеешь и умрешь в подворотне, — неодобрительно заметил Туман, — Имя твоё канет в небытие, труп отвезут в мусоросжигатель, и жизнь будет прожита зазря. — Эм, — вытаращился Скалл и задумчиво почесал затылок, — Way to kill the mood, как говорят англичане. Тогда… как насчёт того, чтобы, хм… если узнаешь какой-нибудь мой секрет, не выдавать его? — Договорились, — мертвым голосом сообщил Вайпер, забрал свои клубничные милкшейки и пафосно вышел в окно. Утром в лаборатории Верде на одного человека стало больше. — Ещё раз, ещё раз это унисексное существо прокомментирует моё ведение финансов и!.. — Верде, не истери, пожалуйста. — Это кто тут истерит?! Я истерю?! Скалл, и ты тоже меня критикуешь?! И ты, Брут, да?! Бойкот! —… Развод и девичья фамилия, — съязвил маячивший из стороны в сторону Вайпер, — Кому-то не стоит больше наливать. — ЧТО ЗНАЧИТ «НЕ СТОИТ»?! МОЙ САМОГОН, ЧТО ХОЧУ С НИМ, ТО И ДЕЛАЮ! ик! Пьяный в зюзю Вайпер качался из стороны в сторону и бормотал что-то про женщин, аллигаторов и захват мира, время от времени прикладываясь к своей порции, залитой в стеклянную бутылку из-под Кока-Колы. Верде обливался мужскими слезами в собственный белый халат и плечо Скалла и жаловался, что он слишком умный, и его никто не понимает. Скалл все ещё был более-менее трезвым, о чем нещадно жалел, потому что хотелось или выйти вон или присоединиться. Где-то в захламлённой лаборатории радиосистема мурлыкала песенки Боба Марли. {}{}{} Колонелло (синего) Скалл по возможности избегал. Стыдился этого, но избегал, потому что на него физически смотреть было больно. Сразу же представлялись другие глаза, василькового оттенка, лимонные волосы, загорелая кожа и мальчишеская улыбка до ушей. Но тем не менее, переступая через воспоминания Сакуры, общался. Колонелло — не Наруто; Наруто больше рядом нет, его надо отпустить, но Харуно всегда в этом плане была жадиной. А Колонелло был хорошим парнем. — Честно говоря, я понятия не имею, как здесь оказался, — говорил он, — О мафии и в ус не дул. Вот учительница моя, Лал Мирч, вот она больше подошла бы на это место, потому что о теневом мире хоть знает, и Пламя у неё есть, тоже Дождь, между прочим! Но выбрали меня… Почему? Не понимаю. — Ты очень талантливый снайпер, — заметил Скалл, — А среди нас стрелок только Реборн, да и то, он предпочитает среднюю дистанцию. — А ты бросаешься длинными иголками, и они далеко летают. — Так ведь сенбоны не снайперка, это тоже средняя, — Гонщик вздохнул, — Ладно, окей. Смотри: Реборн, Фонг и я, получается, главная опорная сила в команде, первыми идём в бой. Верде тоже может сражаться, но на него падает роль координатора и связиста, так как только он может без лишних проблем хакнуть систему безопасности вражеской базы. Боеспособный Вайпер кроет иллюзиями Верде и мешает врагам нанести встречный удар. Луче находится где-то рядом с ними, гладит большой живот и ничего не делает. А ты являешься главподдержкой, находясь где-то посередине. Если нам приходится туго, помогаешь с высокой точки, если Вайпер начинает не справляться, устраиваешь диверсию и не даёшь неприятелю пробраться к ним. Догадываешься, к чему я веду? — Ну да, — медленно произнёс он, — Лал, Лал тоже средне-ближний боец. А я как бы балансирую, — и расплылся в улыбке, — спасибо, что объяснил! Кора! — Пожалуйста, — с ностальгией в голосе усмехнулся Скалл, стараясь проигнорировать ноющую боль в сердце, — Шаннаро. {}{}{} Китаец Фонг противоречил самому себе и чем-то неуловимым напоминал Сая. Носил все красное, жил в красном и был паинькой; Скалл решил, что у парня проблемы, потому что так в жизни не бывает. Красный цвет агрессивен, упрям, настойчив, это цвет ораторов, лидеров, воинов, ищущих справедливости. Никак не смиренных монахов. Скалл ему об этом сказал; мимолетный испуг в глазах и обратившийся в пепел стол. — Давай ты не будешь мне искусственно улыбаться, а я буду готовить тебе умебоши, — предложил Скалл, а потом добавил, — Пожалуйста. — Я не понимаю, — после долгой паузы произнёс Фонг, — твоих мотивов. Тебе же это ничего не даст. — А разве спокойная совесть не считается? Послушай. У меня был друг один, которого вот этими ментальными дисциплинами довели до того, что он разучился искренне улыбаться и смеяться, разучился чувствовать эмоции. Ты вытаптываешь себя, я же вижу; другая натура. Если волка оторвать от леса и долго приручать, от него прежнего останутся только корни, он станет собакой. — Не волнуйся, — сказал Фонг, чуть приподнимая губы в улыбке, — если собакой стану, то только Динго. — Что, если уже стал? Фонг прикрыл глаза и промолчал. Потом глубоко вздохнул и положил ладонь на плечо Скалла: — В таком случае, буду ждать моей порции умебоши. Скалл не смог сдержать широкой-широкой улыбки. Mission complete! {}{}{} С Луче не получалось наладить дружеских отношений, хоть ты тресни! Собственно, Небо испытывало трудности в общении вообще со всеми остальными элементами. Казалось бы, она должна была притягивать к себе, как магнит, но только отталкивала; Луче привыкла, что вызывает только положительные реакции у других Хранителей, благодаря эффекту своего Пламени, но этот эффект не работал на Аркобалено, а поэтому каждому была налицо суть. Босс Джиглио Неро являлась высокомерной, слабой и эгоистичной личностью, а обычно ослепляющие искренностью и открытостью улыбки были полны приторной сладкой фальши. Во время заданий она смиренно сидела на базе и не занималась ничем продуктивным, потому что это, якобы, плохо влияло на ребёнка. Бред! Куренай на девятом месяце помогала хирургам в операционной в Конохе, а ещё ассистировала клану Курама с гендзюцу, скрывающей территорию. А Луче даже не могла взять на себя наблюдение за камерами! Лучше бы уж тогда в выделенном на проживание поместье оставалась, так нет же… Однажды ни Колонелло, ни Вайпер не смогли уберечь временное укрытие и туда прорвались. Верде спасал уникальное оборудование, иллюзионист спасал Верде, Колонелло спасался сам, потому что его высокую сосну окружили, а Луче защищать было некому. Вялое парирование ударов, один пропущенный и выкидыш. Скалл жалел неродившегося ребёнка, но никак не мать, которая напрашивалась на опеку и жалость других. — Не обвиняй других в своих проступках, — вбил последний гвоздь Реборн, который какое-то время общался с Луче. Та в слезы. Никто её утешать не стал. Спустя месяц активного игнорирования всех, Луче подошла к Скаллу и сказала: — Прости меня. Я вела себя как настоящий паразит. Гонщик много чего хотел ответить на это. Болезненного и правдивого. Что я-то не злился, потому что у меня не было смысла уделять тебе внимания, что у дочери своей мертвой прощения проси и тому подобное. Но улыбнулся в ответ и сказал: — Да чего уж тут. И позволил расцеловать себя в обе щеки. Подозрительно ёкнуло сердце, по спине пробежал холодок. Ой, буря близится, ой, буря. {}{}{} Под ногами хрустели мелкие горные камушки и скрипела мокрая от вечерней росы трава. На небосводе яркими летними красками догорал закат, по кустам расселись стрекочущие цикады. Они молча поднимались на небольшое горное плато, обливаясь потом от не ушедшей дневной жары, думая о чем-то своём; это должно было быть последним заданием. Наниматель обещал их встретить. И вот они вышли на ровную каменную плиту: кто-то закурил, кто-то уставился в горизонт, кто-то озадаченно начал оглядываться вокруг себя; Луче, улыбаясь, незаметно закрыла собой тропинку, ведущую назад. Опасность заметил Скалл. Это был тонкий луч, нёсшийся подобно стреле, вертикально, быстрый и яркий, всех цветов радуги. У него не было времени даже закричать: «осторожно!» Секундная паника, холодный пот, отчаяние и старый-добрый режим шиноби в опасной битве: — НЕТ! — вскричал он. Резко освободившаяся чакра порывом отбросила назад с плато всех остальных, куда точно, Скалл не удосужился посмотреть. Он вытянул вперёд и наверх руку, словно пытаясь дотянуться до луча, выпустил столько Пламени, сколько смог, повторяя в голове словно безумный: {Увеличить уменьшение радиуса поражения}{Увеличить уменьшение летального исхода}{Увеличить уменьшение радиуса поражения}{Увеличить уменьшение летального исхода}{Увеличить уменьшение радиуса пораже… Удар. Весь мир рухнул, треснул, взорвался, так показалось Скаллу, хотя мир как раз стоял на месте. Наижутчайшая агония пронзила его тело, и он сдавленно взвыл, чувствуя как плачет алыми слезами, как идёт кровь носом и ушами, наполняется соленой жидкостью рот. Он не мог дышать, не мог стоять. Скалл рухнул наземь. Казалось, ему кто-то что-то кричал, казалось, летели камушки от чьих-то торопливых шагов, но он не видел и не слышал ничего, кроме полусидящей рядом с тропинкой Луче, с разодранным от падения платьем. Она смотрела на него с непониманием и шоком, и Скалл автоматически прочёл по губам её беззвучное: «так не должно было быть». — Ты знала, — с трудом прохрипел он, — Ты все знала с самого начала, — и ворох сильных непонятных чувств охватил его, их было слишком много, чтобы определить. Под тональником сама по себе расползалась печать Бьякуго. Ему казалось, что он уже умер, и что он вовсе не на плато захлебывается в собственной крови, а где-то далеко-далеко. В светлом тёплом безопасном месте, дома. Глаза уже не фокусировались. — Эх, ты… — выдохнул он, глядя в никуда. И улыбаясь. Совершенно непонятной, светлой, всепрощающей, абсолютно человеческой улыбкой, —… Иуда. Мир поглотила тьма. Камуи.