Десять миллиграммов

Свет то погасал, то пробивался сквозь открытое нараспашку окно. Солнце сторонилось этого места. Как и наоборот. Облака спешили скрыть его от пугающего взора забытого дома. Паутины в углах пустовали. Иногда казалось, что они появляются сами собой. Казалось, ни одна другая живая душа не смогла бы находиться здесь. Эти тонкие нити, мудрёно переплетающиеся между собой, расходящиеся и вновь встречающиеся, разнесённые ветром и потрёпанные временем… Они создаются как ловушки. Невидимая и лёгкая, но попадая в неё, чувствуешь тяжесть крепких оков. Но от большинства оков есть ключи, как и от двери. Двери от дома, о котором почти никто не знает. Тяжесть понемногу покидала тело, оставляя за собой пустоту, которая раньше имела право называться разумом. Ещё до того, как он начал тонуть и растворяться в иллюзиях, заменивших здравые мысли и продолжавших плести бесконечную паутину, улавливая в неё любой лучик света и подкармливая им бездну. На руке ощущался спасительный холод, в то время как по телу продолжал разливаться жар. Бэтмен придерживал пакетик со льдом на посиневших венах Джокера, на первый взгляд не подававшего никаких признаков жизни. Его грудь лишь изредка поднималась, слабо и почти незаметно шевелились пальцы, елозя по простыне в поисках чего-то, что способен нащупать лишь сам Джокер. Это было что-то явно неосязаемое, что-то несуществующее, но каким-то образом выдающее своё присутствие в воспалённом воображении Джокера. Ресницы Принца дрогнули, заставив сердце Брюса замереть на довольно долгую секунду. Бездна вновь открылась, мгновенно затопив в темноте потолок, на который упал взгляд Джокера. У этой пустоты не было видно ни дна, ни границ, ни конца, ни начала. Она расползалась настолько, что даже десять миллиграммов теперь не могли заполнить её, лишь так же погружались в бездонную пропасть и скрывались за дверьми этого дома. Уэйн замер, отложив пакетик со льдом и борясь с желанием закрыть Джокеру глаза. Он осознавал, что где-то там, среди ноющих коридоров, в одной из запертых комнат всё ещё жив тот человек, которого он искал вот уже семь месяцев. Где-то там, за невыносимо кричащей тишиной и ослепляющим мраком ещё бьётся сердце Принца преступного мира. Бьётся, сотрясая бездну и круша воздвигнутые ослепшим безумием стены. Он надеялся, и поэтому всё ещё здесь, рядом с ним, со своим собственным безумием, которого ему не хватало, которое его дополняло… — Джокер, — тихо, касаясь бледной руки, прошептал Бэтмен. Джокер тихо простонал, и Брюс почувствовал внезапно подступившую слабость. — Господи… что ты сделал? — срывающимся голосом выдохнул Уэйн. Голова закружилась, а пол провалился и рухнул на что-то неустойчивое и проминающееся, когда на лице Джокера появилась улыбка. Брюс видел улыбку в этой тьме. Беспросветной, оглушающей и безграничной, но при этом соблюдающей подозрительную осторожность, словно приманивая к себе Тёмного рыцаря, желая утянуть за собой. Но Рыцарь был готов пойти на это. — Я рад тебя видеть, — прохрипел Джокер. Бэтмен тяжело вздохнул, опустив взгляд на исколотые руки. — Что ты здесь делаешь? Рыцарь Готэма чуть сжал руку Джокера. — Как будто ты не знаешь, — ответил он с излишне серьёзным взглядом. Слишком там холодно, слишком темно, слишком… спокойно. Время в этих глазах остановилось уже очень давно. Оно замерло, замёрзло и плотно укуталось в липкой паутине, сотканной создателем бездны из невероятно прочных нитей, покрытых пылью прошлых годов и кровью отравленных вен. Этот обманчивый тон, с трудом выровненный голос, чужая улыбка и лёгкая дрожь приводила Бэтмена в ужас. Он помог Джокеру привстать и приблизил его к себе. — Тебе лучше не вставать, — поспешил предупредить Уэйн, но Принц только усмехнулся. — Я сказал правду. Я рад, что ты пришёл. Брюс умолк, глядя на заметно похудевшее тело. Казалось, совсем недавно он исследовал его, каждый сантиметр, обходил по нескольку раз, затем ещё раз, покрывал поцелуями тогда ещё накаченный торс, спускался ниже, слушал сбивающееся дыхание и тихие стоны, ощущал на своей спине сжатые кулаки, наслаждался последними мгновениями и финальным поцелуем, заглушавшим громкий стон. Пока не раздавался звук подходящих к палате санитаров. Сейчас же желание, почему-то, совершенно не пропало. Хрупкий, разбитый и местами неправильно склеенный — так бы Бэтмен сейчас описал Джокера. Ему хотелось схватить его, вновь разбить об эти стены и самому собирать его по частям. Он был уверен, что нигде не ошибётся. Верил, что никакие части не потеряются в бездне, не успеют утонуть, став частью паутины и поглотить остатки, забрав с собой небольшую часть самого Рыцаря. Глупо было верить в это, однако то ли жалость, то ли долго сдерживаемое влечение путали мысли и дарили прозрачные надежды. Джокер же оставался невозмутимым. В груди продолжало гореть пламя, дым которого неприятно набивал лёгкие и не давал Принцу спокойно дышать. Ложь слишком быстро соскочила с губ, не успев получить разрешение от мозга, хотя это неудивительно. Он прятался здесь из-за чёртовой мыши, давшей начало этому кошмару наяву, этой пропасти, лабиринту, выходы из которого перегородили стены, а единственные окна и свет поглотили на тот момент спасительные десять миллиграммов. Они заполняли пустоту, подарив лёгкость и вернув Джокеру привычные ему взгляды. Но что-то сломалось, что-то пошло не так, чего-то было то ли слишком много, то ли мало, и уже ничто не могло открыть дверь в этот дом. Но вот она оказалась открыта. Неужели снова что-то сломалось? Принцу даже начало казаться, будто он слышит треск некоторых стен. И сердце почему-то забилось быстрей, когда Тёмный рыцарь неожиданно приблизился ещё на несколько сантиметров, мягко касаясь губ Джокера. — Бэтс… — нехотя отстранившись, прошептал Джокер и опустил голову. Но Бэтмен осторожно обхватил лицо Принца преступного мира рукой и вновь развернул к себе. Тот не особо сопротивлялся и, пускай не сразу, но ответил на поцелуй. Непривычно робко, аккуратно, словно касался чего-то столь ценного, что Джокер был не в силах перебороть в себе страх повредить при малейшем касании. Того же мнения был и Брюс о Джокере, когда неуверенно уложил его обратно на кровать и медленно стянул с себя маску. На секунду Уэйн даже позабыл о том, во что превратился его кусочек безумия. Он углубил поцелуй, чувствуя, как напрягается под ним опасно слабое и непрочное тело. Рука, туго затянутая в чёрную перчатку, одним движением сорвала пуговицы с рубашки, проходя по пламенеющему телу, не быстро касаясь кожи, едва-едва затрагивая выпирающие рёбра, опускаясь ниже. Внезапно Джокер вцепился в перчатку, заставив Тёмного Рыцаря отстраниться и остановить только начавшиеся прогулки по почти забытому телу. — Никогда не любил твои перчатки, — с ноткой иронии выпалил Принц, быстро сняв лишние детали костюма с Бэтмена. Брюс усмехнулся, соприкасаясь с Джокером лбом, а затем снова продолжив то, о чём мечтал долгие семь месяцев. Семь месяцев нескончаемой агонии, страха и неопределённости. За эти семь месяцев Уэйн, наконец понял, кто он. Кто он с этим кусочком безумия, с этим недостающим пазлом в общей картине чувств, что, наконец-то, собрались по кусочкам за долгие годы. Чертовски хитроумный пазл, который как ни крути, всё равно складывается в единое целое, каждый раз умудряясь незаметно расшириться и внести ещё что-то, пусть и не всегда заметное. Джокер был сдержан, напряжён и даже немного напуган. Бэтмен искренне удивился, но не подал виду, стараясь как можно нежнее спуститься к брюкам. Руки, порабощённые желанием, перестали слушаться и расстегнули пуговицу слишком резко, за что Рыцарь мысленно себя отругал. Его Принц сейчас непредсказуем, обманчиво тих и терпелив, что совершенно на него не похоже. Он, видимо, тоже что-то понял за эти семь месяцев, и это «что-то» мешало ему расслабиться, открыться и к чертям разорвать паутину. Вместо этого он укрылся ею, утонул в безмолвной пропасти, по сей день опускаясь ниже, боясь коснуться дна и постоянно добавляя в этот ад по десять миллиграммов, оттягивая своё падение, беспорядочно связывая новые нити между собой и блуждая по коридорам собственного, так ненавистного и любимого творения. Пальцы обошли цель, и губы Джокера дрогнули. Он ещё сильнее придвинулся к своему Рыцарю, зарывшись рукой в его волосах, почему-то боясь отпустить, потерять, запереть в этих стенах и обречь на ту же учесть пленника… но мысли прервали невыносимо знакомые и давно желанные ощущения. Почувствовав в себе Бэтмена, Принц судорожно вздохнул, не открывая глаз и вцепившись в простынь. Брюс старался быть нежнее, но понимал, что после такого перерыва избежать боли будет сложно. Пальцы расходились и проникали глубже, а поцелуй становился настойчивее и грубее. Уэйн не боялся угодить в паутину, не боялся оказаться в кромешной темноте. Это было видно, и это пугало Джокера. Бэтмен — его половинка, неотъемлемая часть этого разбитого сознания, единственная, которая ещё способна выдержать на себе свет. Но также это та самая часть, которая первая дала трещину. Джокер с трудом удержал стон, когда пальцы покинули его тело, а сердце начало ударяться о рёбра с дикой силой, заставляя Принца тяжелее дышать. Рыцарь нетерпеливо стянул с себя ещё одну часть формы, сгорая от возбуждения и желания поскорее покончить с кошмаром, замеревшим в этих стеклянных глазах. Пламя прошлось по спине Джокера, выдавив первый приглушённый стон. Брюс не спешил входить полностью, решив дать Принцу больше времени привыкнуть, но тот подался вперёд, будто наслаждаясь болью, которая внезапно дала искру. Такую слабую, неяркую и далёкую, но спугнувшую и встряхнувшую бездну, так скоро вернувшую себе былое величие и контроль. Но это лишь всколыхнуло в Джокере надежду, и он ещё раз толкнулся навстречу, сильнее и увереннее, резче и болезненней, вновь заставив несколько нитей сорваться. Бэтмен прошёл дальше, и руки Принца сжались в кулаки на его спине. На этот раз они были сильнее, крепче, словно он приготовился к бою, собираясь нанести решающий удар. И Джокер был готов. Он толкался вперёд, навстречу боли, стонами прося своего Рыцаря не жалеть это тело, разбивать, ломать, крушить, чтобы только добраться до этой пустоты, заполнить оставшимися обломками, перебить вопли тишины стонами удовольствия и закончить, наконец, распавшийся когда-то пазл, не способный собраться из-за последней детали. И Бэтмен ускорился, пробиваясь вперёд, гонимый бьющимся под его грудью сердцем, похожим на то самое, что было у его Принца. Уэйн вновь припал к губам Джокера уже без всякой опаски, толкаясь сильнее с каждым вздохом. Он чувствовал, как медленно начал загораться вместе с ним, проникая в неведомые ранее места, исследуя их и упиваясь каждым движением. Бездна содрогалась, трещала, рвалась и визжала скрипом открывшихся дверей. Подобно волнам, она качала Джокера и с каждым разом с большим трудом настигала его вновь. Бэтмен — Рыцарь Готэма, Рыцарь ночи. Он стоял на краю пропасти, бесстрашно гладя вниз, и в какой-то момент начал спускаться. Джокер заёрзал сильнее, не успевая двигаться в такт с Уэйном, но это не мешало. Он погружался всё ниже, выталкивая Принца выше, освещая ему путь, ломая преграды, заглушая вопли и открывая замки, разрывая паутины и освобождая скрытые во мраке чувства, заставляющие тело дрожать от наслаждения. Бэтмен — ключ от всех дверей, от всех оков. Нечто жаркое и болезненное в груди разбилось более прохладными волнами, бьющимися о всё тело и заканчивающимися в голове, окончательно сбивая дыхание, принося спасительную боль, невыносимую и приятную, и Джокер закусил губу Брюса. Сильно, нещадно, больно. Но Бэтмен даже не дрогнул, не разорвал поцелуй в предфинальных толчках. И Джокер вырывается на поверхность, вынырнув из тьмы безграничного океана, по дну которого разлился ослепительный свет. Ослепительней царствующего там мрака, прочней возведённых пропадавшей в никуда бездны стен, хитрей и проворней плетённой ловушки, сгоравшей от первых лучей. Уэйн медленно отстранился, наслаждаясь хриплым дыханием Принца, а затем приподнялся, проведя рукой по зелёным кудрям и улыбнувшись. Джокер, не открывая глаз, тихонько засмеялся. То ли над временно побеждённой бездной, то ли над самим собой, то ли просто, от освободившегося безумия, получившего свой последний осколок и вновь взявшего верх над на мгновение посветлевшим разумом. Этот смех именно то, что так давно мечтал услышать Брюс. Так давно, что готов был сделать всё, что угодно, только чтобы он не затихал, а продолжал гонять свет по самым тёмным углам этого проклятого, забытого места.