***
— Шинья! — это становится первым, что выдает Глен, когда влетает в дом, с громким треском захлопнув за собой дверь. Из гостиной доносится ленивое «Что?». Так же быстро залетев в комнату, Ичиносе нависает над Хиираги, который в этот момент валялся на диване. Окинув мужчину внимательным взглядом, Шинья с усмешкой проговорил: — Ну надо же, какие мы возбужденные. Глен выравнивает сбившееся из-за спешки дыхание, затем, выдохнув, говорит: — Ты ведь был недавно у своего племянника. Хиираги хлопает глазами: — Ну, был. — Там был кто-то еще у него дома? — Да. Почему тебя это волнует? — Амане Юичиро? Хиираги спокойно кивает. Глен прикрывает глаза и судорожно вздыхая, падает на диван. Шинья вытаскивает из-под него ноги и вопросительно окидывает взглядом запыхавшегося Глена. — Ты его знаешь? Тот резко раскрывает глаза, непроницаемым взглядом уставившись в глубь комнаты. — Тебе это не понравится. Хиираги хмурится, но назойливого взгляда не отводит. — Говори, — твердо бросает он. Глен еще некоторое время сидит молча, собираясь с мыслями и прежде чем начать, он поворачивается к Шинье и смотрит в глаза, что раньше делал редко: — Послушай, и лучше будет, если ты выслушаешь до самого конца, не перебивая. Недавно со мной связалась Наоко… — дальше Шинья уже ничего не слушал, прекрасно все осознавая. Хиираги никогда не был глупцом, и без каких-либо проблем вполне мог сопоставить некоторые имеющиеся факты, чтобы успешно достичь верного вывода. Когда Ичиносе закончил свой рассказ, Шинья отвел от него холодный взгляд. Он долго молчал, взвешивал в уме каждое слово, действие. Ему не хотелось ничего рушить, ломать, эти отношения были слишком дороги. Этот человек был слишком дорог. Подобное предательство не могло не вызывать с таким большим трудом удерживающиеся сейчас Шиньей слезы. Он держался, как мог, нацепив на лицо непроницаемую маску, называемая безразличием. Вера в любимого человека пошатнулась, что-то треснуло… Но разрушаться не стало, он старался удержать доверие к Глену, он не мог сейчас от него отвернуться или обидеться. Если бы не сегодняшний разговор, то было бы труднее, но именно он давал некий стимул, спасательный круг, который давал Хиираги сил и подпитывал веру к Ичиносе. Он с улыбкой начал: — Знаешь, если бы я не был знаком с этим парнем, то, думаю, я бы не упустил возможности, чтобы заехать тебе в челюсть. Но я видел его, разговаривал с ним. Он славный, я даже заметил некоторую схожесть с тобой, особенно этот взгляд… Глен ничего не смог ответить, виновато опустив взгляд: — Мне жаль… — Уже поздно сожалеть. Ты хочешь, чтобы я отвез тебя к нему? Ичиносе кивает. — Тогда завтра. Сейчас уже поздно, а еще я намереваюсь сегодня ночью отыграться на тебе за боль, что ты мне причинил. — Хиираги повалил Глена на диван, больно надавливая на плечи. — Жесткий секс тебе обеспечен. — Ичиносе ничего не отвечает, только с вызовом смотрит на Шинью.***
Не успел Амане войти в квартиру, как его резко откинули на стену. Охнув и зашипев от тупой боли в спине, он резко распахнул глаза, встретившись напротив с голубыми, в которых сейчас отражался дикий блеск, кажущийся таким жутким в этом полумраке. От такого взгляда внутри все сжималось и наводило легкую панику. Сейчас даже сознание кричало о том, чтобы повиноваться, а сердце предательски вторило ему, нервно отбивая ритмы о грудную клетку. — Юи-чан, — шепот собственного имени раскалял внутри большое невыносимое и нарастающее с каждой секундой желание, — позволь… позволь мне… — руки ловко забираются под рубашку, оглаживая впалый живот. Почему-то эти прикосновения не пробуждали тепло, они не были нежными, как прежде. Это было абсолютно новое непонятное для Амане ощущение, распаляющее в нем такую новую, никогда им неиспытанную страсть. И слово выговорить было трудно, когда пальцы так умело обхаживали его тело, что из головы выходили любые мысли. Одернув в сторону воротник, Микаэль провел языком по метке, которую оставил еще утром. Дыхание только учащалось. Действия становились бесконтрольными. Руки сами тянулись к чужому телу. Сама душа желала заполучить его. Еще один поцелуй, который казался куда слаще того, что был прежде: слишком влажно, слишком глубоко. Короткие ногти царапают шею, когда язык касается уха, облизывая его и опаляя горячим сбивчивым дыханием. — Мика… пожалуйста… — дрожащие пальцы Юи забираются под майку и, проведя несколько раз руками по телу, хватается за ткань, поднимая ее верх, намереваясь снять. Шиндо был удивлен проявленной инициативой, но долго на этом зацикливаться не стал. Когда последняя пуговица оказывается расстегнутой, ткань медленно сползает с плеч. Микаэль не успевает ее снять полностью, как Амане резко одергивает его на себя, соприкасаясь телами. Губы соприкасаются друг с другом снова сливаясь в поцелуе. Движения языка Юи уже не кажутся такими робкими и неуверенными. Пальцы цепляются за светлые волосы, сильно сжимая их. Боль приятной дрожью разливается по телу, пробуждая и без того нарастающее с каждой долей секунды возбуждение. Микаэль и сам цепляется за темные пряди, одергивая голову Юичиро назад, и припадает к шее, осыпая ее поцелуями-укусами. Амане не сдерживается в проявлении своих эмоций, лаская слух Шиндо своими стонами. Весь мир переворачивается, когда Мика опрокидывает Юи на пол, нависая сверху. Снизу доносится недовольное шипение, и прежде чем Амане начал посыпать его проклятиями, тот наградил его извиняющимся поцелуем. Юичиро оторвался от чужих губ и выгнулся в спине, распахивая глаза, когда рука Шиндо огладила его уже возбужденный член. Тело болело от невыносимой ломки, от безумного возбуждения. Чужие прикосновения становились только чувствительнее, ощущения только острее. Юи облегченно выдохнул, когда с него сняли нижнее белье. Когда Микаэль снова появился над ним, тот заговорил: — Юи-чан… Сейчас я не хочу делать тебе больно, поэтому… — Заткнись, я не понимаю, чего ты там несешь. — Я сделаю приятно нам обоим. Громкий стон разнесся эхом по всей квартире, когда Микаэль наклонился к Юи плотнее и, прижимаясь о его член своим, одной рукой начал надрачивать обоим. Движения были чересчур медленными, настолько, что от бессилия хотелось биться в агонии. Амане всего было мало, безумно хотелось большего. Хрупкие руки крепче охватили плечи, прижимая к себе и больно впиваясь зубами. — Юи, — этот голос был последней каплей для Амане и, выгибаясь, чуть ли не впиваясь ногтями в пол, царапая его, он изливается. Микаэль наклоняется к лицу Юичиро и, заглянув в чистые изумрудные глаза, забирается в открытый рот Амане языком. С его стороны сейчас не было почти никакого ответа, Мике и не нужно. Горячий рот казался слишком желанным, ему он нужен был, чтобы языком очертить его губы, проникнуть внутрь и страстно насиловать, иногда отстраняясь, чтобы дать Юи передышку. Когда Микаэль наконец кончает, размазывая руками их смазку по животу Юи, то ложится рядом с ним, притянув Амане к себе. Заплетающимся языком от бессилия Юичиро заговорил: — Так вот… как это. Черт. — Шиндо только улыбается ему, перебирая темные пряди. — Спи, Юи-чан. — Когда улыбка сошла с лица Микаэля, он добавил, — пожалуйста, спи спокойно.