Трудности жизни

3 недели назад. Серый потолок, в который сейчас был устремлен тусклый взгляд Хиираги казался намного красочнее, чем его жизнь. И он был убежден, что она вся медленно и верно катится под откос, еще совсем немного и можно будет разорвать свою жизнь острозаточенным лезвием, дрожащими пальцами разрисовывая рваные линии. Ждать спасения было не откуда, даже близкий человек отвернулся от него, и теперь он вдоволь мог захлебываться печалью в собственном одиночестве. Он лениво перевернулся набок, продолжая всматриваться в глухую пустоту. Сейчас она была единственным, кто находился рядом с ним — больше никто. Словно прошлая счастливая жизнь — иллюзия, которую он придумал, чтобы немного разнообразить свое существование. А теперь он даже потерял способность создавать счастливую жизнь — единственная радость, — сейчас остается только страдать от невыносимого бессилия. Сегодня был первый срыв. Первый раз, когда Глен посмел поднять голос на Шинью, а затем залепить звонкую пощечину. Хиираги прекрасно его понимал, не посмел упрекнуть или даже просто разозлиться, убежать. Скандала он не хотел, потому молча ушел, хоть истерика и сдавливала горло тугими жгутами. Просыпается он уже за полночь, когда слышит, шум из гостиной. Но встать Хиираги так и не предпочел, все также продолжая валяться на расстеленной постели. Когда дверь в спальню наконец открывается, Шинья тихо проговаривает: — С возвращением. — В ответ он ничего не получает, потому закрывает глаза, чтобы снова провалиться в сон, отдаваясь в руки новому дню, который наверняка будет таким же ужасным, как и предшествующие. Оказывается, ответ всего лишь был отсрочен до некоторого времени, Хиираги понимает это, когда тело позади него тесно прижимается со спины. Он никак не реагирует, продолжая лежать неподвижно, Шинья просто не знает, как реагировать на этот порыв нежности. Рука аккуратно перехватывает подбородок, поворачивая лицом к себе. Пальцы легким движением касаются щеки, на которую и пришелся удар. Шинья даже не смотрит в его сторону, устремив взгляд в непроглядную темноту за спиной Глена. Никто не решается и слова проронить, растягивая и без того долгое молчание, тонущее в теплом дыхании, которое Хиираги ощущал на своем лице. Сейчас было трудно. Слишком трудно, чтобы злиться или держать обиду за содеянное Гленом. А прикосновения губ словно были для него исцелением, в эти моменты можно было забыть о том, какие проблемы его окружают, или насколько низко пала его жизнь. Невероятная иллюзия прикрывала собой отчаяние. Сейчас прекрасная собой игра воображения была нужна ему, как никогда. Продлить ее нужно как можно дольше, потому он позволил делать с собой все, что угодно, отдавая себя в руки родного человека. Сейчас тело требовало ласки, подставлялось под касания теплых рук. В возбужденном взгляде читалась немая просьба, чтобы это мгновение продолжалось дольше, душа неистово кричала о несоизмеримой тяге к близкому человеку. И ей это давали, когда тела соприкасались друг с другом, когда губы сливались в нежных давно забытых поцелуях. Глен брал все, что давал ему сейчас Шинья, без остатка: биение сердца, когда прижимался к тяжело вздымающейся груди, каждый вырывающий стон, горячее рваное дыхание. Ему казалось, что именно только сейчас Хиираги полностью был открыт перед ним. Ичиносе трудно было представить, как Шинья это делает, но он по-настоящему сводил его с ума, заставил следовать за ним, как верную собачонку. Факт этого распаляет сознание еще больше, он чувствует, как терпкий яд привязанности течет в его венах, это одурманивает, заставляет желать еще больше, само желание нарастает все сильнее. И только когда на границе здравого смысла он слышит в приглушенном шепоте собственное имя, он осознает, что тяжелое проклятие этого человека будет преследовать его всю жизнь, даже если Шинья отвернется от него. Еще не успев отдышаться, Глен перехватывают руку Хиираги, которая повисла на его его плече и, перебирая в ладони его пальцы, целует их, при этом тихо нашептывая: — Прости меня, прости… — Шинья смотрел на него затуманенным взглядом, в нем играли смешанные чувства, он не мог понять откуда у Глена взялось столько нежных чувств, а о том, что он сейчас так трепетно просит у него прощения, вообще говорить не стоит. Тем не менее Хиираги принимал это от него, не испытывающий к нему злобу — он простит его, потому что только Глен мог его понять, только он знал его душу, которая сама собой спешила открыться ему. Шинья убирает руку и кладет на шею, чтобы снова прижать, почувствовать тепло тела, снова погрузиться в полное умиротворение.

***

Шинья и Куруру ждали подальше от кровати — буквально возле выхода, — что ответит им Микаэль на новость, которую они только что ему сообщили. Последний долго и выжидающе смотрел на этих двоих, будто все еще не мог переварить сказанное ими. Напряжение нарастало с каждой секундой, все больше становилось не по себе, от пристального взгляда голубых глаз нельзя было ждать ничего хорошего. — Вы рехнулись?! — наконец вырывается у Шиндо. — Это ради твоего же блага, — решительно заявляет Цепеш. Она знала, что следует ждать отрицательной реакции у Микаэля на то, что они хотят его оставить в больнице, хотя срок выписки уже давно настал. — Ради вашего блага будет, если вы оставите меня наконец в покое! — Не ори, пожалуйста, — с непроницаемым лицом отвечает Шинья. Он уже успел забыть, когда последний раз проявлял положительные эмоции перед своим племянником, ему надоело с ним любезничать, потому и приходилось применять хладнокровность. — Или эта палата, где ты будешь вести себя тихо-мирно, или же психиатрическая клиника, выбор не велик, верно? — Вот как, добрый родственник, ничего не скажешь. — Не ради себя стараюсь. — Шинья и не думал сменять строгость на милость, продолжая сверлить Шиндо холодным взглядом. Микаэль не уступал ему в этом, все настаивал на своем: — Хотите помочь? Хорошо, но не мне, вон, того идиота Амане, — он поднял руку в сторону в указывающем направлении, — запрячьте в психушку его, а меня оставьте в покое. Куруру хлопает глазами. — Юичиро зачем? — За тем, что он достает меня постоянно, с головой явно не все в порядке, раз людям проходу не дает. — Он тебе помочь пытается, — отвечает Шинья. — Черт, — Микаэль заметно краснеет и опускает взгляд, — даром не нужна мне помощь этого придурка! Как от настоящего профессионала, от Цепеш не могло уйти это некоторое изменение отношения Микаэля к Юичиро. — Не нужна, говоришь? — язвительно спрашивает она. — Я повторять по двадцать раз должен? Делайте, что хотите, но не подпускайте ко мне его, — раздраженно говорит Микаэль, затем, словно самому себе, добавляет, — трудно представить, что от него можно ожидать, когда он поправится. Полностью выслушав ответ Шиндо, Куруру и Шинья покидают его палату. Оказавшись в светлом коридоре, они выдыхают. — Могло быть и хуже, — облегченно заявляет Цепеш. Зная нынешний характер Шиндо, она предполагала, что тот начнет неистово кричать о том, как всех ненавидит или и вовсе кинется с кулаками, потому они оба и решили отойти от его кровати на безопасное для жизни расстояние. — Согласен, удивлен его относительным спокойствием. — Хиираги глубоко вдохнул, затем, выдохнув, спросил, — Ты уверена, что удастся договориться? — Конечно. Не забывай, пожалуйста, с кем ты разговариваешь, — Куруру придала своему голосу как можно больше надменности, когда поняла, что ее гордость была задета. — Да, прости. На самом деле, Шинья был рад тому, что Микаэлю достался именно такой врач, как Куруру, потому что он действительно мог вверить здоровье Шиндо в ее руки, не опасаясь того, что все может плохо кончиться. Она являлась таким человеком, которому, не смотря на ее местами высокомерный характер, можно было доверять, потому что больше всего на свете она была предана своему делу. — Кстати, — начала Цепеш, когда они вышли на лестничную площадку, — я столько времени уже хожу к Микаэлю, но так до сих пор и не знаю деталей этой автокатастрофы. Шинья заметно поменялся в лице, затем поморщился. Те эмоции, которые он испытал тогда, хлынули на него водопадом. Он чувствовал, как тот страх все еще ходит за его спиной и насмехается. Шинья никогда не забудет испытанного им ужаса на протяжении того долгого времени, пока ему не сказали, что его племяннику ничего не угрожает. Он видел все, что там происходило, весь тот кровавый карнавал, пробудивший в душе зрителя самые страшные эмоции. — Их машина стояла на перекрестке, когда грузовик выскочил из-за угла на большой скорости прямо на них, удар прошелся по диагонали, были задеты еще несколько рядом стоящих машин, кажется, около пяти-шести штук, затем он и вовсе перевернулся, опрокидываясь на машины, ехавшие по встречке. Казалось, он и не думал поворачивать, судя по всему его просто занесло так, что он прошелся по всем автомобилям, что находились по левую сторону от него, те, в свою очередь столкнулись со сзади стоящими машинами, правда задние ряды не так пострадали. Пятеро погибших. — Так его задержали? — Ему удалось уйти, — Хиираги ухмыляется уголками губ, — он умер на месте. Куруру промолчала, затем озвучила таки мысль, которая крутилась у нее в голове: — Удивительно, что ты все помнишь. — Если бы ты меня спросила именно в тот день, как все произошло, то вряд ли бы ответил. Я тогда абсолютно ничего не понимал. Потом эта сцена начала сниться в кошмарах, так что я ее уже хорошо изучил. — Шинья замолчал, — очень жаль, что амнезия — весьма неэффективный вариант, чтобы забыть самые плохие воспоминания. — Какими бы ужасными они не были, воспоминания — это наша жизнь, и с помощью них она придает нашим личностям ту огранку, которая подходит ей больше всего. Потому не вижу ничего хорошего в том, чтобы вычеркивать их, оставляя лишь пустоту, из нее никакая личность не получится, только безвольная оболочка, которая не в силах выжить одна в этом мире. Ведь именно воспоминания учат нас жизни. — И чему же научила меня эта трагедия? — Она придала тебе сил, разве не так? Впредь, ты сможешь держать себя в руках в подобных ситуациях. Шинья задумался. Перед его глазами сразу предстала катастрофа, когда он, будучи пятилетним ребенком, попал в аварию вместе со своими родителями. Хиираги плохо помнит, как все произошло, зато отчетливо перед глазами он видит маленькую ручку, которая тянется к нему в попытке вытащить. И сейчас, спустя двадцать восемь лет, когда похожая трагедия повторилась, Глен снова находился рядом. Сохраняя спокойствие и полностью контролируя собственные эмоции, он не только держался сам, но и лишал Шинью возможности сойти с ума. — В детстве, — начал он тихо, — я попал в аварию, но она меня ничему не научила, разве что только, чтобы я паниковал в таких ситуациях еще сильнее. Цепеш удивленно приподняла брови: — Хм, неужели это событие ничего тебе не дало? Хиираги словно током прошибает: — Глен… — М? — А, нет, то есть, да, дало, — он улыбается этому выводу, словно открыл в себе какую-то невероятную способность. Куруру подозрительно косится на своего собеседника, затем, заметив у регистратуры врача, быстро бросает: — Ладно, пойду договариваться. Увидимся, — махнув рукой, она удалилась. — Ты долго будешь стоять и улыбаться самому себе? — голос со стороны выводит Хиираги из его раздумий о том, что он только что сделал такое явное открытие, которое не замечал столь долгое время. Шинья повернул голову в сторону, уставившись на Глена, который стоял возле автомата с напитками. В руках у него был стакан с кофе. Шинья подошел к нему, улыбка все еще не сходила с его лица. — Разве это плохо? — Сумасшедших в семье и так достаточно, тебя еще не хватало, — сказав это, он вдруг осекается и отводит взгляд в сторону. Хиираги, конечно, не мог пропустить это заявление мимо ушей. — Хм, «в семье», значит? Это безумно мило с твоей стороны. Ичиносе прикрывает глаза, сейчас он готов сам себя назвать идиотом за то, что ляпнул это. — Только не начинай… — Ну почему же? Я хочу это услышать, ну же, Глен, скажи, ты ведь всех нас считаешь настоящей семьей, не так ли? Отведя взгляд в сторону от назойливых глаз Хиираги, Ичиносе делает глоток кофе. Он знал, что теперь от этого разговора ему не уйти, ведь, если Шинья у него что-то спрашивает, то непременно добьется желаемого ответа, он умел хорошо манипулировать им, добиваясь своего. — Да, — наконец сдается он, — так и есть, думаю. — В этом ведь нет ничего сложного, правда? — тихо говорит Шинья. Он пододвигается чуть ближе к Глену, обнимая его.

***

Стук в дверь выводит Микаэля из легкого сна. Разлепив глаза, он слышит его снова — уже более настойчивый. Он злостно морщится, но, в конце концов, предлагает войти надоедливому гостю. — Мика… — Кто бы сомневался, — раздраженно бросает он Юичиро. Тот, словно и не слыша этих слов, проходит к Шиндо и присаживается на стул. — Как ты себя чувствуешь? — с улыбкой интересуется он. — Думаю, намного лучше, чем ты. Ты ведь еще болен и, насколько могу слышать, с твоим голосом все те же проблемы. Неужели тебе нравится насиловать себя, каждый раз приходя сюда? — Мне не сложно, — отмахивается Амане. — Зачем приходишь? — Просто так, проведать, в этом ведь нет ничего страшного. — А если честно? Юи хмурится. — Что плохого в том, что я хочу проведать своего друга? — Прекрати это. — Слова болезненно врезаются в память Микаэля. Головная боль снова начинает беспокоить его. — Нет, я не прекращу! — Амане быстро меняется в лице, придавая ему строгий вид, который вселял в Микаэля некоторое замешательство. Он успел за короткое время усвоить одно правило: Юи стал серьезен — жди беды на свою голову. — Разве я не дал тебе понять, что не желаю видеть тебя?! — Разве я не дал тебе понять, что желаю, чтобы ты все вспомнил?! — Амане не собирался уступать ему, он не собирался терять своего близкого человека, не собирался позволить ему сгинуть в темной бездне, и он поклялся сам себе, что сделает все возможное, чтобы всего этого не допустить. После сорванного крика, Юи начинает глубоко дышать, даже сейчас Микаэлю его становится жалко, потому с болью в глазах ему приходится наблюдать за Юичиро. — Завязывай с этим. Хорошо это все равно не кончится: либо ты сам себя в могилу загонишь, либо я тебе помогу. — Ты… этого не сделаешь… Мика. — Почему ты так в этом уверен? В следующее мгновение Юи бросается на Шиндо, припечатывая того к кровати и нависая сверху. Юи в крепкой хватке сжал до боли плечи Мики. — Потому что ты любишь меня! — Не неси чуши! — Вспомни, хватит препираться. Включи мозги, придурок! Не корчи из себя барышню из дешевого книжного романа, Мика! — снова одышка, которая уже так заколебала Юи, что он готов себе собственноручно вырвать больную глотку. Но вопреки боли, он продолжал настаивать на своем. На лице Шиндо застывает только неприкрытая злость, нет и тени никакого просветления. Он пытается вырваться из цепких рук Амане и в конце концов успешно делает это. Скинув Юи на пол, он сам оказывается на нем сверху. — Хватит! Слышишь? Хватит повторять одно и то же! Раз за разом! Каждый день! Сколько? Сколько вся эта чушь будет продолжаться? У меня башка трещит, разве ты не понимаешь? Мне больно! Больно! Эта пустота давит на меня! Воспоминания, связанные с тобой, словно ножом по сердцу. Я пытаюсь отстраниться от них, а ты неистово продолжаешь добиваться своего! — сам Микаэль не замечает, как слезы стекают по щекам, капая на лицо Амане, который застыл и не решался пошевелиться, — Хватит… Юи… Сказав это, он освобождает руки Амане. Слезы не переставали течь, а когда сил совсем не осталось, Шиндо кладет свою голову на грудь Юичиро, продолжая всхлипывать. Юи долго приходил в себя после услышанного, он кладет руку на голову Мики, пропуская между пальцами светлые волосы. Он все еще помнит это чувство, словно совсем недавно они вдвоем лежали в одной кровати. Тогда, когда Судьба еще не сыграла с ним в нечестную игру, когда душа любимого человека все еще была с ним.