Любовь слепа

–Тебе сейчас лучше отдохнуть, – выдержав паузу, Мураки убирает руки. Можно притвориться испуганным, нуждающимся в поддержке, но эта роль дается слишком трудно. Он и так наговорил лишнего, и хорошо, что Тсузуки слишком взволнован сейчас, чтобы подмечать чужие промахи. Сам доктор точно поймал бы себя уже на первой оговорке. Или на первой удачной лжи... хотя это не такая уж и ложь. Асато действительно нужно считать себя живым, чтобы жить, это – его соломинка... одна из наиболее прочных и занозистых. – Раз ты говоришь, что мне ничего не угрожает... Предлагаю отметить то, что ты мне наконец-то рассказал о себе. Тсузуки соглашается почти без колебаний. Ему тяжело далась эта откровенность. Казутака сейчас действует как врач – в конце концов, специалисты доказали пользу алкоголя в стрессовых ситуациях. А ненадолго отложить разборку с призраком никто не запрещает. Не денется же он никуда за один день. Да и не натворит ничего, пока находится под впечатлением. Значит – можно разыграть эту карту, не выходя за рамки все той же роли обыкновенного человека. Измотанный высказанной наконец правдой Асато если и задумается, зачем ему на самом деле предложили выпить, то скорее подумает даже не о проявлении заботы, а о том, что Алистер сам хотел бы успокоить нервы после выслушанных откровений. Самый прозрачный и очевидный мотив. Обычные люди в принципе могут позволить себе многое, когда ситуация выходит за рамки естественного. Нужно только забыть о том, что способен оказать реальную помощь, показать краешек страха, как женщина показывает, якобы случайно, то, что полагается скрывать под одеждой. Для таких, как Тсузуки, чужая слабость – лучшая приманка. А вот ее отсутствие могло бы и насторожить. Убедив себя в этом, после очередного бокала доктор осторожно интересуется, можно ли провести эту ночь в одной комнате с гостем. Исключительно из соображений безопасности, разумеется. Конечно, альтернатива просто очевидна, но Асато и сам не хотел бы спать вне дома, поэтому соглашается без лишних колебаний. Да, этот дом он упорно воспринимает своим... Мураки снова чувствует легкую ревность. Как легко его шинигами впускает на свою территорию того, кого считает другом, не чувствуя никакого подтекста... смешно думать об этом, когда сам же и старался, чтобы Тсузуки ничего подобного не заметил. Но взгляд на ситуацию изнутри всегда наводит на мысли, которые в норме возникать не должны. Намерения, как и люди, довольно интересно смотрятся после работы скальпелем. Есть и хорошая сторона – теперь не придется таиться, можно хотя бы одну ночь, один вечер на легальных правах наблюдать... сравнимо с наконец-то полученной возможностью покурить, не оглядываясь на собственное, все еще шаткое здоровье. А желание взять сигарету последнее время накатывает приступами. И не в нескольких бокалах хорошего вина дело, как утверждают некоторые коллеги-медики. Просто жизни все равно, бросал ты вредную привычку или нет. Испытания для нервной системы никуда не делись. К счастью, Асато даже в нетрезвом виде не воспринимает предложение, на которое согласился, как идею лечь в одну кровать, и начинает настаивать, что ляжет на пол. Наконец удается прийти к компромиссу – шинигами все-таки будет спать на полу, но в своей комнате, уступив кровать хозяину, так условия получатся отчасти равными. Конечно, было бы заманчиво сократить дистанцию до минимума, даже если речь о ночевке валетом... но лучше не провоцировать. Себя. Чем ближе Тсузуки позволяет подойти, чем беспечнее относится к вторжению в личное пространство, тем больше хочется сделать еще пару шагов. Этой ночью у Казутаки есть оправдание тому, что засыпает он долго. Правда, старается не ворочаться, просто занимает позицию у самого края, чтобы видеть спящего Асато. Ощущения, что день потрачен зря, нет. Наоборот, сегодня очень многое изменилось... уже нельзя убедить себя в том, что играют обе стороны. Все карты вскрыты – кроме тех, что у доктора. Но если проявить честность, проиграешь с гарантией. Еще рано. Альтернатива хуже в разы... пусть и хочется начать все заново, без лжи и притворства. Тсузуки выглядит безмятежным, он похож на ребенка сейчас – ладонь под щекой, мягкая улыбка, чуть прикрытая мизинцем... словно просьба молчать о тех мыслях, которые сейчас бродят в голове Мураки. А доктору вспоминается, как его шинигами неловко коснулся пальцами поверхности вина в бокале и потом совершенно естественно облизал их. И до сих пор хочется однажды как-нибудь сделать это за него. Но до этого еще долго. Сейчас надо радоваться тому, что удалось изобразить так необходимое этому чуду полное доверие. Подобраться на расстояние, большинству недоступное. Но – чем ближе подходишь, тем меньше пространства для маневра. Тем аккуратнее надо себя вести. Пока получается... Ночь проходит тихо, без кошмаров. Лавина уже прошла, осталось оценить результаты. Поэтому нет ни кошмаров, ни напряжения – Казутака даже слегка благодарен назойливому призраку за помощь. Без нее пришлось бы, пожалуй, искать повод для получения доступа под чужой панцирь. И пусть у этой близости есть минусы, доктор никогда не отказался бы от нее взамен на возможность упрекнуть Асато во лжи. Тут даже ревности особой нет. Алистер не узнал, по сути, ничего нового по сравнению с тем, что уже знал Мураки. Тут обе стороны личности практически равноправны. Стороны... или личность и маска. В который раз хочется сказать, что ревновать к самому себе не стоит, что до момента истины – считанные дни... но единственный способ не думать о белой обезьяне – это занять мысли чем-то другим. Например, изгнанием духа, услуги которого больше не требуются. Хоть и изначально были навязаны. При всей своей пользе мстительная покойница все-таки отняла у них дни, которые можно было бы потратить на другие цели. Сегодня Тсузуки встает раньше – конечно, на полу спать не так удобно, особенно если использовать одеяла, а не футон, которого в этом доме нет. Но невыспавшимся шинигами не выглядит и даже на кофе не претендует, предпочитая чай. Они вчера выпили не так много, чтобы мучиться похмельем, Асато это явно радует. Казутака не забывает поблагодарить его за спокойную ночь, причем совершенно искренне. Сложнее видеть кошмары о том, кто находится на расстоянии вытянутой руки. –И тебе тоже, – отзывается Тсузуки, нащупывая на столе тарелку со сладким. – За то, что не посчитал меня сумасшедшим. –Необязательно быть врачом, чтобы видеть разницу между психически ненормальным и человеком, который просто знает больше тебя, – Мураки машинально подвигает холодный фарфор чуть ближе. Асато не вляпывается пальцами в крем, но зато натыкается на чужую руку и невольно улыбается, прежде чем прервать контакт. – Есть вещи, которые нельзя доказать или опровергнуть, они просто существуют, и им все равно, вписываются ли они в чью-то картину мировоззрения. И есть реакция людей на эти вещи. Я не вижу угрозы для себя в том, что знаю теперь о привидениях... куда хуже не быть в курсе дела и в упор не понимать, с чем сталкиваешься. Мне это напоминает о некоторых пациентах, которые знать не желают свой диагноз, как будто их убивает знание, а не болезнь. Дикарский подход. Рациональный человек всегда сознает, что его картина мира, какие бы авторитетные ученые ни отметились в ее описании, неполна по определению. А, возможно, и неверна. Доктор старается говорить серьезно. Обыкновенный человек на его месте пытался бы в первую очередь убедить самого себя. Хотя нет, обыкновенный бы отрицал и возмущался. Адекватность, увы, исключение, как и гибкость мышления в зрелом возрасте. К счастью, изображать предельно среднестатистического человека не требуется. –Я предпочитаю верить своим глазам и своему опыту, – продолжает Казутака, с улыбкой глядя на в кои-то веки спокойного и уверенного в себе шинигами. – И он мне подсказывает, что на мнение знающего специалиста нужно полагаться, даже если оно противоречит каким-то общепринятым теориям. Особенно когда никак иначе не объяснить то, что я сам же и чувствую. –Понимаю, – Тсузуки кивает и уже с некоторым беспокойством добавляет: – Но ты ведь не будешь никому говорить? –Не вижу смысла, – как, например, нет сейчас смысла в том, чтобы пожимать плечами. Асато нужно успокоить. После завтрака он наверняка займется изгнанием, и лишнее волнение ему ни к чему. Только помешает работать. – Нужно самому столкнуться с чем-то в этом роде, чтобы поверить. И, насколько я понял, проблема не такая уж и частая, чтобы бороться за всеобщее обучение. –Мы стараемся успевать вовремя, – шинигами заметно втягивает голову в плечи. Похоже, все-таки качество собственного труда его не слишком устраивает. Не говоря уж о работе коллег. А любые объективные причины вроде сопоставления количества занятых сотрудников, которых судя по рассказу Тсузуки немного, и населения страны, не котируются. –Судя по тому, что я столько лет прожил, не имея ни малейшего понятия о потустороннем мире, работаете вы замечательно, – сделав комплимент, доктор допивает чай и встает из-за стола. – Ладно, перейдем к делу. Мы вчера договорились, что я должен буду уйти из дома. Надолго? Не хочу тебе мешать. Раз уж помощи от меня никакой... Асато, естественно, начинает говорить, что дело не в этом, он просто боится за него... и на всякий случай предлагает поубирать сначала все хрупкие предметы. Для страховки, а то мало ли что может случиться. Тсузуки довольно критично относится к возможным последствиям и даже проговаривается о каких-то штрафах, которые выплачивает за неаккуратную работу. Мураки кажется, что его шинигами просто тянет время, но это же недолго – завернуть в бумагу вещи, которые хотелось бы найти целыми. А в процессе можно еще немного поговорить о загробном мире – когда еще столько узнаешь о вероятных противниках? В конце концов доктор все-таки берет ключи и выходит из дома. Почему-то упорно кажется, что, несмотря на все предупреждения, квартиру он все-таки найдет там же, где и оставил. И даже примерно в том же виде. А если и нет – то совершенно не обязательно притворяться обывателем именно в этом аспекте. Нет в этих стенах ничего такого, что стоило бы ссоры с тем, кто и так воспринимает посещаемую призраком съемную квартиру как собственный дом. Те вещи, которые нельзя просто купить снова в случае порчи, все сложены в других местах... кроме самого Асато, конечно, но сейчас он для себя не опасен.