Любовь слепа

Возможно, это было глупостью с его стороны, но Мураки не жалел, что последовал своему порыву. Он не привык ждать, пока кто-то решает его проблемы, не привык волноваться за другого... деятельная натура доктора требовала сделать хоть что-нибудь, а природный авантюризм этому только способствовал. К счастью, Асато не испугался... и посчитал букет адресованным не себе. Казутака испытывал по этому поводу смешанные чувства. Радоваться бы надо, что не раскусили, что Тсузуки проявляет высшую степень доверия... что просто сидит вот так, держа цветы в руках, и не пытается отшвырнуть их, как ядовитую гадину. Фотоаппарата не хватает, снимок вышел бы чудесный – особенно это устало-растерянное и одновременно довольное выражение лица. Но до такой степени провоцировать шинигами он не станет. Просто сохранит в памяти... и будет нелогично радоваться тому, что все-таки не влюбил Асато в свою идеальную маску. Хотя до этого – считанные шаги и несколько слов. Если бы опрометчивый план сработал полностью, Мураки точно не удержал бы инкогнито. Но сейчас все в таком шатком равновесии, что срывать покровы во всех смыслах рано. Тсузуки не готов к правде... а доктор – к тому, что его в очередной раз с ужасом покинут, пусть даже на время, необходимое для обдумывания. Он дошел до точки, еще сегодня ночью, когда его шинигами был так близко. И, несмотря на всю свою ревность, не может не сокращать дистанцию, пользуясь таким удобным поводом. Они всего лишь сидят рядом... При этом можно и дальше болтать о пустяках, о том, что ничего не пострадало, слушать объяснения Асато, демонстрировать искренний интерес к его работе – последнее проще всего. Тсузуки словно не замечает, как соприкасается с ним пальцами, принимая чашку, или коленом, наклоняясь к столику... вторжение друга в личное пространство воспринимается спокойнее. Казутака немного скучает по тем дням, когда шинигами относился к нему настороженно и потому реагировал более нервно, так забавно краснея. Но только немного. Сейчас все кажется более правильным, а на романтику еще будет время... «Когда ты начнешь видеть, что делаешь со мной, – Мураки тянется за свежей газетой, оставленной на спинке дивана, при этом невольно приобнимает Асато и не сдерживает улыбку. – Когда перестанешь считать меня врагом, от которого нужно спасать всех... даже эту маску». Дыхание Тсузуки сбивается – едва заметно. Пожалуй, не стоит рисковать и дальше. Куда бы ни качнулось настроение шинигами, доктору это, скорее всего, не понравится. «Потому что отвергнешь ты в любом случае меня... а выберешь – Алистера. Да, это глупо, но чувствовать я буду именно так... и не уверен, что не натворю того, о чем потом пожалею». Завтра совершенно некуда пойти, если судить только по рекламе, а спрашивать Асато об идеях – не время. Поэтому доктор пересказывает новости, которые они не обсудили вчера, и постепенно уводит разговор от темы, которая уже стала немного неприятной. Тсузуки слишком волнуется, ему сложно отпустить тех, в чьей судьбе он принял участие... и, к тому же, он непроизвольно начинает вспоминать старые дела, не все из которых способны поднять настроение. Иногда выпустить скопившийся на дне души гной просто необходимо, но сейчас явно не то время. Свою службу эти рассказы уже сослужили, Асато осознал, что его скорее поддерживают, чем осуждают, и в целом нормально воспринимают необычную профессию. А долго жаловаться на положение дел, которое нереально изменить – как минимум непродуктивно. Вместо поиска причин и выходов – первые ясны сразу, вторые временно закрыты, – повторное переживание травмирующей ситуации, о которой лучше забыть. Бывает, конечно, что многократный пересказ лишает переживание силы, но чаще для окружающих, а не для непосредственного участника. Прошлое должно оставаться в прошлом, пока может. Никто не помнит всей боли, пережитой в жизни... и всегда есть что-то кроме. Есть и то, что заставляет улыбаться, и право не испытывать эмоции только потому, что они уместны. Хотя.. никто же не умер сегодня. Смерть произошла раньше, а то, что сделал Тсузуки, слабо отличается от отключения аппарата жизнеобеспечения неизлечимо больного. Прекращение страданий плюс шанс спасти те жизни, которые под угрозой, пока аппарат занят. Твердо перевести чужие мысли в новое русло иногда сложнее, чем повернуть реку, но в конце концов все удается. Получается даже обойтись без примеров из практики, которые могли бы насторожить Асато. День продолжается вполне спокойно, плавно перетекает в вечер... жаль только, что пропал повод провести еще одну ночь в одной комнате с шинигами. Но пока одного раза достаточно... да, можно выдумать новую причину, выставить себя нервным, только ни к чему хорошему это не приведет. Мало что Тсузуки посчитает, будто качеству его работы не доверяют, и опять начнет себя обвинять черт знает в чем, так еще и опасность сорваться увеличится. Сокращать дистанцию рано, лимит глупостей исчерпан. Но этой ночью Мураки все равно не может не прислушиваться к звукам из гостевой спальни. Он способен признаться себе: ждет чего-нибудь, что можно хотя бы спутать с зовом о помощи, просьбой прийти и остаться... Не может не ждать, хотя на самом деле не хочет сближения такой ценой. «Я становлюсь сентиментальным, – Казутака смотрит в темный дверной проем, мысленно представляя Асато, мирно спящего совсем рядом. Кажется, можно расслышать его дыхание, до того в доме тихо и спокойно. – Или просто не хочу толкать тебя... форсировать события. Надеюсь, ты это оценишь, когда поймешь, кто оберегал твой покой все эти дни». К сожалению, затишье зачастую предвещает бурю. Правило подтверждается на следующий день, когда в районе восьми утра доктора будит звонок – телефона, принадлежащего гостю, из соседней комнаты, но слышно его очень хорошо, как и попытки Тсузуки говорить тише. Слов не разобрать, только интонацию, шинигами пытается оправдываться. И получается у него, как у любого захваченного врасплох с утра пораньше, не слишком хорошо. После недолгой борьбы с собой доктор все-таки встает и идет в гостевую. Да, скорее всего, Асато не станет лучше от того, что его услышали, он ведь так старается никому не доставлять лишних неудобств. Но притвориться, что ничего не случилось – значит оставить шинигами без защиты, хотя бы символической, когда ему так необходима поддержка. Мураки замирает у двери, осторожно заглядывает внутрь. К счастью, телефонный разговор так и остался телефонным. Бесцеремонность коллег Тсузуки пока держится в рамках шкалы обыденного. Кто-то из них просто кричит сейчас в трубку так, что Асато вынужден держать ее на расстоянии от уха. Лицо шинигами искажено обидой и непониманием, он сдерживается изо всех сил, чтобы не ответить адекватно. Хочется выдернуть из его руки телефон, сказать пару ласковых в микрофон и выключить это орудие пытки, но это не решит проблему. Тсузуки должен сделать все сам. Поэтому Казутака подходит к нему и просто кладет руку на плечо. Шинигами вздрагивает, но лишь на миг. У него никто не отнимает возможность победить этого, фигурально выражаясь, демона. Просто показывают, что верят... что поддерживают. И это действительно придает сил. Со стороны заметно. –Тацуми, ты переходишь всякие границы, – негромко, но яростно произносит Асато. – Я ничего не нарушил, не причинил никому вреда, я просто сделал свою работу! Кажется, именно этого ты от меня все время добивался?