Любовь слепа

Ноги затекают, даже когда на них лежит самое дорогое в твоем мире существо. Просто порою можно и потерпеть... сейчас Тсузуки как никогда нужна поддержка. Кого-нибудь менее доброго на его месте можно было бы просто поздравить с удачной попыткой настоять на своем, но тот, кто впервые так откровенно выступает против ложных друзей, всерьез и по серьезному поводу, не обойдется приветственными аплодисментами на финише. Он не верит в каждый свой шаг, пока не получит подтверждения в своей правоте. И худший способ научить – бросить без помощи среди тех, кто не преминет высказаться насчет того, как делать нельзя. Просто потому, что не знает, как можно – или чувствует угрозу со стороны становящегося сильным «друга». «Ты сильнее, чем тебя приучили думать, – Мураки не удерживается от еще одного прикосновения. Асато слишком близко, чтобы сдерживаться, и слишком многое позволяет. – Тебе нужно только перестать бояться, сдерживать себя с теми, кого не хочешь пугать... и понять, что тебе никто не запретит быть слабым, если появится необходимость. Я уж точно не буду против». Такая простая ошибка – вместо того, чтобы показать, на что способен, и выбить у окружающих из головы саму мысль издеваться или сесть на шею, – упорно притворяться слабым и беспомощным. Пока даже у видевших тебя в деле не появятся сомнения в реальности тигра за ширмой. Увы, идеализм в жизни не прокатывает – слабого проще пнуть, а не пожалеть, а уж притворяющегося слабым сильного... любой, кто поведется на маскировку, будет тем более обижен, когда правда откроется. И не поверит, что речь не только в наивной хитрости, но и в понятной усталости от могущества. Что ширма – не обман, а самообман в первую очередь, и только во вторую – попытка не напугать своей силой еще одного потенциального друга. Сильный среди слабых... и тех, кто отстоит от его могущества на несколько ступенек. Среди хитрых манипуляторов и завистников. Среди умных любителей выезжать на чужом горбу. Ни одного, кто признал бы себя равным и не соперником. Никого способного не принимать как должное любовь и тепло в свой адрес. Ну конечно, если солнце просит помощи, то нужно запросить полную цену и ни в коем случае не вспоминать об уже полученных авансах. Дело не в том, что дармовщина до предела развращает. Дело в правилах, которые преследуют одну цель – позволить эксплуатировать сильного и забить его камнями, если тот вдруг откажется. Все во благо общества, то есть – полной абстракции, неестественной системы, где плохо всем, и даже не в равной мере. Жаль, нельзя влезть в голову Тсузуки и просто подправить там установки. Он должен сделать все сам, иначе не оценит. Осознать свои чувства – дело, в котором можно помочь, но нельзя сделать всю работу за другого. К тому же, у некоторых доброжелателей появится повод в очередной раз накапать на мозги... а даже если бы такой опасности не было, все равно – не стоит. Пока Асато боится сопоставить того, кому может доверять, и того, кто причинил ему боль, пока плачет от неблагодарности мира, а не мстит за нее, нужно просто быть рядом. Слушать подсказки и принимать подарки он начнет позже, до того времени можно подумать, что заслужил повелитель теней за свою безобразную выходку. А пока – помнить, что о нем еще практически ничего не рассказали, и под этим соусом выудить побольше информации, как только Тсузуки заговорит. Может быть, если получится, дорисовать в его понимании этот образ до реалистичного. Мысли о том, что теоретически можно сделать с непрошеным защитником, позволяют высидеть до конца. Когда Асато просыпается и понимает, где лежал, естественно, тут же начинает извиняться. –Все нормально, – несмотря на то, что в ногах едва начало восстанавливаться кровообращение, даже слегка жалко, что шинигами теперь сидит. Рядом, но на некотором расстоянии, до крайности смущенный и все еще не совсем трезвый. – Главное, что тебе легче. –Да, немного, – Тсузуки кивнул. – Это был... ну, в какой-то мере он выше меня по должности. И он недоволен, что я рассказал тебе о нашей организации. Считается, что люди знать не должны... –Это я понял, – Мураки был рад, что шинигами решил объяснить все, не дожидаясь вопросов. Чем дольше держать все в себе, тем хуже. Доктор осторожно помассировал бедра, пытаясь оценить, когда можно будет нормально встать, не опасаясь, что ноги подогнутся. – Но ты говорил, что есть исключения. Твой начальник не понимает, какой именно была ситуация? –Он не начальник.... Тацуми – секретарь нашего шефа, – Асато сделал паузу. Потом вздохнул. – А еще мы раньше вместе работали. И время от времени на него находит... ну, обычно он просто выговаривает мне за... недочеты. Но иногда ему кажется, что я слишком рискую, и все такое. –Вы долго были напарниками? – уточнил Казутака. Образ повелителя теней обретал новые краски. Тсузуки не рассказывал об этом раньше. А той короткой встречи было явно недостаточно, чтобы понять о противнике все. Силен, трудная цель, явный собственник... и, насколько ясно из рассказов и недомолвок Асато, причина многих его комплексов. Собирать информацию по кусочкам – увлекательное занятие, но рано или поздно любой паззл надоедает. Хотя может оказаться, что воображенная картина выглядит совершенно не так, как законченный рисунок. –Месяца три... для меня это долго. Со мной мало кто больше выдерживает. Ему не нравилось, как я работаю, он не понимал, почему я так стараюсь учесть мнение людей... в конце концов, он меня бросил, – интересный выбор слова. Хотя сложно представить какие-то глубокие отношения, развившиеся за такой короткий срок. Доктор ощутил ревность, на сей раз приступ не был направлен против себя. Что ж, по крайней мере, это нормальнее. – А потом пошел на повышение. Тацуми у нас еще и за бухгалтерию отдела отвечает, так что я от него огребал каждый раз, когда ему казалось, что я слишком много трачу. Семьдесят лет работаю в Секан, но до сих пор не понял, откуда эти деньги берутся... и почему их всегда так мало, – Тсузуки грустно усмехнулся. Казалось, его мысли сейчас далеко отсюда. В прошлом, на которое он вряд ли часто смотрел по-настоящему, зрячими глазами. Шинигами продолжил рассказ, время от времени делая паузы, чтобы вспомнить. Мураки осторожными наводящими вопросами выуживал подробности, отмечая, что восстановил картинку практически точно. Разве что недооценил кое-чей идиотизм. Если этот танец продолжается полвека... что ж, Асато, конечно, просто не может представить себе его причину. Возможно, и секретарь не понимал, во что ввязывается. Трудно распутывать клубок, возникший еще до твоего рождения, когда люди вели себя несколько иначе. Книги и газеты тех времен порой вызывают недоумение или смех, а живые свидетели по большей части необъективны. Даже бессмертные меняются, хоть и волокут за собой шлейф ошибок. Одна из главных – то, как и они, и люди воспринимают отношения, сложившиеся между собой и своими близкими... теми, кто таковыми успел стать. Дружба – одна из самых непрочных связей, которые представляются вечными. Рано или поздно один из участников процесса начинает хотеть больше или понимает, что его не устраивает сложившееся положение вещей. А другой, как хрестоматийная лягушка в закипающей воде, не понимает, что температура выросла, пока не становится слишком поздно. Хотя иногда и первый не осознает, что изменилось и почему ему хочется вести себя определенным образом, поэтому начинает подбирать для своих поступков внешне логичные объяснения. Некоторые умудряются не замечать и любовь. «Будем справедливыми, я и сам мог бы еще долго не понимать, что условия игры изменились, как и смысл моей жизни. Человеку свойственно опираться на опыт, накопленный за всю прошедшую жизнь, при попытках объяснить самому себе, что происходит. Успокаивать себя, если происходящее пугает или идет в разрез с привычным положением вещей, – Тсузуки сейчас рассказывает о событиях, в которых доктор участвовал. Легко отвлечься, когда и без того знаешь, как все было и что может сказать о тебе любимое существо. – Я слишком далеко зашел, чтобы отказаться от тебя, чтобы отдать тебя даже собственной маске, чтобы пустить все на самотек и ждать... Завтра, если ничего не изменится, ты отправишься в клинику. Послезавтра я уничтожу свою ложную личность. Ты поймешь, что это я могу быть любящим... каждый, кто попытается встать между нами, кто причинял тебе боль, будет устранен из твоей жизни». –... поэтому я и сказал так. Ну, он ведь правда понимал, что я хочу умереть, только один, а не с кем-то еще... то есть, не совсем один, там в любом случае оставался Мураки, но я его потерял в огне. Я не знаю, как спасся он, – Асато делает паузу. То ли ждет реакции, то ли ему просто неприятно вспоминать. На всякий случай Казутака накрывает ладонью его руку. На этот вопрос тоже можно будет ответить. Послезавтра. После операции. – Тацуми даже прощения приходил просить, что вытащил нас с Хисокой. А потом все пошло как раньше. Все те же придирки – разрушаю слишком много, трачу казенные деньги, не забочусь о себе... не знаю, может, он и прав. Я ведь довел себя до этого, – Тсузуки поднимает свободную руку и касается прикрытых век. –Прав он или нет, но обращаться с тобой так не имеет права, – не удерживается от комментария доктор. – Мне кажется, что он хочет заставить тебя чувствовать вину за то, что ты сам принимаешь решения. Прости, если тебе не нравятся мои слова... –Вчера я бы возражал, теперь не знаю. Только, когда я спрашиваю его совета, он тоже сердится. Говорит, что я не ребенок и должен сам знать такие элементарные вещи, или запрещает делать то, что могло бы помочь... если другого выхода нет, в итоге все равно я виноват, – Асато грустно улыбается, и эта улыбка больше похожа на гримасу боли. – Раньше еще говорил, что мы больше не работаем вместе, так что ничем помочь не может... ну, не может и не может, есть у нас один... одно существо, которое правда помогает. Тсузуки все еще не совсем трезв, видимо, сейчас это только на руку. Информация льется из него, как вода из крана, открытого полностью, широкой струей, главное – не разозлиться слишком сильно, слушая его. Шинигами не упорствует, он соглашается с адекватными оценками в адрес своих коллег, даже если раньше считал немного иначе, но не стоит злоупотреблять, вскрывая истинные мотивы. Мураки старается делать вид, что говорит непредвзято, руководствуясь только услышанными описаниями. Надо пользоваться моментом, который легко может закончиться... но все никак не кончается. Чем дальше, тем больше данных, способных помочь в нейтрализации врагов и даже поиске союзников среди друзей Асато. Некоторые из его близких, похоже, вполне разумны. Куросаки, конечно, под большим знаком вопроса. В его адрес лучше не высказываться скептически, включится безусловный рефлекс Тсузуки на защиту слабого, но что-то с этой проблемой делать надо. Мальчишка скорее решит, что его эмпатия подвержена влиянию чужой магии, чем поверит собственным чувствам... или реальным фактам. Хотя есть шанс, что он все-таки поймет, как сильно его враг, убийца и так далее помог его другу, когда все остальные упорно делали только хуже. Мысли о будущем все больше напоминают план военной кампании, но тут уж ничего не поделаешь. За свое счастье всегда приходится воевать. Одно плохо – хороши не все средства. Некоторых приходится избегать, несмотря на то, что никаких конвенций на этот счет не принимали.