Любовь слепа

За такие сны Тсузуки готов был расстрелять собственное подсознание. Чтобы больше не прислушивалось к идиотским идеям некоторых так называемых друзей. Первый за долгое время сон «без картинки», зато со звуками, запахами, ощущениями... полностью реалистичный, провались этот реализм куда-нибудь, все еще трясет малость... Асато как раз начинал засыпать, когда ему примерещилось, что он лежит не в кровати, а на операционном столе, и к лицу прижимают маску... кажется, в реальности это было безвинное одеяло, судя по тому, что именно оно полетело в угол, как только шинигами смог двигаться, вырвавшись из-под действия сонного паралича. Страшнее всего была ощутимая реальность происходящего и те слова, которые звучали во сне. Конечно, в точности Тсузуки их не запомнил, но хватило и общего настроя. Кто-то незримый издевательским тоном обещал сделать именно то, чем пугал бывшего напарника Тацуми. Процесс расчленения описывался подробно... почему-то при этом голос обещал, что Асато ничего не почувствует. Пугала и эта издевательская забота, и то, что при таком раскладе Сейчиро оказывался прав... Справиться со сном удалось не сразу, на его стороне была усталость. Когда голос наконец-то затих и появился прибежавший на крик спаситель, Тсузуки был уже за гранью потери контроля. Говорят, это своего рода рефлекс – вцепиться в кого-то, когда страшно... только, если этот кто-то обнажен, как и ты, инстинкты могут завести дальше. Намного дальше. А потом чувствуешь чужие губы на своих и понимаешь, что сон кончился. Все – явь, и непонятно, что с ней делать... только убежать не получится, тело как в огне, повинуется чему угодно, лишь бы не, казалось, безусловному стремлению уберечь свою невинность от посягательств знакомого врага. Одного поцелуя достаточно, чтобы сравнить и все понять без слов. Мог измениться голос, привычки, стиль поведения... но это подделать нельзя. Тсузуки слишком хорошо помнит, как целуется этот человек. Слишком хорошо... вот они, те ощущения, которых все время не хватало для опознания. В темноте они намного острее, чувственнее, жарче... и вполне узнаваемы. В лаборатории тоже было не особенно светло до начала операции. Странно, но с раскрытием тайны становится только легче. Маски сорваны... почему-то Асато чувствует, что это не запланировано. Мураки тоже подхватило и унесло волной, они сейчас рядом вопреки всему, поэтому можно поддаться ласке, позволить себе расслабиться, сбросить напряжение... довериться, как доверялся несколько часов назад. Искренний крик тонет, пойманный чужим ртом, Тсузуки благодарен за этот яростный поцелуй, за то, что доктор таки не узнал: его раскрыли, можно больше не притворяться... сейчас шинигами в таких растрепанных чувствах, что, пожалуй, сошел бы с ума от полного раскрытия карт. Он и так их видел... и так понял все, с этим что-то надо делать, а партия продолжается... Мураки не тронул его. В смысле, не попытался взять, ограничился только поцелуями и ласками, от которых стало запредельно хорошо... но почему так? С ним что-то случилось там, в огне? Если заговорить придется еще и об этом, крыша точно тронется в дорогу, помахав на прощание. Лучше ничего не менять. Пока доктор следует своим правилам, эта игра хотя бы кажется безопасной. На самом деле причина не в рациональных доводах, конечно. Они – лишь попытка оправдаться перед собой – за полученное запретное удовольствие, за то, что в объятиях Мураки действительно спокойно и комфортно... за то, что в шанс на прозрение все еще верится, и упускать его страшно. Доктор никому не позволит на самом деле совершить с ним что-нибудь плохое, а сам к столу не станет, специализация не его. Может быть, он хочет сделать сюрприз, но Асато уже все знает. Бояться совершенно нечего. Даже если неожиданности начнутся – он все-таки не беспомощен. И предупрежден... Если бы Мураки приставал к нему сейчас, требовал чего-нибудь взамен, возможно, мнение бы и изменилось... Возможно, Тсузуки предпочел бы прислушаться к словам секретаря, а не собственного шики и Хисоки. Но доктор так нежен, и только он стоит между Асато и его кошмарами. А Сейчиро сложно назвать другом после всех слов, что были сказаны. Нельзя одновременно гордиться тем, что делаешь, требовать за это признательности – и тут же рассказывать, как оно тебя достало. Просить и снимать этим ответственность за неприятные последствия сделанного никто не будет, наоборот, укажут, где выход. В обещание Мураки верится. Просто верится, и все. Он действительно отгоняет прочь кошмары, а утром никуда не исчезает. С ним так тепло, что Тсузуки долго не решается пошевелиться. Он не боится больше потерять время зря. Все, о чем они говорили с доктором раньше, может быть правдой и сейчас, когда из-под маски показалось настоящее лицо. Надо только отогнать страх и желание понять, что на самом деле требуется Мураки. Хотя, конечно, вряд ли получится. Слишком глубоко некоторые занозы засели в сознании, ничей отрицательный пример выковырять не поможет. Совсем отбросить подозрения Асато не в состоянии. Даже несмотря на то, в чем убедился за последние дни. Это все еще может быть игрой... поэтому правила он первым нарушать не будет. Доктор зачем-то затеял этот маскарад, значит – повод для этого был весомым. Или Тсузуки просто слишком плохо знает своего врага. Хотя кто знает, как он мог измениться после того, как потерял свою надежду на месть... «Действительно – плохо, – Асато укрепляется в этой мысли, когда Мураки осторожно целует его в лоб, прежде чем встать. Лучше обдумывать мотивы, чем возможный исход ночных событий в немного ином ключе. Пожалуй, если бы один шинигами не разделся из-за жары, всего этого могло и не случиться. – Но спрашивать его я не буду. Это не умнее, чем просто убежать разом от всего, что он мог бы мне предложить, не выслушав». Желание убежать тоже есть, просто вчера на его реализацию банально не хватало сил. Игра не будет продолжаться вечно. Как бы Тсузуки ни хотел оставить правила неизменными, новая фаза рано или поздно начнется. Это так же очевидно, как и то, что проснулись они на самом деле одновременно, просто старались не тревожить друг друга... чем бы на самом деле ни была вызвана эта забота. Доктор есть доктор, человек с двойным или даже тройным дном, с ним ни в чем нельзя быть уверенным. Но даже в этом новом ключе слова Рикуго, вспоминаясь, позволяют удержаться от опрометчивых действий. Для них время еще настанет. Асато пытается вспомнить ощущения от прикосновений к лицу «Алистера». Оно не показалось обезображенным... хотя Мураки, конечно, никто не мешал сделать пластику. Нет, не надо надеяться на то, что игра с масками может продолжиться. Она уже смахивает на безумие. Уже невероятно сложно следить за языком, стараясь не называть имя. Настоящее так и норовит сорваться с языка, а фальшивое и звучать будет фальшиво. Тсузуки по большей части помалкивает, надеясь, что это спишется на последствия от вчерашнего, и старается только показать, что не испуган случившимся между ними. Просто... в некотором смятении. Тем более что это правда. Странно – при других обстоятельствах он и впрямь не пережил бы этого с такой легкостью. Но все сложилось так, что событию нашлось свое собственное, очень удачное место. Асато была нужна именно такая встряска, чтобы прийти в себя. Теперь бы только удержаться и не спросить, почему Мураки не зашел дальше. В первую очередь это бестактно по отношению к доктору... Тсузуки не хочет обижать его даже в мыслях – так, как раньше боялся задеть Алистера. Тяжело уложить в голове то, что речь об одном и том же человеке... интересно, как он вынес все то, что Асато наговорил ему о нем же самом, почему не сорвался? Что его так изменило? День тянется медленно. Когда наконец приходит время ехать в больницу, Тсузуки отчасти этому только рад, несмотря на все те смешанные чувства, которые вызывает мысль о прозрении. К какому-то одному мнению по всем мучающим его вопросам шинигами так и не пришел. Одно он знает точно – пока ничего не известно доподлинно, никто из коллег не должен видеть доктора. Остается надеяться, что Мураки тоже это понимает и позаботится об этом сам... только вот без доктора ждать страшновато. Даже если представить, что он на самом деле рядом, просто в другой комнате, и уж точно следит за тем, чтобы ему не навредили. Это все равно не проверишь. Оказавшись в руках врачей, Асато не может отделаться от мысли о том, что Мураки может просто исчезнуть из его жизни, несмотря на свое обещание. Что ж... Тсузуки первым дал себе – и ему – слово, что найдет его. А клятвы даются для того, чтобы их сдерживать. Пока голова занята одним, медицинские манипуляции не пугают и не напоминают о кошмаре. Да, он все еще в темноте, и приходится покорно выполнять чужие требования, но никто не желает зла... им просто нужен спокойный, сознающий происходящее пациент. Время растягивается, сколько на самом деле нужно ждать операции, Асато не знает. Часов с голосом как не было, так и нет, мобильника он с собой не брал и не собирался. Дверь палаты приоткрывается. Тсузуки здесь один, интересно, это правда ничего не стоило или Мураки не только договорился, но и оплатил лечение? Денег у доктора не меньше, чем связей... а, впрочем, какая разница? За всю жизнь привык мерить долги в иенах, приучили... –Уже на операцию? – успевает спросить он у пустоты и только потом понимает, кому принадлежит звук шагов. И голос... новый, но вписывающийся в образ не хуже старого. Голос можно сорвать, если кричишь очень громко. А повод для крика был. Был и для ненависти. Почему же в итоге – не изощренная месть, а помощь? –Пока нет, – Мураки не подходит слишком близко. Наверное, его сейчас нельзя трогать. О протоколах лечения и стерильности Асато имеет самое смутное представление. – Хотел убедиться, что ты в порядке. –Я не счел кошмар дурным предзнаменованием, – Тсузуки старается улыбнуться. Доктор не напоминает, все ассоциации и так на поверхности. – Просто мне наговорили гадостей, а в реальности ничего плохого случиться не может. В крайнем случае все останется как есть. Это правда. Сон они обсуждали несколько часов назад, и с тех пор мнение шинигами не изменилось. Сейчас только спокойнее стало. Подсознание немножко дергается, и только. Напоминает, что надо делать, если вдруг этот доброжелательный тон сменится жестоким приказом. Так ненавязчиво, как, допустим, в самолете не позволяет забыть о собственном умении летать. –Не останется, – ласково говорит Мураки, и он снова прав, а его слова даже параноик не воспринял бы как угрозу. – Проблема точно определена, это как неисправность в электроцепи, нужно просто восстановить подключение, и зрение вернется. Здесь такое делают постоянно, твой случай не намного сложнее... Асато кивает, соглашаясь с этими словами, а потом неожиданно начинает благодарить доктора скопом за все. За последние дни, за помощь, за то, что он пришел сейчас... Сложнее всего не проговориться, не назвать имя... и не обрадоваться слишком сильно, услышав в очередной раз обещание. Да, Мураки клянется, что будет рядом, но именно здесь судьба может нагло подставить подножку. Так ведь бывает – когда уже свыкся с тем, что подарок достанется тебе, вдруг выясняется, что предназначался он другому. Когда доктор все-таки уходит, Тсузуки не может отделаться от мысли, что мог докопаться до правды намного раньше. «Как будто мне нравится быть слепым», – самокритика, к счастью, действительности не соответствует. Увидеть Мураки своими глазами он все-таки хочет. Именно сейчас. Точнее, после операции. Поэтому и страх по-настоящему приходит только в тот момент, когда маска касается лица... но вместо ехидных замечаний врач лишь просит мысленно считать до двадцати.