Любовь слепа

Голова немного болит, похоже не на похмелье, а на последствие от долгого шума. Боль сконцентрирована в двух местах – глубоко за глазами и у висков. Руки свободны, двигаться ничто не мешает... сон постепенно уходит, позволяя различить реальность и кошмар. Асато слышит чужое дыхание, оно кажется таким громким поначалу – но именно этот звук убивает страх. Кто-то совсем рядом, только руку протяни. И можно притвориться, что это не дежурный персонал, например, а тот, кто дал обещание... только вот кто именно его дал? Он все уже решил, подставил все значения в нужные места, но до сих пор не может поверить в полученный ответ. В то, что он, возможно, правильный... Повязка чуть давит на глаза, которые кажутся больше, чем должны бы, но снимать ее нельзя. Пока не сказали, что можно. Это не игра в жмурки, со своим здоровьем лучше не шутить. Вдруг, если посмотреть слишком рано, все усилия врачей пойдут насмарку? Конечно, увидеть правду хочется. Тсузуки приподнимается немного на кровати. Ритм дыхания не меняется, кто бы ни сидел с ним, сейчас он спит. Устал. Шинигами осторожно, стараясь не потерять равновесия, протягивает руку. Сперва наталкивается на пульт, клавиши довольно крупные и рельефные, сразу понятно, как можно чуточку отрегулировать кровать. Почти бесшумно... а он что, рассчитывал разбудить своего стража «случайно»? Да, какое же это хорошее изобретение... от любого напряжения сейчас немного подташнивает, а так все сделалось само собой... только желание дотронуться, убедиться, что это не запись, никуда не делось. Рука на подлокотнике вполне настоящая. Теплая. Живая. И прикосновение к ней, несомненно, будит ее владельца. –Извини, – это уже автоматически получается. Он никогда не отучится... –Все нормально, – ничего не изменилось. Слишком хриплый, слишком знакомые интонации... искалеченный голос. И совсем никаких сомнений. Точнее, совсем никаких не было бы, не проснись Асато вовсе... какие же дурацкие мысли в голову лезут. – Хочешь воды? Только пей медленно. Совет верен, вода действительно приносит не только облегчение. Конечно, скоро мутить перестанет, но пока состояние оставляет желать лучшего. Пожалуй, с размышлениями тоже стоит повременить. Не осилив и трех глотков, Тсузуки снова ложится, стараясь не двигаться лишний раз. Доктор накрывает его тонким одеялом – впрочем, в палате не холодно. В сон больше не клонит. –Как себя чувствуешь? – вопрос вполне закономерный. И четко ответить на него, конечно, можно, но тогда Мураки замолчит... или выйдет и не вернется. А шинигами не настолько плохо, чтобы обрадоваться этому. Он все еще боится... ведь повязку снимать нельзя. –Терпимо, – Асато немного кривит душой. – Я долго спал? –Не очень, – тихий вздох. Можно перепутать с шуршанием занавесок на сквозняке, но движения воздуха нет, окно явно закрыто. – Тсузуки, я хочу кое-что тебе сказать. Обращение по фамилии настораживает. Они так быстро и легко перешли на более неформальный уровень... шаг назад несомненно указывает на попытку выбрать безопасную дистанцию. К горлу подкатывает комок – то ли остаточное явление после наркоза, то ли все-таки нервы. Хочется попросить или не тянуть, или промолчать – маска вот-вот слетит, и что за откровение спрятано под ней, неизвестно. Асато прикусывает губу, надеясь, что это незаметно, и старается не выдать своего волнения: –Надеюсь, что-то хорошее? – вопрос все равно звучит глупо. И немного эгоистично. –Не очень, – доктор осторожно касается его руки. Это успокаивает, что бы он ни собирался сейчас произнести. – Тсузуки, не волнуйся, речь не о твоих глазах, операция прошла неплохо. Дело во мне. Пауза. Короткая, но в нее можно втиснуть множество мыслей – если способен думать. Из головы Асато наоборот, все разом испаряется, оставляя только тревожное ожидание. –С тобой что-то случилось? – бесцветные слова срываются с губ, нанизанные на тонкую леску беспокойства. Не о человеке, который вопреки всему стал дорог старейшему шинигами. О том, что еще несколько слов – и разверзнется бездна. И реальность рассыплется на осколки. Хочется вцепиться в чужую ладонь, чтобы удержаться рядом, когда это произойдет. –Тсузуки, я солгал тебе, – непохоже на отрепетированную речь. Кажется, что Мураки подбирает слова наугад. – Не буду говорить, зачем... не хочу оправдываться. Я назвался чужим именем, притворился, что не знал тебя до нашей встречи, воспользовался твоей слепотой... все равно звучит как-то высокопарно, – грустный смешок. – Тебе сложно будет поверить, но в остальном все было правдой. То, что я рассказывал о себе, о моих чувствах... по крайней мере, я смог тебе помочь. Доктор медленно подносит руку Асато к своим губам. Шинигами чувствует кожей его дыхание. Неровное... он на самом деле волнуется. Такое не подделаешь. –Я никого и никогда так не любил, Тсузуки. Не могу больше отрицать. Если ты захочешь, чтобы я ушел сейчас, скажи прямо... я ведь знаю, как ты ко мне относишься. К тому Мураки, которого ты знал раньше. Пауза. Теплое прикосновение к пальцам, такое нежное... похоже на прощание. Кажется, что доктор сейчас испарится, как призрак. Поэтому глупых вопросов Асато задавать не станет. Он и так знает, что Казутака всегда был настоящим. Просто люди могут меняться. На самом деле могут. И от того, веришь ты в это или нет, ничего не зависит. –Я догадался, – может быть, слишком прямо и резко, но иначе его не удержать. – Вчера... то есть, уже позавчера. Когда мы... Уши, кажется, сейчас вспыхнут, как свечки. Все-таки сказать прямым текстом, что доктора можно опознать по манере целоваться – пока выше сил Тсузуки. Но, кажется, тот понял все и так... потому что немедленно предъявляет еще одно доказательство. Повязка на глазах совсем не мешает. Асато кажется, что он парит – не падает, а поднимается все выше, словно летающий бумажный фонарик, но свеча внутри скоро догорит, он чувствует это. Человек, который сейчас так ласково обнимает его, любовь к этому человеку – огромная проблема, которую неизвестно, как решать. Он не думал и не хотел верить, словно все могло решиться само собой, – были другие заботы, хотелось для начала удостовериться на сто процентов. Что делать сейчас, когда предположения наконец-то оказались правдой? Так жарко... мысли разбегаются, и дело уже не в лекарствах. Тсузуки может – в теории – рассуждать здраво, просто не получается. В голове крутится только одно желание – чтобы этот момент длился вечно. Но все когда-нибудь заканчивается. –Ты явно изменил свое мнение обо мне, – звучит шутливо, но без злобного ехидства. Да, это определенно Мураки. Настоящий, живой, во плоти. Не подозрение, которым стыдно делиться с умными друзьями. –Ты сам теперь другой, – Асато надеется, что не ошибается. Только так можно оправдать те чувства, которые рвутся наружу, несмотря на всю боль... а каково сейчас доктору? – И понимаешь, что сделал... тогда со мной, сейчас для меня... Шинигами опускается на плоскую подушку, чувствуя слабость во всем теле. За глазами словно что-то пульсирует, неприятно, но можно терпеть. Проще, чем подобрать слова и сказать всю правду. Признаться, когда на самом деле зародилось чувство, что сейчас оно просто не кажется настолько предосудительным. –Понимаю, – ладонь доктора осторожно ощупывает лоб. – Не напрягайся так, Тсузуки. Я еще никуда не ухожу... тебе нельзя волноваться. Мы ведь оба хотим, чтобы ты выздоровел. –Насчет себя я не уверен, – Асато криво улыбается. Тех, кто ни за что не поймет эту связь, не поверит даже собственным и чужим эмоциям, будет просто в шоке – здесь нет. Но они появятся, рано или поздно. Даже если не звонить и не отчитываться. Хотя поступить так будет глупо и совсем по-детски. – Мураки... я все еще не верю до конца, что проснулся. Я люблю тебя, но мне страшно... –Я рядом, – доктор садится на край койки. – И теперь точно не уйду, даже если ты прикажешь. Тсузуки чувствует странное – ему хочется дотронуться до Казутаки, привлечь его к себе и позволить себе забыть обо всем еще на пару минут. Отчасти он выполняет это желание, положив ладонь на ногу Мураки. Словно это может удержать доктора на месте. –Даже если это тебя защитит? – слова расходятся и с мыслями, и с действиями. Надо задать несколько вопросов, надо собраться, надо позвонить, чтобы определиться с временем визита... Опять придется лгать. На сей раз осознанно, в полной мере понимая, что не просто опасаешься подать тревогу, которая может быть ложной, а намеренно нарушаешь правила. И обман этот не будет безобидным. Если бы Мураки знал, что о нем сказано в некоторых инструкциях... хотя, скорее всего, он подозревает. И чувствует, как сейчас мучается его шинигами, иначе не пробовал бы успокоить его прикосновениями. Может быть, он и «Алистера» создал для того, чтобы Асато не терзался так угрызениями совести, кто знает? Сейчас Тсузуки скорее благодарен за эту ложь, которая подарила ему столько часов почти не отравленного счастья. –Только на время, – доктор продолжает гладить его по волосам. – И главное – ты не хочешь, чтобы я уходил. Тебе нужно общество и поддержка... ты слишком долго был один. –Назови меня по имени, – тихо просит шинигами, и Мураки повинуется. Так приятно... словно что-то вернулось на свое место. Асато за последние дни слишком привык к этой минимальной дистанции в общении. Когда мир ограничен тем, что ты можешь услышать или потрогать, пропажа любой опоры из этого маленького перечня причиняет боль. Проблема никуда не девается, но временно отступает. Тсузуки уговаривает себя немного отдохнуть, подождать. Никому не станет лучше, если он снова распсихуется, говоря по телефону, из двух зол надо выбирать менее значительное, хотя изводить друзей молчанием – тоже не выход. В лучшем случае они могут подумать, что операция еще не прошла, конечно... если не вспомнят, в какую сторону он обычно округляет неполные дни. Ничего, немного потерпят. Он ведь тоже еще не прозрел, по сути. Точно что-то узнает, когда сможет снять повязку. А коллегам нужнее здоровый сильный шинигами, чем повод наведаться сюда с цветами и побегать в который раз у постели больного. Тем более что последнее их очень раздражает. Подумав об этом, Асато снова приподнимается на локтях и тянется к доктору. В его объятиях кажется, что весь мир куда-то исчезает. Хочется сидеть так бесконечно, не думая ни о возвращении в строй, ни о нервных коллегах, считающих его просто ленивым, ни о том, как все это воспримет Хисока, особенно если узнает, что находился в нескольких метрах от Мураки и сам лично убеждал напарника в безвредности и добрых намерениях. У мальчика же нервный срыв будет... но и скрывать все от него до бесконечности – не выход. –О чем думаешь? – спрашивает Казутака спустя некоторое время. Он продолжает придерживать Тсузуки за плечи, словно не уверен, что шинигами сможет сидеть без посторонней помощи. Или тоже не хочет отпускать. Не важно. Главное, что из такой позиции легко можно перейти к более близким объятиям, а еще – очень удобно разговаривать. –Обо всем понемножку, – признаться сразу сложно. – Например, о том призраке... –Я мог бы заняться ею сам, но невежливо мешать мастеру своего дела, – доктор явно улыбается сейчас. Как же хочется увидеть это, а не угадывать... увидеть все, что с ним случилось, о чем он не говорит. – К тому же, ты ей помог по-настоящему. –Да, – Асато придвигается ближе и упирается лбом в плечо Мураки. Так спокойнее. – А еще... мне хочется узнать, что с тобой было. Только не сейчас, и прости, если я навязываюсь, тебе неприятно об этом говорить, наверное... –Ты еще довольно тактичен, – похоже, настроение у доктора не испортилось. – Как-нибудь расскажу, конечно. Главное, не вини себя ни в чем. Меня действительно надо было... остановить. Знаешь, сейчас я понимаю, что не был бы так уж счастлив, добившись результата. Между верностью по-глупости данной себе клятве и тобой я предпочитаю выбрать тебя.