Любовь слепа

Ощущение как от ежа в ладонях – и колется, и уронить боязно, все-таки живое существо, в какой-то мере доверившееся тебе. Растерянность. Непонимание. Пытаться прощупать противников через эмпата было не лучшей идеей. Хисока сейчас сосредоточенно ищет, что именно заставило его друга слепо полюбить того, кто не побрезговал побыть рядом и помочь, но находит лишь подтверждения своей глупости. Полезное занятие, особенно для страдающих пожизненным юношеским максимализмом. На лице секретаря – напряженная работа, как ни странно, мысли. В остальном он напоминает человека, у которого из-под ног выдернули весь земной шар и одновременно вручили доказательства того, что он совершенно не нужен тому, кого любит. «И только посмейте сказать, Тацуми-сан, что вы не этого добивались. Вы первым увидели кровавые слезы на лице Асато. К счастью, ваш женоподобный коллега вам все объяснил... еще бы он не занимался этим над головой больного, сразу видно – исследователь, а не врач». Тсузуки только разнервничаться еще сильнее не хватало... так, может, все еще обойдется. Надо запастись терпением. Молчание затягивается. Все может перетечь в продолжение той дуэли взглядов, которая имела место совсем недавно и кончилась полным разгромом команды богов смерти. Жаль, Асато не видел, как постепенно опускали глаза его так называемые друзья, понимая, что проиграли. Да, извергу и убийце удалось то, на что вы органически не способны. Можно, конечно, в определенных ситуациях получить любовь и уважение, ничего не давая взамен или полагаясь на ерундовый аванс, но постоянно так жить не получится. Даже амебы рано или поздно реагируют на неприятную окружающую среду. Даже безнадежно влюбленные и преданные друзья. Особенно преданные во втором смысле этого слова. Не нужно быть гением, чтобы отличить подарок от подачки и понять, что кто-то сидит у тебя на шее, помахивая морковкой на веревочке. –Он уснул, – Куросаки говорит тихо, словно думает вслух. – Ну почему он не позволил нам понять, как ему плохо?.. Мураки не сдерживает кривую улыбку. Когда слепнут не глазами, а сердцем, никакая эмпатия не поможет, да и словами не объяснить того, что нормальные люди узнают в детстве, а ненормальные вынуждены учить сами, порой в зрелом возрасте. Тот, кто сильнее и добрее, всегда заботится об остальных, вот и все. Поэтому сильные и добрые ломаются первыми, поэтому мало кому приходит в голову о них побеспокоиться. –Можно было и догадаться, – совсем не язвить не получается, хотя Казутака не хочет спровоцировать конфликт. Сейчас все более-менее улеглось, но в любой момент может снова разгореться, пока основная причина раздора отдыхает. –Какая теперь разница, – все-таки это блондинистое создание наиболее разумно. – Мураки-сан, вы лучше нас знаете... –В целом вы все излагали верно, – доктор не хочет ходить вокруг да около. – Операция должна была полностью вернуть Тсузуки зрение, вероятность, что потребуется еще вмешательство, невелика, технические подробности я вам могу изложить отдельно, – все не совсем так, конечно. Скорее всего, повторная операция просто ничего не изменит, если сейчас появятся проблемы. Придется лезть глубже. – Для нас важно то, что сейчас нужно выждать некоторое время, пока нервы полностью не восстановят чувствительность. К счастью, его разум помнит, как видеть, так что восстановление не займет много времени, но исход зависит в том числе от обстановки. Чем меньше вы будете его дергать, тем лучше. –Мы и не собирались выдергивать его из отпуска, – золотоволосый глас разума нервно оглядывается на секретаря. Впрочем, в этом взгляде можно проследить и осознание своей правоты. – То, что Асато способен выполнять свою работу и вслепую, не значит, что его нужно эксплуатировать... –Я не только это имею в виду, – наконец-то блондин соображает, что нужно представиться. – Ватари-сан, вы же понимаете, на что я намекаю. Те дни, которые Тсузуки провел у меня, показали, что больше всего его здоровью вредит общение с вами. «А также вынужденное одиночество. Неверно в ответ на просьбу оставить в покое с радостью уходить как можно дальше и бросать на произвол судьбы...» Тацуми неожиданно бьет себя кулаком по ноге, но ничего не говорит. Это хорошо, все, что он хотел сказать, уже прозвучало, плюс много лишнего. Он выглядит вовсе не грозным, как несколько минут назад, а жалким и окончательно растерянным. Нельзя отрицать до бесконечности то, что увидел своими глазами. «Только я не нанимался выкапывать твоих друзей из-под обломков их рухнувших представлений о мире, Асато...» –Мы не желали ему зла, – зеленоглазое недоразумение не сдается. Хочется дать ему по рукам и отогнать от больного, но Казутака сдерживается. Действия Хисоки, похоже, не вредят, а это главное. – Почему это случилось с ним, а не со мной? Я ведь тоже там был... Кажется, он сейчас расплачется. Эту троицу можно лишь пожалеть, но экзамен на человечность они, бывшие люди, все же провалили. Поздно вопрошать пространство, когда неправильный выбор уже сделан. Копайся в чувствах своего друга, мальчишка, делай выводы, осознавай, что ему действительно нужно. –Бон, сейчас это значения не имеет, – Ватари при всем своем интеллекте все же поддается на дешевенький прием Куросаки. Природная склонность к кукловодству. Интересно, во что бы выросла эта прелестная марионетка, если бы не встретилась с Мураки? Такой талант нельзя сдерживать до бесконечности. Впрочем, это праздный интерес. Мальчишка хочет копировать своего убийцу и дальше – пусть пытается. – Вы хотите, чтобы Тсузуки остался у вас? –Да, – это очевидно, но вслух все же надо произнести. – Точнее – чтобы вы на него не давили и не вынуждали делать выбор в вашу пользу. Я знаю, какой уход ему требуется, и не причиню никакого вреда, – многозначительный взгляд на Хисоку. Умеешь ведь быть честным, хотя бы иногда... подтверди, расскажи, что чувствуешь. Асато сейчас лишен голоса, но не права на него. –Он действительно не делал Тсузуки ничего плохого, – Куросаки нервно сглатывает. Видимо, развернувшаяся перед ним картинка последних дней все же малоприятна. На свободной от рукава части руки проступают красные линии. Не так ярко, как если бы доктор действительно давил на проклятие. Так, легкий толчок... совесть у мальчишки все-таки есть, ее только разбудить надо. – Мураки, я не понимаю, почему... чего ты добивался? –Я? – какой все-таки глупый вопрос. Казутака не выдерживает и касается растерянно замершей над лицом Асато руки. Чуть сжимает тонкие пальцы Хисоки, не до боли, только чтобы не разрушить контакт. – Я люблю Тсузуки. Я не сделаю ничего, что шло бы вразрез с его собственными желаниями. И я намерен оставаться его лечащим врачом... а вам советую прислушиваться к моим рекомендациям, если вы хотите продолжать общаться с ним. Пора бы отпустить мальчишку. Он и так в легком шоке, возможно, поймал слишком много эмоций. Не стоило так с ним обращаться – к сожалению, Асато все еще чувствует к нему что-то вроде братской любви, и это нужно учитывать. –Мы слушаем, – Ватари кивает и обнимает Куросаки. Тот что-то взволнованно шепчет в прикрытое золотыми волосами ухо. Секретарь вряд ли это слышит, но почему-то вздрагивает. – Но вы же понимаете, что не сможете вечно его удерживать... –Поэтому я здесь и разговариваю с вами, – как же глупо они себя ведут... даже этот ученый. – Тсузуки останется на моем попечении, пока не выздоровеет. Наши личные отношения – это наше с ним личное дело. Пока что оно прямо связано с состоянием здоровья Асато, – хватит уже этих экивоков. Надо говорить открыто. – Если вы намерены его осуждать... –Тсузуки никто осуждать не будет, – поспешно заявляет Ватари. – Мы не станем его волновать, правда? – он оглядывается на своих спутников. Хисока опускает голову, Тацуми, напротив, резко выпрямляется и смотрит на ученого. –Я не хочу спорить над его головой, – мрачно произносит повелитель теней, заметно, с каким трудом он выбирает слова. – Он вас защищает, несмотря на все, что вы с ним сделали – пусть так. Вы даже вынудили его лгать нам... Доктор многозначительно улыбается. Потом все же решает внести ясность: –Это я лгал ему. До последнего дня, – иногда в понятие честной игры входит разубеждение противника в некоторых заблуждениях. Даже если выгоднее его не просвещать. – Ставить больного перед моральной дилеммой... за какое чудовище вы меня принимаете? Еще одна улыбка. Попробуйте теперь поставить Асато в вину то, что он не поделился с занятыми друзьями своими смутными подозрениями. Да, вас такие намеки бы насторожили, но это значения не имеет. Оцените раз в жизни объективно предложенную ситуацию. –Мураки действительно притворялся другим человеком, – эмпат говорит очень тихо. – И об этом человеке мы с Тсузуки разговаривали не один раз. Тацуми-сан, вы же все знаете. Перед глазами Казутаки невольно возникает картинка «замотанный секретарь доверяет оценке нижестоящего». Возможно, все было не так, но пока что кусочек правды позволил выиграть больше, чем могла бы ложь. –Вы, насколько я понял, всю жизнь принимали решения за Асато, – доктор говорит это мягко, но кажется, что в помещении выпал снег. – Попробуйте сейчас учесть его интересы. Он ни в чем перед вами не провинился, – а вы показали себя не с лучшей стороны. Можно не произносить вслух. – Вы думаете, если оставить нас в покое, мы сбежим при первом удобном случае? Я мог бы создать такой удобный случай раньше. Но это крайняя мера, на мой взгляд. Мураки осторожно касается ладонью спящего, успокаивающе гладит. Конечно, Тсузуки их не слышит, но нелишне придать ему немного уверенности. Чтобы спор не вызвал кошмара. Оппоненты молчат. Когда у тебя практически все козыри, иной реакции быть не может. Да, мертвые еще могут решить дело с применением силы, но не станут. Уже видно, что не станут. –Асато не хотел бы терять с вами связь, несмотря на то, как вы с ним обращались. Я не одобряю такого запредельного благородства с его стороны, но готов идти на компромисс. Позвольте ему для начала выздороветь, прийти в себя, – пожить без страха перед вторжением в личное пространство, в конце концов... Хочется говорить грубее, возможно, так дошло бы быстрее. Но приходится соблюдать каноны дипломатии. – Когда с медицинской точки зрения он будет готов к тому, чтобы вернутся к повседневным занятиям шинигами, тогда пусть и делает выбор. Сам, без подсказок и давления. Я его поддержу, но зависеть все будет от вашего поведения. «Докажите, что способны на нечто большее, чем стандартный набор попугайских трюков. Что вы, черт подери, достойны доверия и уважения этого парня, которого сделали несчастным задолго до того, как я его нашел. Его ведь невозможно не полюбить, а полюбив – не измениться... что с вами-то не так, бывшие люди? Почему мне приходится повторять одно и то же разными словами, объяснять то, что нормальному человеку должно быть ясно с полунамека? Тсузуки старше вас всех, неужели так сложно понять, что он может быть и мудрее?» –А что, если он выберет вернуться в Мейфу? – вялая попытка забить гол престижа. Да, куда вероятнее то, что после пробуждения Асато предпочтет не видеть никого из «друзей», но его великодушие и чувство вины все-таки границ не знают. Казутака ничем не выдает своего волнения. Секретарь, глухо пытающийся говорить за всех, того не стоит. – Вы снова попытаетесь удержать его силой? Или промоете Тсузуки мозги? Если он начнет видеть, то увидит и то, чем вы занимаетесь... –Тацуми-сан, – в голосе доктора невольно проскальзывает насмешка, – вам стоит лучше готовиться к дискуссии. В том числе – заранее уточнять по вашим каналам, чем именно я занимаюсь в последнее время, а не фантазировать на эту тему. И, кстати, если Асато изъявит желание продолжить лечение в вашем мире, это не значит, что он сразу же откажется и от моих услуг. Вы должны помнить, что я могу появляться и там. Но пока что мы собирались оговаривать условия обратных визитов. –Так будет лучше, – Ватари оборачивается и смотрит в упор на повелителя теней. Тот снова начинает изучать пол. Видимо, речь о тех самых местных заморочках, о которых упоминал Тсузуки. О силах, которые могут проявить неудовольствие... что ж, на самом деле Мураки, разумеется, не собирался продолжать игру на чужой территории. – Сейчиро, только не спорь, прошу тебя. Ты сегодня уже достаточно наговорил, – похоже, что-то доктор все же пропустил. Но и так понятно, о чем речь. Так же ясно, как и то, что спорить они продолжат и после того, как уйдут, поэтому соглашение надо заключать сейчас. – Мураки-сенсей, я хотел бы навещать Асато ежедневно или хотя бы раз в два дня... так полагаю, что он пробудет у вас не менее недели. –Пока зрение не восстановится полностью, – уточняет Казутака. – Раз в два дня – вполне достаточно, полагаю. Можете брать с собой кого-то одного, – возможно, он и торопится уступить навес, но лучше сразу расставить границы. Из дома незваных гостей он, если что, вытурит. Шинигами хотят уступку – так пусть получают чуть больше, чем рассчитывали. Именно то, что может вынести совесть Тсузуки. – Вы обещаете не волновать его, не ставить под сомнение его выбор, – конечно, тут некоторые все еще уверены, что их коллега не способен согнать мух с собственной головы... за своими бы последили. Так что лучше повторить лишний раз, – не заставлять его выходить на работу раньше срока. Кстати, если Асато захочет поговорить с вами наедине, я мешать не стану, но если он потом мне пожалуется... Троица переглядывается. Потом. обменивается вздохами. Хисока снова тянется к Тсузуки, легонько дотрагивается до лба, и это больше всего похоже на попытку лечения, чем на рытье в чужих эмоциях. Возможно, стоит поговорить с мальчишкой как-нибудь с глазу на глаз. Совсем от предубеждений это не спасет, конечно, слишком многое в их общей истории мешает прийти к чему-то большему, чем худой мир, но этот мелкий манипулятор, похоже, все-таки заботится об Асато. Пусть даже из эгоистических соображений, не важно. Главное, что этим можно воспользоваться. Тсузуки явно будет спокойнее, если его маленький друг не станет провоцировать его чувство вины, шарахаясь от доктора. Намеренно или непроизвольно, но эффект один. –Конечно, это предварительные условия, – добавляет Мураки. – Асато может их откорректировать, когда проснется, и я тоже – если пойму, что нагрузка на моего пациента слишком высока. Ну так что, по рукам? Тацуми яростно смотрит на доктора, но все же выдавливает из себя «да». Потом отходит к окну, заметно, что продолжать участвовать в разговоре – выше его сил. С секретарем поговорить, пожалуй, тоже надо будет, но сейчас от этого пользы мало. Пока что его спокойствие – айсберг в жерле вулкана, и до взрыва недолго. Лучший способ его ускорить – начать обсуждать промахи... к тому же, повелитель теней может сделать свои выводы, если объяснить ему, чего он не понимал в Тсузуки, и возобновить наступление, отложенное на полвека. Асато вряд ли преувеличивал, когда рассказывал об этом. Живые так не любят... Даже если они так же боятся своих чувств, все равно спохватываются раньше, боясь потерять время, и понимают, что бесконечно их ждать не будут. Или принимают правила игры, соглашаются с тем, что все изменяются, в крайнем случае жалеют о том, чего не случилось в их жизни, но не зацикливаются на этом, если здоровы. У тех, кто уже мертв, нужды в переменах нет, они и к окружающему их миру потому относятся, как к поставленной на паузу и сохраненной игре. Их шокирует то, что время вокруг идет, даже если не обращать на него внимания. А больше всего, похоже, то, что перемены происходят иногда с их такими же, казалось бы, застывшими в янтаре мгновений коллегами. И мертвецы ведут себя, как умственно отсталые дети, раздраженные тем, что вещи вдруг оказались не на своих местах, при этом мудрость, которая вроде бы должна накапливаться с годами, разом испаряется. Все-таки, когда иллюстративный материал перед глазами, проще сделать выводы, чем руководствуясь только рассказами. Факты занимают свои места, информация поворачивается нужной стороной. Многое из того, о чем рассказывал Тсузуки, слишком очевидно для него самого, чтобы еще и подбирать объяснение. И все-таки шинигами понимают, пусть и с запозданием, что теперь их здесь ничто не держит. Ватари тратит еще несколько минут, чтобы обсудить с доктором диагноз и свои предварительные прогнозы, это важно, тем более – он примерно знает скорость регенерации Асато. Секретарь молчит, переваривать случившееся он будет еще долго. Безмолвствует и мальчишка, хотя все его поведение кричит о том, что он хочет остаться рядом с напарником. И желательно, чтобы Мураки при этом ушел. Хотеть не вредно... но все-таки через полчаса посторонних в палате уже нет. Можно спокойно выдохнуть и подвести итоги. Радоваться тому, что противник оказался способен на конструктивный диалог, особого смысла нет, все еще может обернуться непредсказуемой стороной. Казутака помнит о свечах жизни, и это не единственная подлость, на которую способны защитники чести Тсузуки. Но доктор все равно невольно улыбается, поправляя одеяло спящего. Счастье – слишком большой и скоропортящийся дефицит, чтобы откладывать его на потом или не обращать внимания.