Осколки

Фумио хорошо помнит, как всё начиналось – помнит, как однажды разочарованно закрыла очередную книгу и уставилась в окно с тяжёлыми мыслями о том, как всё могло бы закончиться; как могло бы правильнее и могло бы… могла бы лучше. Помнит, как нерешительно уселась за компьютер и набрала первые строчки – первый параграф, первую страницу. В поисках облегчения – первый десяток. Это было нечто на кончиках пальцев – некая тяжесть, освобождающаяся от лёгких ударов, и дышала она глубже. На кончиках пальцев… Фумио решила попробовать. С первыми книгами на полке, с новыми рассказами возрастал её интерес, – в столь неожиданной прогрессии, что ей даже стало страшно, затем – страшно любопытно. Вскоре энтузиазм Фумио уже было сложно описать словами (тем более, на полке её стояло пока только два словаря), но зато возможно, думается, измерить термометром – насколько сильно нагревается процессор, настолько горят и пальцы, и настолько же она чувствует себя усталой. И счастливой. Закрывая глаза, Фумио знает, что следующим утром с радостью начнёт писать. Следующим утром – две… нет, три главы. У неё обязательно получится. Со временем Фумио успокаивается. Даже не совсем так – энтузиазм больше не приходит к ней во время работы. Он просто есть – всегда, в метро или в школе, когда она чертит схемы отношений между персонажами на уроках или подбирает подходящие к песне сцены, слушая музыку по дороге домой. Фумио начинает работать, и полки её стремительно наполняются учебными материалами в нескольких томах, словарями синонимов, классической, в конце концов, литературой. Это довольно неожиданно; и правда, кто бы мог подумать. Гораздо понятнее – то, что Фумио, в конце концов, добегает до финиша и должна разорвать ленточку. В её комоде лежат три черновые версии романа и одна полноценная, вычитанная дважды; Фумио со всех ног бежит по слабо знакомому адресу, потому что сегодня у неё был везучий день, а мать возвращается домой поздно. Начиная обивать пороги издательств, она чувствует, как «вдохновение» заполняет её целиком и вновь требует выхода. Ах, неизмерим её энтузиазм, как неизмеримо и желание увидеть, в конце концов, свою книгу напечатанной! Фумио хочет услышать отклик и готова к критике, Фумио просчитала все возможные варианты, Фумио будет работать; «ответ в течение семи рабочих дней» – остаётся лишь ждать, едва удерживаясь на месте. На аккуратно сложенном листке формально, сухо, алыми буквами напечатано: «Отказано». Фумио перечитывает эту строчку трижды, потом – ещё пару раз, когда получает эту странную фразу от двух других издательств. Это странно; Фумио казалось, что она рассмотрела этот вариант, но, вероятно, не настолько тщательно, чтобы оказаться готовой. Через пару дней энтузиазм, конечно, возвращается, словно с приливом моря; Фумио вновь бодра, и Фумио полна сил, и её так просто не подкосишь. Она вновь пишет; в конце концов, это ведь и есть её мечта. Но порой одного энтузиазма оказывается недостаточно. Когда приезжает её отец, Фумио пишет через день, пропуская тяжелые вечера их ссор с мамой. Она, конечно, держится, но становится немного… тяжелее. Проходит время, а Фумио всё так же чего-то не хватает; говорящая карта в её руках говорит, что, наверное, стабильности, но Фумио и так стабильно скатывается по учёбе, стабильно молчит целый день и стабильно запирается в комнате, чтобы не слышать звон битой посуды. Фумио стабильно ложится спать с тяжестью на душе и, заканчивая роман, высылает очередную копию в издательство; этот должен быть лучше. Этот обязательно опубликуют. Фумио гордится им; этот роман, честно говоря, единственная радость в её жизни, и от бумаги словно раздаётся тепло, когда её жгут. Завтра она получит очередной (последний) отказ — завтра Футасе Фумио начнёт падать. Футасе Фумио наверняка что-нибудь сломает, и что-нибудь обязательно от неё отколется, пока со временем, заблудившись среди карт, она не станет просто Фу… тасе?