Осколки

Когда очередная неприступная стена с треском низвергнулась к ногам Шиньи, она уже мягко улыбалась. Не Шинья; Махиру. А Шинья, увидев ее улыбку, так рьяно размахивала молотом, словно вовсе не чувствовала усталости. Махиру совсем ненадолго была счастлива, держа в руках столь совершенное оружие, что никогда не погнется. До рассвета крепко сжимая рукоять. Она ведь всегда была так слаба. Махиру ничего не могла сделать сама; она была беспомощнее слепого, запуганного котенка. Махиру не могла ни с кем заговорить, не могла дать отпор, и уж тем более не была способна сбросить с хрупких плеч бремя темного прошлого, чтобы утолить невыносимую жажду. А вот Шинья могла. Она отнюдь не была забитой, напротив, Шинья сносила все на своем пути, с легкостью разрушая любые препятствия, и смеялась в лицо ударам; они ни за что не сломают, не расколют ее, несокрушимую машину для убийств. Не было никаких преград и законов, была только Шинья – карманная атомная бомба, принадлежащая Махиру и только Махиру. Она была всем тем, чем хотела и не могла быть Махиру. Она была способна исполнить все ее желания. Одним ударом, одним взмахом молота – и все вокруг вдребезги, и так замечательно, что ей даже совсем не тяжело! Махиру улыбалась и чувствовала себя под защитой даже в тот момент, когда ей в глаза ударил убийственно яркий свет. Наряду со звуком падения и громким всхлипом послышалось нечто невероятно мерзкое. Так разбивается мнимое счастье. Идеальный образ Шиньи трещал по швам и разрывался с болезненным криком; обхватив колени, Махиру утопала в отчаянии, осознавая, что она – и есть Шинья, и что она по-прежнему слаба, и что никакой несокрушимости не было вовсе, и… Все это вновь проходило, когда ее мир тонул в живительной тьме. В конце концов, Шинья могла исполнить все ее желания, и Махиру была так счастлива ощущать себя под защитой кого-то столь несокрушимого.