Осколки

Руко никогда не думала, что дружба будет необходима ей, словно воздух. Но, приручив причудливую птицу и осторожно удерживая ее в руках, Руко чувствовала, как ее душа наполняется светом. Действительно, Юзуки и Хитое напоминали маленьких, невинных и беззащитных пташек. Например, колибри. Руко, конечно, была такой же, но чувствовала себя в ответственности за них. Вернее сказать, чувствовала желание защитить их грезы, провести за руку по узкой тропе судьбы, не забывая наслаждаться жизнью. В конце концов, с ними было очень весело – исключительные впечатления, прежде неведомые Руко. Единственное, что съедало ее изнутри, было чувством вины. Желание Хитое исполнилось и без Викросса, и Руко радовалась за нее, но… В ответ на то, как отчаянно Юзуки пыталась исполнить свое желание, Руко могла лишь неловко улыбнуться в попытке ободрить ее. И отвести взгляд. Потому что она не имела права даже сразиться с ней, если на кону стояла… (Ах, точно, Руко так хорошо помнит прикосновение Ионы, и какой холодной стала ее рука, когда Иона сказала…) Но Руко все же была так счастлива рядом с ними. Идеально было все – от совместных походов в магазин до захватывающих битв плечом к плечу. Спустя какое-то время Руко начала понимать, что ей не просто весело, но так комфортно и правильно рядом с ними. Как будто они были созданы друг для друга, и их судьбой было оказаться вот так вот вместе, чтобы съесть пломбир в жаркий денек где-нибудь в парке. А потом все исчезло. Когда Хитое молнией пронзает боль, а затем она с криком убегает, в Руко что-то ломается, и раздается громкий хруст. Смотря в треснувшее зеркало, она пытается понять, почему все должно было закончиться так. В комнату входит бабушка; Руко вытирает слезы рукавом свитера и пытается улыбнуться, но у нее сводит скулы. Это повторяется, может быть, до следующей среды или весны. Остается Юзуки и уже обоснованное желание защитить ее. Не просто помочь, а взять под свою опеку. Не дать раствориться во тьме. Руко тянет к ней руки, но Юзуки, в конце концов, уходит сама – и больше не возвращается. Потому что она уже не человек. В телефоне у Руко хранится так много фотографий, а еще одна – в рамке на столе. Но теперь они не приносят ничего, кроме боли, разочарования и новых слез – падающих звезд отчаяния. В комнате Руко как-то холодно, совсем не так, как прежде. Она больше нигде не чувствует себя дома. Ведь в больничной палате Хитое атмосфера несчастья провисает в воздухе; Хитое с безжизненным взглядом тонет в апатии, депрессии и болезненных обрывках воспоминаний. А в квартире у Юзуки – уже и не Юзуки вовсе, и квартира совсем фальшивая, в отвратительно-розовых тонах – казалось бы, ничего не изменилось, но все это ненастоящее. Потому что мир совершенно фальшиво не замечает, как Юзуки пропала. И почему-то Руко совсем не верится, что это происходит с ней. С ними. Но ей кажется таким логичным, что в тумане ее мыслей возникает Иона, и бесконечный хор голосов вторит ей: «Твое желание – богохульство». Голоса даже не смеются над Руко; они презирают ее, хотят уничтожить, сейчас они разорвут ей голову в клочья. Богохульство. Вот что она тогда сказала. И ее холодное прикосновение напоминало костлявую сломанную руку судьбы, насмешку дьявола или же тяжелый воздух в комнате Руко. Руко знала, что это не предвещало ничего хорошего, но теперь, когда ее медленно утягивает на дно, Руко понимает, почему. Потому что Иона была права. Руко закрывает уши руками и роняет на колени тяжелую голову. Она знает, что это – ее наказание. За гордыню. За то, что не ценила их мечты. За то, что поставила свое веселье выше чужих желаний. Ах, что такое муки совести по сравнению с бесконечным звоном в ушах, на секунду думает она. Потому что эти голоса – тоже наказание. Чтобы Руко случайно не забыла, за что они это сделали. Руко все же кажется неправильным, что ее богохульство убило Юзуки и Хитое.