Осколки

Селестия чувствует горький вкус поражения. Ее губы сжимаются в тонкую полоску от досады, а затем поражение распространяется по венам. Селестия по-прежнему не может смириться с ним. В воображении Селестии ее план был подобен ровной прямой тропинке с заботливо постеленным ковром из алого бархата. Селестия неспешно выкладывала эту дорожку с первого дня в Академии, но не захотела убирать с дороги тоненькую веточку. Действительно, какая здесь могла быть угроза, думала она. А потом, разогнавшись, споткнулась о злополучную щепку и, падая, сломала обе ноги, шею и жизнь. Очень досадно. Селестия активно жестикулировала, кричала до хрипоты и убийственным взглядом взрывала зал суда. Селестия была достаточно умна, чтобы в высшей степени осознавать свой проигрыш. Все кончено, но Селестия еще тщетно пыталась выбраться из запертого гроба. На самом деле – просто искала утешение. «Я сделала все, что могла,» – было бы неплохо умереть с такой мыслью. Да и не подобало ей, Люденберг, вот так сдаваться. Ее признают виновной, и Селестия, честно, ничуть не удивлена. У нее, правда, до побеления пальцев сжимаются кулаки, а зрачки сужаются, как у ночного хищника. Селестия глотает обиду, но обида оказывается самым настоящим отчаянием, и Селестии на секунду становится все равно. А потом она заискивает к утешению с новой силой. Ей, в конце концов, ничего не остается, кроме как умереть с гордо поднятой головой и улыбкой на окровавленных устах. Подобно Марии Антуанетте. Селестии всегда хотелось почувствовать себя… Селестия вежливо улыбается и без промедления протягивает свою твердую руку убийцы Смерти, но сначала – Киригири. От осознания того, что Киригири остается, а она уходит, Селестии становится мерзко. Но, раз уж Селестия решила погибнуть победительницей, она все равно протягивает Кёко ключ. А потом уходит, стиснув зубы и элегантно прикрыв глаза, чтобы никто ненароком не поймал взгляд, полный невероятной жажды жизни. Чтобы никто не заглянул ей в душу, где тлеет огонек мечты и догорают старые рисунки роскошного готического замка. Эти рисунки Селестия растопчет сама. Быть сожженной на костре – это, пожалуй, звучит романтично, утешала себя Селестия. Она еще о чем-то думала и очень напряженно, но сдержанно улыбалась. Вроде бы, Селестия так упорно искала утешение, но все равно не была готова уходить. Сколько бы она не улыбалась, девушка не могла выбросить из головы, что, если бы она выбралась, то накопила бы на мечту через полтора года. Попытки успокоиться вдребезги разбивались пулей опровержения, и утешение совсем не ощущалось. Селестии было жалко, что все вот так заканчивается. По девушке градом стекал пот, и ей казалось, что она растает. В последний момент она услышала за спиной пожарную сирену и не успела подумать, что… Ее сломало пополам.