Осколки

Иону давят, выжимая из нее все соки. Каждый взгляд ее семьи, каждое их слово или жест в сторону Ионы обязательно относятся к тому, какой она должна быть. Вот, сейчас Иона не так говорит, сейчас ведет себя неподобающе для девушки из приличной семьи, а сейчас – что это вообще такое, дворовая девчонка? «Знакомься, мама, это моя новая подруга»? Выбросьте это из головы, мисс Уразое. Эта девушка наверняка плохо на вас повлияет, к тому же, дружба сильно отвлекает от учебы. Уразое, в первую очередь, наследница. И уже потом – человек. Иона сначала выбивается из сил, а затем едва не ломается, но в ответ получает хлесткие выговоры, прямо по щекам; ей нельзя сломаться, потому что она им всем должна, потому что на нее возложено столько ожиданий, потому что она, в конце концов, Уразое Иона! Она так устает, что, в конце концов, понимает: ей уже все равно, что она уже не может заставить себя чувствовать благодарность. Лишь бы поскорее сбежать отсюда. Вырваться, и чтобы никто не осудил, не заметил. Найти ту заплаканную девочку из бедной семьи и пойти с ней куда-нибудь в солнечное место, чтобы, например, поиграть там в Викросс. Но Иона знала, что для этого необходимо выполнить определенное условие. У нее не получится. Побег провален еще на стадии планирования, и Уразое почему-то даже не удивлена. Она уже многое перепробовала, и выхода… Мрачная уверенность в мгновение покрывается трещинами, когда говорящая карта открывает ей ворота в новый мир – шанс сделать то, что Иона прежде и не мечтала осуществить. Любое желание… даже такое? Иона сражается с легкостью, потому что она привыкла побеждать. Привыкла, что лучшая; тем более, сейчас на кону стоит ее заветная мечта, и Иона чувствует, что уже крепко держит ее светящийся край. В белой комнате Иона понимает, что победила. Потягиваясь, она спокойно смотрит в глаза белоснежному монстру, что так упорно пытается заставить ее страдать. Иона улыбается, словно бросая ей вызов; эта девчонка ведь не знает, что она (как же ее теперь называть?) всю жизнь мечтала прекратить быть Уразое Ионой. В мыслях Ионы – все, что угодно. Кроме провала. Монстра зовут Маю, и она в ярости швыряется в Иону угрозами, распиханными у нее по карманам, но Иона в бронежилете. На пике гнева Маю одним взмахом руки отправляет Иону обратно – благо, уже в новое карточное тело. Иона знает, что ее селектор будет слабой. Маю предупреждала. Иона, впрочем, не придала этому особого значения; конечно, она отговаривала партнершу сражаться, но делала это вяло, а потому без особого успеха. Ионе ведь тоже хотелось дышать настоящим воздухом, двигать настоящими руками и обладать настоящим телом. Иону теперь зовут Мидорико, и это имя довольно милое. Гораздо дружелюбнее и проще, чем высокомерное «Иона» (это «Иона» напоминает грубую корку льда на полом кувшине, бессмысленную и пустую); оно звучало, как шелест травы, синее небо или голос Хитое. Хитое была немного проблемной. Ионе (нет, Мидорико) было больно смотреть ей в глаза, когда Мидорико лгала ей о Викроссе; Хитое ведь так напоминала её первую подругу, которой пришлось в слезах покинуть душу Ионы. Мидорико постепенно начинала теплеть. Ей казалось, что она сможет помочь Хитое обрести настоящих друзей; пускай Хитое и слабая, зато ей досталась мощнейшая LRIG. Все во власти Мидорико. Они обязательно победят, а потом Хитое станет LRIG сильного селектора и сможет почувствовать настоящую дружбу. Хитое была так похожа на нее и одновременно казалась совсем другой. Мидорико словно общалась с инопланетянкой сквозь барьеры времен и границ карты, но ее проблемы были очень родными и понятными. Несмотря на это, Мидорико еще долгое время ставила на первое место возвращение в живое, человеческое тело, и это был абсолютно обыденный, допустимый эгоизм. Именно поэтому Мидорико какое-то время не так сильно переживала, но. Но спустя какое-то время она начала осознавать, что была неожиданно благодарна Маю за возможность жить с такой искренней душой. Хитое ничего не ждала от нее и принимала Иону (Иону!) такой, какая она есть; это было так непривычно и до слез трогательно. Иона понемногу понимала, что Хитое была ее первым и настоящим другом, который любил ее не за внешность, не за деньги, и не потому, что так надо. Но вместе с новыми ощущениями в нее закрадывались и ядовитые опасения, (когда Хитое проиграла во второй раз). И теперь это были настоящие чувства. Абсолютно живая тревога, отрицать которую было невозможно. Мидорико боялась. Она так боялась сказать Хитое, что все это время обманывала ее. Мидорико, в конце концов, понимала, что даже страх остаться без тела не значил ничего по сравнению с разочарованием и болью, которые она принесла бы Хитое. Мидорико молчала до самого конца, а потому катастрофически опоздала. Если до этого еще оставались надежды на победу, то теперь Мидорико в миг постигло банкротство. Даже хуже, чем провал в самом начале пути, когда она родилась Ионой. Это была самая большая победа в ее жизни, самый настоящий друг – и обернулась эта победа ужасающим разочарованием. Конечно, как же могло быть иначе, это ведь… Мидорико смотрела, как Хитое плачет, пока у нее еще остаются слезы. Мидорико (Ионе…) казалось, что ей тоже физически больно, когда Хитое пронзали осколки разбившегося желания. Иона чувствует себя в пустоте, находясь на свалке сломанных желаний и вслушиваясь в издевательский голос Маю. Мерзкий голос вел ее назад по воспоминаниям, чтобы Иона пережила еще большее отчаяние, чем прежде, и это сработало. – Хочешь, пошлю тебя к еще более слабому селектору? Хочешь, хочешь? – торжествует Маю, и Иона сдается. На этот раз ей не все равно. - Нет… пожалуйста… – Иона мысленно упирается, пытаясь ухватиться за гладкую пустоту, но ее, в конце концов, вытягивает наружу. Как рыбу, попавшуюся на чей-то крючок. Иона вновь поднимает пустой взгляд на чье-то невинное детское лицо, расплывающееся волнами. Лицо спрашивает, почему Иона плачет, и Иона ломается. Ломает голос, ломает зрение, ломает слух, воспоминания и себя; она больше не говорит. Ее настоящее желание было так близко. Иона держала его в руках. Провал. Банкротство. А дальше…