Осколки

Юзуки сражается. Собственноручно рвет последние ниточки, связывающие ее с реальным миром, и она сражается, чтобы возродиться новым человеком. Девушкой, которая сможет прийти к Казуки ночью и нежно поцеловать перед сном, не получив в ответ испуганный крик или (чего Юзуки боялась еще сильнее) такой взгляд, словно Юзуки – мерзкая землеройка на его незапятнанных ладонях (и эта землеройка еще выпрашивает немного любви). Юзуки по-прежнему сражается и, кажется, уже начинает очищаться. Юзуки чувствует, как медленно отрывается от земли, словно кто-то привязал к ней воздушные шары, полные ее заветных грез, и теперь она поднимается ввысь. Юзуки чувствует, как с каждой битвой с нее сходит очередной слой фальши и краски, и теперь она почти достойна его (почти может быть рядом). Она взмывает ввысь и с улыбкой держит за руки Ханайо, потому что сейчас это случится. Но Юзуки падает. Перед ее глазами проносится белая комната, затем – обломки старой жизни, какой-то хлам с чердака, она пачкается об собственное несовершенство, путается в клейкой ленте лжи, которую забыла убрать, а затем действительно возрождается, но… Проснувшись, Юзуки пытается нащупать в себе что-то новое, но не чувствует даже то, что имела раньше. Лишь холод и мутную зеркальную поверхность, и у нее очень неживые шарнирные руки, а от них тянутся невидимые и неосязаемые нити – куда-то вверх, где, может быть, висят в воздухе ее воздушные шары. Или сидит кукловод (он, наверное, хохочет, глядя на театр марионеток из своей королевской ложи). Юзуки кажется, что ренессанс ее существования должен был быть совсем другим. Когда она понимает, в чем дело, Юзуки смеется над чьей-то удачной шуткой, но все равно пытается выбраться из карты, едва сдерживая слезы. Юзуки, в конце концов, не может достать до поверхности; она находится в полнейшей пустоте и, видимо, надежно здесь застряла. Как в зыбучих песках (или чьей-то паутине). Через пару секунд Юзуки откроет глаза, но это будет уже не…