Осколки

Такечи двигается медленно, уверенно, но жадно и хаотично, каждое ее движение – талантливая, точная импровизация. Такечи растягивает момент и двигается еще плавнее, ведь впереди много времени, а ей хочется как можно лучше разведать каждый миллиметр тела Хару прежде, чем приступать к делу. У Отои изучающие прикосновения, но нетерпеливый взгляд. Отоя ведь сдерживалась уже слишком долго, чтобы и дальше терпеть подобную пытку; такой уникальный экземпляр, как Ичиносе, Такечи ни с кем делить не намерена. Приторно-сладко притворяться и нашептывать какие-то глупости, играть клишированные роли, фальшиво улыбаться и искренне прищуривать взгляд, когда Хару отворачивается – вожделеть это тело, эту историю, желать разведки, экспозиции – мгновенной кульминации. Довольно. Отоя не любит ждать, она любит вспышками, любит переписывать, любит страстные и порывистые убийства, полные некого греховного изящества и вопиющего наслаждения. Такечи, наконец, медленно проводит по ее коже указательным пальцем, наклоняется ниже, изучает с внимательностью хирурга. Кожа Хару подобна пустыне, но гораздо мягче и нежнее; сквозь нее наверняка с легкостью пройдет лезвие, и знать это вполне достаточно, чтобы начать – и сразу возбудиться. Они здесь одни на всю ночь, остальное – лишь дело времени. Ножницы Отои опасно поблескивают при свете луны, но ее взгляд острее. Пронзающий, опытный, но игривый и, что самое страшное, заинтересованный. Такечи проводит ладонью по внутренней стороне бедра жертвы, пересчитывает каждый шрам, а затем вдыхает аромат боли, что стоит за ними, пробует эти ощущения на вкус. Отоя выходит на разведку, или же, возможно, сразу уходит в наступление, хищно прикасаясь губами к каждой грубо зашитой отметине, и это сводит с ума, настолько Хару экстраординарна – словно редкая бабочка в коллекцию. Только для серийной убийцы. Под жесткими веревками на коже Хару остаются алые следы, и Такечи затягивает их потуже, ведь Хару уже слишком долго спит. Отоя начинает терять терпение, поскольку, как и в любой экспедиции, сейчас ей нужна пища. Наблюдать за реакцией Хару должно быть гораздо интереснее; наверняка она и в этом будет уникальна. Такечи надеется, что Ичиносе не разочарует ее, когда восьмая будет заглядывать в потайные уголки сознания жертвы и вкушать животный страх – что-то, что Хару может в полной мере показать только ей. В конце концов, кто, если не Отоя, лучше всего раскроет розу? В ее ладонях они цветут, на губах Отои мелькает жесткоая усмешка. Она – почти садовник. В ловких и умелых руках Отои – на редкость каменная уверенность. Это, конечно, далеко не первый раз, но сейчас от нетерпения у нее немного дрожат пальцы, спирает дыхание и пересыхает в горле. Отоя наклоняется к Хару так близко, что темно-пурпурные пряди спадают на лоб жертвы, и обдает ее кожу нетерпеливым дыханием, и резко дергает волосы, пробуя на вкус безликий холод, Хару ведь все еще без сознания. Когда Ичиносе открывает глаза, цепляясь за Отою полным ужаса взглядом, разведке приходит конец. Начинается игра по правилам убийцы. С заранее определенным победителем; но сейчас гораздо важнее участие, ведь Хару, честно, проведет свои последние часы незабываемо. Такечи – профессионал. Отоя хочет быть первооткрывателем, а потому перепишет ее целиком.