Осколки

Все часы в её доме показывают неправильное время. Словно она пытается пробиться в прошлое или, наверное, в параллельную реальность, где все будет (было) хорошо. Теперь её термометр показывает −15°, а окно прокручивает мрачные немые фильмы, сменяет снег кристалликами льда, лед – пеленой дыма. Отныне – каждый день. Эта мгла непрозрачная, почти осязаемая и твердая, словно ее можно разрезать на куски. Но у Хитое не поднимется рука, потому что она-то как раз обмякшая и растворяется в водяном паре. Хитое сама такая… неплотная. Хрупкая, и, кажется, она была слишком легкой добычей (но не помнит, для кого и как). У нее в мыслях – много всяких неясных глупостей и наивных представлений, и ее голова смешалась с сердцем и ногами, потому что Хитое не может делать что-то одно, например, бежать, думать или вспоминать ощущения (на самом деле – не может ничего). У нее в голове – испачканные в темно-сером обрывки воспоминаний с закрашенными лицами, горизонт событий, перечеркнутая пополам белая комната. Во главе парада безумия – хлипкое желание завести друзей, которое раз за разом почему-то пронзает ее, бьет плетью, обжигает. Потому что, наверное, в ее воспоминаниях – такой же туман из темно-серых лиц, которые, казалось бы, когда-то раньше были знакомы. Сейчас она не может распознать ничего, ведь этот искусственный туман такой реальный и – плотный. Гораздо тверже, чем ее сердце, голова и ноги. Она лежит на кровати и смотрит в грязный потолок, на снег и на окно, и на комнату, понемногу затягивающуюся мутной дымкой забвения. В глазах у нее стоит пелена пыли, и Хитое еще чего-то не понимает (хотя, казалось бы, что может быть непонятнее тумана на пустом месте, когда все нормально, как и прежде). Хитое не интересно, почему раньше за окном было солнце. Хитое не интересно, откуда она это знает. Хитое интересно, видит ли она сквозь давящий туман протянутую руку, но, наверное, это всего лишь зеркало.