Осколки

Мысли наваливаются на Ханаё стеной. Она привыкла распутывать одновременно несколько нитей и, конечно же, прекрасно в себе разбирается. Обыкновенно спокойным голосом внутри себя объясняет чувства, измеряет эмоции по линейке, упорядочивает переживания. Ханаё живёт размеренно и вычёркивает любые нападки безумия, поэтому у неё всё идет по плану. Прорвавшись сквозь Ханаё, мысли захватывают её тело. Да, именно, по плану Вот она по плану хочет спасти подругу, по плану отдаёт своё тело, по плану оказывается в карте… верно, по плану застревает в картонке. Потом так же по плану видит расплывающееся лицо Юзуки в тёмно-оранжевых тонах, по плану не знает, как утешить её, по плану начинает сочувствовать её желанию, по плану привязывается. Дальше – тоже, ну, спланированно занимает её тело и прячет лицо от Юзуки, чтобы случайно не выдать слёз. По плану остается одна и обнимает колени, щиплет себя за запястья – тело-то не родное. Да-да, конечно. Именно этого она и ожидала. У Ханаё плохое чувство юмора, но это, наверное, должно было быть иронично? Она всё ждёт закадрового смеха, аплодисментов и ведущего какого-нибудь реалити-шоу, который вдруг выйдет из-за кулис и громко скажет в микрофон: «Поздравляем, Вас разыграли!» Но этого не происходит. Случается только невыносимое давление, и Ханаё почти ломается под грузом этой боли. Юзуки, наверное, считает её предательницей? Наверное, стоило рискнуть и рассказать ей о природе селекторов, а потом, может быть, остаться в карте? Если бы Ханаё сейчас дали изменить свой выбор, она, быть может, … всё равно не сделала бы этого? Такие мысли внушают ей не просто тревогу, но ненависть к своему эгоизму. Хотя сидеть в холодной карте и правда очень одиноко. В конце концов, остается задабривать совесть и регулярно вкадывать успокоительное – «самопожертвование». Ханаё (Юзуки) целует нелюбимые губы и обнимает нелюбимые руки; именно – стоит под дождём с нелюбимым Казуки под нелюбимым зонтиком и очень неловко, с налётом печали опускает взгляд. Если бы Юзуки сейчас видела их, порадовалась бы? Это ведь она, Ханаё, стоит с Казуки, на самом-то деле. Этого ли хотела Юзуки? Если бы ей сейчас дали изменить свой выбор… что бы Юзуки сделала? Выборы. Выборы, грубо говоря, есть. Но на самом деле – нет. Ханаё ведь исчезнет, если остановится, а Юзуки не знала, на что идёт, и рассуждать тут не о чем? Должно быть, выход из карты в последний раз ударяет звоном в сознание Ханаё, а затем она может вдохнуть тишину. Должно быть. Но в мыслях Ханаё по-прежнему бурлит и кипит тревога, нарастающие опасения; в очередной раз прикасаясь холодными пальцами к его ладони, Ханаё чувствует отвращение (в первую очередь – к себе), но вдруг с ужасом понимает, откуда взялась эта стена самоуничтожающих мыслей. Она в первый раз чувствует тепло, и это тепло – не из-за Юзуки. Это тепло, может быть, самовнушенное, но оно настолько реально, что Ханаё краснеет, поджимает губы и убегает прочь. Такие чувства внушают ей не просто тревогу, но.