Осколки

Акира прекрасно знает, как правильно побеждать; это проще, чем отнять у ребёнка конфету. Желания – нечто настолько личное и сокровенное, из глубин души, а то, за что хочется сражаться, наверняка неисполнимое, неправильное, верно? Конечно же, Акира – отнюдь не тонкий психолог, но знает, как играть на этом. Просто найти слабаков, ещё проще – найти их слабости и бить, не давить, но играть на износ, до первой крови… то есть, горьких слёз и поражения. Горьких слёз поражения. Но это, на самом деле, неважно. Важно лишь то, что (как) Акира внепланово, стремительно приближается к главной цели, уже предвкушает, как будет трещать по швам жизнь Ионы, как она окажется в грязи, как Акира сможет посмотреть на неё… как на таракана в горе навоза, словом, так же, как эта выскочка – на Акиру. Акира движется стремительно, со свистом, повисающим в воздухе. Её сражения в Викросс, конечно, все на одно лицо, за исключением действуюших лиц и цвета слёз. Но она движется за результатом. В конце концов, столь ли важно отсутствие веселья в процессе, если коцовка будет феерической? Ну и, конечно, совсем неважно, сколько чужих желаний она сломает или заденет на пути. Угрызения совести – не для победителей. Акира, конечно же, совсем не думает о таких мелочах. Всё же, у нее есть более значимые заботы – например, то, что она замедляется. Действительно, со временем мнимая скорость сходит на нет; Акира ищет селекторов отчаянно интенсивно, но на лбах у них не написано: «сильная», «слабачка» или, ну, «так себе». Или написано, но Акира плохо читает. Зеркально, ведь тяжело читать нарисованное наоборот. Это растягивается. Акира в ярости пинает стул, представляет свою идеальную Иону, сломанную куклу в грязи, а потом представляет настоящую, сейчас – как она смотрит на нее, словно Акира – неудачница, как каждым своим жестом говорит: «Я ведь тебе не по зубам, верно?». Ненависть доводит Акиру до слёз и головной боли, и ей нужно расправиться с этим (с этой) поскорее, ведь с каждым днём Иона раздражает её ещё сильнее – настолько, что скоро Акира не выдержит и разберётся с ней сама. Эта «дева вечности» ведь… бесконечно долгая и непонятная. Призрачная, да и не факт, что существует; где её доказательства, а? Акире даже не обидно; она в ярости, потому что все планы крушатся к чертям, а на большее она, честно, неспособна. Акира ударяет кулаком об стол, рука, думается, болит, может, даже до крови разбита, пинает стул, грозится порвать эту синеволосую копию Ионы. Пытается ускориться, нарывается на сражения еще с большей уверенностью, чем прежде. Это и становится ошибкой. Всё катится наискосок и вниз по прямой, Акира падает в вязкую грязь и не может выбраться, то есть, двигается очень медленно, пока что у неё лишь затягивает ноги. Вот она проигрывает один раз, и это – пустяки, всего лишь тревожный звоночек. Вот – второй, и теперь ей, чёрт возьми, страшно? Напрягается ли она? Боится ли? Злится ли? Акирой движет одна лишь слепая эмоция ярости с легким оттенком зависти, она ненавидит всем своим нутром, она – цельный, неразбавленный гнев. Она хочет сломать Иону больнее и крепче с каждым днём, ведь теперь эта Иона лучше еще и в Викроссе. К счастью, пока Акира всего лишь замедляется, а не останавливается. Думается, шанс всё ещё есть, но, когда Иона ухмыляется и мерзко так протягивает (капли дождя падают медленнее): «Неудачница», Акира пытается испачкать её своими протухшими руками, испортить триумф, нет, она почти достаёт, она буквально выскакивает из грязи. Только ради того, чтобы упасть обратно. Да, это всё временно, думается; Иона еще будет есть землю, целовать ей ноги, плакать и молить о пощаде. Шрам на половину лица и болото отчаяния, в котором она застряла – это тоже, конечно же, временно. Дольше, чем неясная «дева вечности» (человеческая жизнь – тоже время). Акира медленно переводит взгляд с зеркала на свои руки и так же медленно до краёв наполняется гнилью?