Осколки

По уши застрять в порочном круге «нельзя» и «надо». Потеряться, найтись, и еще раз – в обратном направлении. Руко такая… непостоянная. Она стоит где-то в углу или в центре галактики и вращается как-то хаотично, куда получится, всё время в разные стороны и почти одновременно. Её мать, помнится, говорит: «Я не знаю, о чём она думает» и смотрит на Руко, как на монстра, когда она теряется, когда поворачивает не туда. Руко, в конце концов, запирает себя в повседневности и сером цвете, вращается регулярно между домом и школой, живёт очень обычно, чтобы случайно кому-то не навредить, не отвлечь брата и не разочаровать бабушку, чтобы на неё еще раз не посмотрели так, словно Руко какая-то неправильная. Это делает Руко… может быть, немного нерешительной? Отнюдь – самой обычной. С желанием продержать это вращение как можно дольше, чтобы случайно не сломаться и не превратиться во что-то неясно-размытое, своим существованием поглощающее чужой свет. Руко пытается не выделяться. «Не выделяться» становится гораздо сложнее, когда в руках у тебя – говорящая карта, а сама ты беседуешь с ней вслух. Но проблема даже не в самом факте существования этой странной карты и возможности её потрогать; всё гораздо сложнее. Руко чувствует много опасных эмоций – притяжение, привязанность, любовь... азарт. Руко заводит друзей, и ось её наклоняется в правильную сторону, но всё идёт совсем не так, как надо, и её начинает крутить так быстро, что к горлу подступает тошнота – от «сражаться так весело» и до «это желание – богохульство» по несколько раз в день. В её груди возрастает такое колючее и твёрдое расширяющееся чувство, которое хочется выпустить наружу в драке, рассмеяться в лицо сопернику, ведь ей совсем не страшно, как ожидалось, а… невероятно весело. Иона говорит, что они похожи, и это странно. Руко пытается стать «нормальной». Ей и правда совсем не хочется ломать никому носы или выдирать глаза, она лишь желает почувствовать себя живой, и все эти призрачные друзья, все эти выборы, весь этот замкнутый круг между школой и домом… это убивает её. В ней, видимо, поселяется какая-то другая девочка, обычная школьница в сероватых тонах, о которой её же мама, наверное, никогда бы не сказала: «Руко пугает меня». Она вращается, как волчок или карта из её сна, иррегулярно, под чужим воздействием; Юзуки говорит: «Я не знаю, о чём ты думаешь!», Тама говорит: «Сражаться так весело». И рассудок, потерявшись, вторит им, сладко нашёптывая, что сражаться можно. Или – вновь нельзя. Эта орбита, этот внутренний стержень – производственный брак или же трещина в мозгу, в Руко, наверное, неудачно ударила молния? «Руко» не знает, можно ли сражаться, но понимает, что хочется. Как чёрный и белый, обязанности и желания равномерно распределяются на чаши весов и качают Руко по собственной прихоти – туда и обратно. Это весело, почти как на качелях, здесь даже не надо ждать своей очереди. Проблема только в том, что её нерегулярная орбита вызывает на других планетах наводнения, ураганы, землетрясения и пожар. Акира говорит: «Это всё твоя вина», и её надломленный смех болезненно отдаётся толчком в обратную сторону.