Осколки

«Время» — должно быть, очень растяжимое понятие. Цуюно знает, в каком именно смысле. Этот телефон напоминает обычный, разве что переполнен энергией и немного обжигает руки, если слишком долго трогать экран. А еще, когда Цуюно некрепко придерживает свет ладонью, она, кажется, удерживает весь мир, ведь по нажатию кнопки звук её размеренных шагов становится единственной мелодией на всём земном шаре. Словно бы Цуюно держала его в руках; этот момент кажется ей вполне осязаемым, и возможность потрогать каждую секунду дарит странные ощущения. Рассмотреть распавшуюся каплю дождя, вылетевшее из крыла вороны перо, даже парящий в воздухе лист — Цуюно тратит на это свою жизнь, хотя на самом-то деле совсем не интересуется природой. Она даже не романтик, и палочка ей нужна... для другого. То есть, в жизни Цуюно было много моментов поинтереснее, Цуюно сказала бы, что самый важный — как она тащила того ублюдка за волосы через весь город и покрепче связывала. Лучше всего Цуюно помнит зависший в воздухе стул, который она оттолкнула, и расплывающиеся в воздухе капли крови, а еще. Еще помнит, как момент растянулся во времени, и ублюдок открыл глаза, не понимая, где находится; этот момент был триумфом, последним кусочком пазла Мести, осталась лишь позолоченная рамка, и — готово. Почему же такие моменты больше не повторяются? Цуюно всё еще помнит, как в середине урока нажала на едва тёплую кнопку. Помнит, как осторожно подула на замерший в воздухе розоватый лепесток, с высоты школьной крыши взирая на город, разбитый под её ногами. Помнит, как тогда знала, сколько всего может сделать при помощи палочки, как хотела потратить всю свою жизнь (до последней капли) на защиту людей, уничтожение мусора и смешивание жестокой повседневности хоть с каким-то количеством справедливости. А потом месяц на её запястье постепенно начал исчезать. Вплоть до тех пор, пока всё не стихло. Кажется, всё стихло вместе с отчаянным криком Аи, и Цуюно просто отвернулась к окну, ловя взглядом проплывающие мимо облака, а затем смотрела на них долго, растягивая момент собственной беспомощности. Ну, а на что же ей ещё потратить столь ненужный ресурс, как собственная жизненная энергия? Всем, конечно, не поможешь, но Цуюно боится случайно протянуть руку не тем людям; раз за разом она неизбежно убеждается: большинство «людей» похожи не на неё, как казалось прежде, а на того грабителя. — И это не оправдания, — тихо уточняет она, поглаживая кнопку, — они правда... такие. Чтобы противостоять хищникам, надо быть хищником самой, но Цуюно ещё только учится жестокости. У неё получается... плохо. «Время» — понятие растяжимое. В какой-то момент Цуюно становится непонятно, что с ним делать.