Осколки

Улис пытается – ей приходится. Её сознание чётко проводит границы: «Если не хочешь проблем – нужно залечь на дно». И Улис идёт размеренным шагом, замедляясь с каждой секундой, пока все остальные стоят на месте; воздух вокруг неё – густой, его почти можно раздавить в кулаке. Улис окружена взрослыми. Они ходят кругами по её орбите, не сводят пристального взгляда; Улис чувствует, что за ней наблюдают даже дома или в пустом классе, словно у стен есть глаза. Когда она вновь идёт в серой толпе, Улис очень хочется закричать во всё горло или ударить кого-нибудь, или хотя бы неожиданно побежать назад, потому что здесь тесно – Улис сжимает со всех сторон, и её едва не разбрызгивает по этим тискам грязной гуашью. Улис улыбается нервно и натянуто, всё чаще прикрывая веки, потому что весь мир вокрёг неё испещрён чёткими алыми линиями. И пронизывающими глазами. Улис знает их слабые места, знает, как и куда бить, но не может; не может даже сжать в ладони бабочку или разбить кулак об рассыпающуюся стену. Она доходит до грани, когда ещё может общаться с иллюзорно-фальшивыми друзьями и смеяться над их глупыми шутками, неловко ёрзать на стуле в столовой, выходить вместе из школы и даже говорить по дороге о каких-то мелочах. Но с каждым днём становится всё тяжелее считать до десяти; шум вокруг и размытые фигуры постепенно уносят с собой разум Улис, уносят его по крупице, уничтожают медленно и методично. Улис помнит серый забор, разбитое стекло и чей-то велосипед на дороге, когда её память выхватывает отдельные частицы реальности, чтобы ухватиться за неё и повиснуть ещё ненадолго. Падать нельзя, но эта серая повседневность (м е д л е н н о) разрушает её изнутри. Всё же, Улис упорно притворяется, но ей до сих пор невыносимо хочется кого-нибудь сломать.