Замыкая круг

Первый министр велел остановить карету у совершенно невзрачного домика в бедном пригороде. Спустившись по обшарпанной лестнице, он отпер своим ключом двери и прошел в комнату, оставив безотлучного Помпея изваянием у входа. Лучи заходящего солнца совсем не проникали через плотно закрытые ставни полуподвального окна, и потому в помещении царил почти полный мрак. У портьеры шевельнулась чья-то тень, и первый министр остановился. — Итак, Совет темных состоялся? — негромко спросил Галлен. — Да, ваше сиятельство. Два собеседника совсем не видели друг друга. Но это им и не требовалось. Тайная встреча в тайном месте была тайной для всех. И эти двое были вполне довольны антуражем. — И что же? — Герцога Шому не поддержали. Первым ушел Гренель с сыном, за ними потянулись остальные. В результате с Шому осталось всего три великих темных, а этого очень мало чтоб поднять мятеж. Они решили ждать. Министр презрительно хмыкнул: — Этот дурачок Шому действительно никудышный политик. Не смог даже обеспечить себе поддержку в собственном Совете. Выходит, темные не хотят смуты? — Именно так, ваше сиятельство. Но это значит, что и наше предприятие так же откладывается? — А вот это ни в коем случае, дружочек. Мы не можем позволить провалиться тщательно подготовленному плану из-за нерешительности темных. Столько трудов и денег потрачено на подготовку общественного мнения, на промывание мозгов обывателю. Вдовствующая королева в страхе за свой трон и жизнь наследника. Она даже позволила использовать магические цепи против мятежников! Это беспрецедентное решение. Беспрецедентно глупое. Но крайне удобное для нас! Напряжение в обществе достигло своего предела. Я слышал, пару дней назад избили несколько темных на улице, и они применили магию, чтоб спастись. Это просто замечательно! Горожане еще больше озлобились. Люди словно вздернутый нож гильотины — обрежь веревку, и он сорвется вниз, разрубая все на своем пути. К тому же самые могущественные темные вряд ли в скорости вновь соберутся вот так, все вместе в столице. Дать такой возможности ускользнуть — преступление. И мы не станем ее упускать. — Значит, если темные не станут действовать… — …мы поможем им сделать то, что они рано или поздно и так сделают. Но сделают не сейчас, а немного позже, когда мы не будем так хорошо готовы и не сможем дать им необходимый отпор. А вот если их слегка подтолкнуть, предатели не остановятся и поднимут бунт. Эти темные так коварны! — Я понял вас, мессир! — И начнут эти негодяи, конечно же, с самых беззащитных и трепетно лелеемых любимцев, а также с самых благородных и лояльных семей королевства. Как подло начать войну с уничтожения тех, кто так бесстрашно поддерживает темных! В темноте раздался тихий смех: — Конечно мессир! — И тогда юный Эландер, наконец, перестанет колебаться. — Да, мессир! Завтра же колокола ударят в набат! — Нет, дружочек, не завтра! Уже сегодня! *** Поздней осенью темнело в столице быстро и рано. Солнце садилось не в долине, как летом, а за Морвейскими горами, на два часа сокращая путь до горизонта, удлиняя ночь. Или вечер. Это как кому нравилось называть. А значит, до закрытия ворот Академии можно было еще вдоволь повеселиться, наслаждаясь интимным полумраком улиц, покутить где-нибудь или просто подурачиться. И невзирая на прохладу и слякоть, упустить такой шанс, да еще во время внезапно образовавшихся каникул, было настоящей глупостью. Кто-то искал приключений. Кто-то планировал подольше задержаться в родном доме, ибо проживание в стенах Академии было непременным условием для всех студентов, как приехавших издалека, так и живущих в столице постоянно. Поэтому учащиеся под бдительными, но не навязчивыми взглядами преподавателей и смотрителей, собираясь возбужденными стайками, быстро разлетались из жилого корпуса, предвкушая юные забавы, напрочь забыв о политике, государстве и чьих-то злых кознях. Молодость жаждет жизни, и это нормальное течение бытия. Цепи, оттягивавшие внутренние карманы избранных студентов, не давили своих хозяев грузом ответственности, а лишь мешали немалым весом мальчишкам дурачиться. Когда на верхнем четвертом этаже спального корпуса внезапно заблокировались двери на лестницу, все резонно посчитали это дурацкой проделкой кого-то из студентов, желающих зачем-то испоганить задержавшимся вечер. И за смотрителем Громином посылать никто не торопился, рассчитывая самостоятельно разобраться с нехитрой магией. Торус, замешкавшийся в комнате и теперь оказавшийся отрезанным от брата и Эландера с Натиниэлем вместе с десятком возмущенных запертых товарищей, дурашливо выл с той стороны дверей, взывая к помощи и умоляя любимого брата не бросать его одного на погибель. Мальчишки с обоих сторон блока хохотали над его артистичным нытьем, когда Тирус вдруг сорвался с места и, почти истерично крича, стал колотить двумя руками в запечатанные двери. Столпившиеся студенты, не ожидавшие от всегда веселого и уравновешенного рыжика такой реакции, опешили. А Тирус, размазывая внезапно хлынувшие слезы, бил кулаками в дверь, отчаянно зовя брата. — Ты что, маленький, я же пошутил! Все же в порядке! Сейчас двери откроют, и мы опять будем вместе, как всегда! — донесся с той стороны барьера приглушенный растерянный голос Торуса, ставший неожиданно ласковым и нежным. — Я рядом, я с тобой! Да что ж ты плачешь, Тир! Эландер! Кай! — громко позвал он товарищей. — Оттащите его от дверей. Мы попытаемся… Торус замолчал, отвлекаясь на какой-то шум в комнатах. Его брат застыл, прислушиваясь к происходящему. И вдруг из-за дверей раздались отчаянные крики. Затем что-то грохнуло, и вопли ребят стали истошными. — Уходите! — раздался из-за двери крик Торуса. — Здесь пожар! На этаж вбежали метр Мие с Гремионом. Отшвырнув от дверей кричащего Тируса, они мгновение смотрели, как из щелей начал просачиваться зеленоватый дым. — Магия темных, — выдохнул смотритель, бросаясь к дверям в тщетной надежде снять печать со входа. — Прочь! Все! Во двор! Немедленно! — заорал декан, сунул в руки Эландера и Кая рвущегося к брату Тируса и прошипел. — Выведите его отсюда! Иначе и он погибнет! Слова «и он» обожгли сердце Эла неотвратимостью чего-то страшного. С трудом стащив по лестнице упирающегося и кричащего Тируса, Эландер с друзьями отбежали на безопасное расстояние от корпуса, обернулись взглянуть на здание и застыли в ужасе. Преподаватели Академии и старшекурсники, кто обладал достаточной силой, во главе с ректором Фрастином выстраивались по периметру корпуса, пытаясь магическим блоком не позволить огню перекинуться на деревья парка и соседние строения и хоть как-то его усмирить. Но тщетно. Весь верхний этаж и чердак уже были объяты зеленым пламенем. Огонь вырывался из окон, гудел, трещал и грохал развороченными балками, лизал крышу, захлестывая ее полностью раскаленными волнами. Какое-то время сверху еще доносились крики студентов, но вскоре они стали стихать, а потом и вовсе смолкли. А затем, с оглушительным грохотом пылающая крыша рухнула вниз, пробивая перекрытия, зажигая адское пламя на нижних этажах. Из дверей выскочил декан Мие, закопченный, страшный, со сверкающими озверевшими глазами. Один. Смотритель Гремион так и не появился. А декан, отмахнувшись от бросившихся на помощь, развернулся к толпе студентов и стиснул кулаки: — Это была магия темных. Ублюдки… Они запечатали этаж. Спастись никто не мог! — и прижав к себе окаменевшего Тируса прохрипел. — Мы отомстим за них… Мы отомстим за твоего брата, мальчик! Напарник! Из груди Тируса вырвался то ли вой, то ли стон. Эландер стиснул руку друга, но в этот момент что-то изменилось в отблесках пожара. Какие-то лишние, неправильные сполохи отразились о ветви деревьев во дворе Академии, заставив всех обернуться назад, туда, где на фоне рельефа гор мерцали огни центра столицы. Несколько зеленых гигантских факелов вспыхнули между домами, и спустя пару мгновений до слуха долетел приглушенный грохот. — Это на Набережной и у Малых Холмов… — Эл, — испуганно прошептал Кай. — Малые Холмы! Там же твой… «Нет! Это не может быть наш дом! На Малых Холмах много домов! Только не наш!» — сверкнула в голове юного Оллиса мысль, и он, не помня себя, бросился к воротам. *** Не умея перемещаться, он мчался так, как не бегал никогда в жизни. Не останавливаясь ни на секунду, до темноты в глазах, вдыхая раскаленный воздух, готовый разорвать легкие. «Пожалуйста! Пусть это будет другой дом! Чей угодно, только не наш! Пожалуйста!» — стучала в голове единственная мысль, мольба страшная в своем эгоизме и отчаянная в своей беспомощности. Он не понял, как к нему присоединился Натаниэль, что-то кричащий, подхвативший его от падения, когда на повороте Эл едва не разбился об оградительный бордюр. Он отчаянно надеялся. Мысленно давал клятвы неизвестно кому сделать, что угодно, если только беда обойдет его дом. Но завернув на знакомую улицу уже обреченно знал, что никто его мольбы не услышал. За знакомыми с детства каждой веточкой кованых узоров воротами полыхало страшное ненавистное зеленое пламя, уходящее в небо лохматым столбом. Соседи, стража, незнакомые люди метались перед воротами с баграми, ведрами такими бесполезными и мелкими, не имея возможности помочь, плача и вопя. Среди этой толпы Эл узнал Милену — кухарку, стоящую на коленях, рыдающую в голос и Жерара. Эландер бросился к нему. — Мама?! Телохранитель взглянул на него полубезумным взглядом, и Эл понял все. — Никто не вышел… Этот огонь… Дом кто-то опечатал! Я помогал Милене… — он дико посмотрел на валяющиеся рядом корзины с рассыпанными продуктами. Слова Жерара тонули в криках толпы и грохоте падающей крыши, как вдруг, покрывая весь этот звуковой хаос над городом, раздался удар колокола. Сперва один, на ратуше. Потом ему отозвались еще несколько на городских башнях, переходя в единый ритм, мерно раскачивая воздух, сливаясь вместе тяжелым гулом набата. Это был сигнал! «Если свершится предательство…» У Эла закружилась голова. Как раз в этот момент к пожарищу, явно торопясь на помощь, подбежали три темных мага. — Смерть темным предателям! Кто первый это крикнул? Никто не узнает. Только толпа, застыв на секунду, злобно подхватила клич, развернувшись к попятившимся тенебрисам*. Первый из них пал, даже не успев понять, что происходит. Двое же оставшихся умудрились защищаясь отшвырнуть от себя пару дюжин человек. И тогда пролилась кровь. И никого не интересовало, была ли это защита или нападение. Темные были виновны по умолчанию. Толпа в злобном испуге отхлынула. Поставив вокруг себя барьер, маги готовы были отступить, но тут произошло то, чего никто из присутствующих не ожидал. Натаниэль выбросил вперед руку, и с нее сорвалась золотистая стрелка. Пронзив пространство, она хлестко обвила шею темного, мгновенно лишив его силы, снимая спасительный барьер и обрекая мага на смерть в руках бросившейся толпы. Третий маг отчаянно закричал, и, перелетев толпу, бросился к оставшемуся безоружным Натану, но Жерар заслонил собой мальчишку, подставившись под смертоносный удар боевой трисы. Реакция Эла была мгновенна. Рванув тяжелый метал из камзола, он направил магическую цепь на врага, и та, сверкнув в воздухе, беспощадно сжала горло темного, лишила его магической энергии. В тот же момент Натан, вывернувшись из-под раненного Жерара, метнул огненный шар, и сраженный им темный замертво свалился на мостовую. А Эландер так и остался стоять с протянутой рукой, в ступоре переживая происшедшее. Он убил… Убил человека! — Очнись! Эти мерзавцы обрекли на смерть твою мать! Всех, кто был в доме! — крикнул Натан, отвесив товарищу пощечину. — И посмотри, что он сделал с твоим слугой! Эл перевел взгляд на землю, где сжимая искалеченную руку, лежал окровавленный Жерар. Эл вскинул глаза на Тана и почувствовал, как горе и жгучая ненависть наполняет его голову, вымещая все другие мысли и чувства. Только горе и ненависть. Эландер медленно обернулся к лежащему у его ног темному. Затем, как учили, протянул к нему правую руку и почувствовал в ладони сильный настойчивый зуд. Магическая цепь шевельнулась и, соскользнув с горла жертвы, послушно и мягко влетела в ладонь, обвивая кисть своего хозяина и золоченой спиралью обхватив предплечье. Натан решительно взглянул в глаза Элу: — Это наш долг, ты помнишь? Эти цепи даны, чтоб покарать убийц и предателей! Мы сможем это, напарник! Мы очистим город от скверны! — Да… Мы сможем… — эхом отозвался Эл, глядя на товарища помутневшими глазами. Неподалеку закричала какая-то женщина, и два студента сорвались с места на крик. Ненависть порождает ненависть. Месть порождает месть. И нет конца этому кругу. И безумие, подхваченное горем, а ненависть, помноженная на вседозволенность, выплеснулись на улицы города под давящие удары набата в стремлении уничтожить зло. И все происходило именно так, как кто-то задумал. Этот кто-то обрубил веревку, и нож гильотины ринулся вниз. И остановить бойню было невозможно. Столица погрузилась в уничтожающий смерч, вся разом вздыбившись против изменников, словно кипящее жерло вулкана, где не было ни одного шанса жертвам уцелеть. Эл и Натан действовали слажено и четко, словно всю жизнь занимались уничтожением темных магов. Прикрывая друг друга от нападений, ставя щиты и сбивая пламя. Один бросал смертоносную цепь, а другой добивал поверженного врага. Пересекаясь с такими же обладателями цепей, как и они сами, краем сознания Эл отмечал, что это не только студенты, но и неизвестные ему люди. Вестниками смерти носились они по городу, натыкаясь на темных случайно, разыскивая их в укрытиях, дрожа от нервного возбуждения, от чувства опасности и понимания, что они выигрывают. Носились, не считая собственных ран и не замечая, что кровь льется рекой, действиями подкармливая проснувшийся звериный азарт охотника и мстителя. Эл был уверен, что делает то, что должно. Ибо если не смог спасти своих друзей и родных, то не позволит убийцам свершить новые злодеяния. *** Они гнались за этим темным почти от центральной площади. Он возник ниоткуда и парящими прыжками стремительно ускользал от атак Эла и Натана, умудряясь при этом прижимать к груди какой-то сверток со скарбом. Если бы не сверток, беглец, несомненно, улизнул бы, но к удаче преследователей, расставаться с ношей он не собирался. И напарники, смеясь над жадностью темного, стремительно догоняли жертву. Тот отчаянно пытался оторваться, но озлобленные друзья уже ни за что не отпустили бы его из вида. Они гнались за тенебрисом, выжидая, когда тот выскочит на свободное пространство, чтобы брошенной цепи не мешали никакие препятствия. Уже почти у самой окраины темный предпринял последний рывок, пытаясь оторваться, и фатально выскочил на маленький двор. Это была роковая ошибка. К тому же сверток был тяжелый и лишал мага возможности к маневру. Момент настал! Эл выбросил вперед руку и смертоносная змейка рассекая воздух золоченой молнией устремилась вперед и хлесткой удавкой обвила шею темного на пике его прыжка. Лишившись своего магического дара, беглец камнем рухнул с высоты на булыжники двора, разбиваясь в кровь и выпуская, наконец, из рук закутанное в плащ добро. Он попытался приподняться, но покалеченное тело отказалось подчиняться хозяину. Восстановиться возможности уже не было. Маг застонал, бессильно уронив голову на землю, понимая, что для него все кончено. — Добей его, Эл! — крикнул Натан, и Эландер ринулся выполнять задуманное. Не обращая внимания на приближающуюся смерть, темный, вдруг собрав последние силы, в каком-то исступленном порыве последней агонии пополз к свертку, пытаясь то ли оттолкнуть его, то ли прикрыть собой. — Оставь свой скарб, темный, он тебе больше не потребуется, — расхохотался Натан и огненный шар, сорвавшийся с его руки, отбросил предмет, завернутый в плащ, от лежащего мага. Вопль, вырвавшийся из груди темного, был страшен. В безысходном отчаянии он потянулся дрожащей рукой к свертку, но силы иссякли. Его голова откинулась на камни. Обреченный посмотрел на своего убийцу и… Рука Эландера, занесенная над врагом для последнего удара, вдруг остановилась — с окровавленного лица на него ненавидяще глядели темно синие глаза того самого сказочного принца! — Не медли же, Эл! Прикончи его! Но Эландер не двигался, словно его парализовал синий взгляд. Что-то в сознании дало сбой. А темный с трудом отвернулся, предпочитая в последний миг смотреть не на убийцу, а все на тот же столь важный для него сверток. Эл отступил назад и, не понимая, зачем он это делает, словно во сне, наклонился и сдернул плащ с предмета, который темный, пожертвовав собственной жизнью, до последнего мгновения пытался спасти. Тяжелая шелковая ткань отлетела прочь, обнажая бесценное для тенебриса сокровище — на плаще лежала маленькая девочка лет четырех, разорванная пополам огненным шаром Натаниэля. *** Эландер очнулся. Словно взорвалось что-то в голове. В его сознание вдруг ворвались отдаленные вопли и стоны, наполняющие воздух, треск горящих строений, призывные крики, отчаянный женский плач, оранжевые сполохи пожара. И посреди этого безумия перед ним лежали маленькая девочка, точнее то, что от нее осталось, и изувеченный принц из сказки, который даже сейчас, уже умирая, пытался дотянуться до своего плаща. Эландер медленно попятился. Что происходит? Что он делал всю ночь? Мстил за мать? Кому? Этой девочке? Этому парню, который пытался спасти ребенка?.. Скольких они убили за сегодняшнюю ночь?.. Что это было? — Какого черта, Эл? Голос Натана резанул слух звериной ненасытностью, перекрывая шум кровавой оргии. Эл обернулся, взглянул на товарища безумным взглядом и, пошатываясь, стал отступать назад. Кто этот человек? Окровавленный, с растрепанными волосами, с горящим остервеневшим взглядом. Натан? Его однокурсник? Нет! Неужели он сам тоже такой же? С ужасом взглянув на свои руки, на которых остались кровавые отпечатки магической цепи, Эл затряс головой: — Нет… Я больше не могу… Я не могу… И вдруг сорвавшись с места, Эландер бросился бежать прочь, не разбирая дороги, не думая куда и зачем. Просто бежал, спотыкаясь о трупы, поскальзываясь в лужах крови, пытаясь не слышать торжествующие крики убийц, настигших очередную темную жертву и последние крики умирающих. Пылающие дома темных озаряли столицу жаркими сполохами. Да. Темные преступники. Им нет прощения! Он никогда не простит им своих товарищей и родных. Но то, что происходило сейчас, было не правосудие, а истребление! Ему нужно было остановиться на мгновение. Подумать, осознать. Спрятаться на время за чью-то спину. Потом он снова станет исполнять свой долг. Но не сейчас… Ему нужна передышка… Иначе он сойдет с ума от всего происходящего… Мама… Кормилица… Эта девочка… И тот синеглазый принц… Они не хотели никому зла… Не могли хотеть… Не могли! Ноги сами принесли его к тому, кому Эландер верил больше всех из оставшихся в живых. Здесь, за воротами Академии, было относительно спокойно, и шум бойни долетал приглушенно, растворяясь в ветвях парковых деревьев. Эл мчался по темной аллее к пристройке у левого крыла, где жил ректор. Почему-то он был уверен, что Фабиан Фрастин не принимает участие в этом кошмаре. Он уже видел свет в знакомых окнах, но вдруг стекла их озарились зловещим зеленым светом. Магия темных! И гнев, давший на время сердцу Эландера передышку, вспыхнул с новой силой — нет, он не позволит предателям навредить любимому учителю! Эл прыгнул, разбивая витраж окна, даже не подумав, что его цепь осталась далеко. Но оказавшись внутри, он увидел картину, заставившую его ошарашенно споткнуться. У дверей испуганно жались Тирус и Кай. Рядом с ними стоял в нападающей позиции метр Мие. А в центре комнаты застыл ректор Фрастин, пытаясь одной рукой остановить рвущегося вперед декана, а второй прикрывая, кого-то сзади. Мие умудрился сделать обманный пасс, и ректор Фрастин, лишь на долю мгновения отвлекшийся на Эландера, отлетел в сторону. И тогда Эл увидел, почему у Фабиана не хватило сил противостоять декану, и кого именно пытался защитить ректор. У стены лежали полузадушенные магическими цепями Том Дартшхейн и Милур Шому. Эл знал их — студенты второго курса. Почему они не уехали из академии? Фрастин попытался подняться, но изо рта ректора хлынула кровь. — Умрите, ублюдки! — взревел декан. На пальцах Мие образовались два огненных шара, но сорваться с них так и не успели. Не отдавая отчета в том, что он делает, Эландер бросился вперед, занимая место ректора. — Отойди, Эландер Оллис! — крикнул декан, на секунду замешкавшись. — Отойди, или я уничтожу и тебя! — Попробуй! Больше при мне никто не умрет! — прохрипел Эландер и не узнал собственный голос. С ним что-то происходило. Изнутри поднималась мощная теплая волна, захлестывая все его существо, наполняя его целиком. Такая нужная, такая родная. Какая-то неведомая энергия стала просачиваться через его тело, заставляя раскинуть широко руки, создавая плотную невидимую стену перед собой. Каким образом, он не понимал. Просто знал, что эта стена будет! Мчавшиеся огненные шары Мие ударились о преграду, искрами осыпавшись на мраморный пол. Эл даже не шелохнулся, словно не его сейчас атаковал один из самых сильных светлых магов Академии. Продолжая удерживать непрекращающиеся бесполезные атаки остервеневшего Мие, Эландер обернулся к задыхающимся Тому и Милуру. Он знал, что чужие цепи его не послушают. Но Эландер и не хотел послушания. Гнев, охвативший его, жаждал только уничтожения. Сверкнув глазами, он протянул правую руку в сторону корчившихся на земле студентов, и магические цепи вдруг задрожав, разорвались, рассыпавшись на миллиарды сверкающих золотистых осколков, освобождая на свободу двух едва дышащих мальчишек. — Уходите, — приказал им Эландер. — Если небесам угодно сохранить вам жизнь — вы спасетесь. Затем обернулся к рыжеволосому другу: — Знаю, наши утраты ужасны, Тирус, но… Как ты мог? Как мы могли… От тела Эландера стало исходить малиновое свечение, озарившее комнату. — Эл… Эл… — Тирус с Каем не могли найти слов, потрясенно глядя на друга. — Твои глаза, Эл, они… карие! — Эландер, мальчик! — Фабиан Фрастин попробовал подняться. — Твои силы пробудились! Тебе нельзя так напрягаться сразу. Сними барьер! Никто никого не тронет. Прошу тебя, остановись! — Нет! Не сниму! Больше не будет никаких смертей! Я не позволю… — голос юноши вдруг сорвался. Силы покинули его мгновенно. Все. Разом. Он не успел даже сесть на пол, а упал как подкошенный. Барьер исчез. Юноши не отрываясь смотрели на товарища. — Он теперь великий? — благоговейно прошептал Кай. — Нет! Он теперь предатель! — злобно крикнул Мие, двинувшись вперед. — Не надо! — Тирус рванул наперерез напарнику, понимая, что тот решил уничтожить Эландера. Но силы были неравны. Походя сбив Тируса с ног, Мие бросился с боевой плетью к бесчувственному Элу, желая разрубить его на куски. Но осуществить задуманное не успел. Фабиан Фрастин метнулся между ним и Эландером, выхватывая что-то из-за пояса, и коротким движением пронзил сердце своего подчиненного обычным длинным кинжалом. Мие удивленно моргнул: — Даже не магией… Смешно… — всхрипнул он и замертво свалился на Тируса, заливая того кровью. Фрастин с Каем вытащили из-под трупа декана Тируса и хотели уже прийти на помощь Эландеру, но неожиданно трясущийся Тирус, пополз к Элу, обхватил друга руками и тихо завыл, раскачиваясь из стороны в сторону. А потом, глядя то на бесчувственного Эландера, то на мертвого Мие, вдруг зарыдал. Тирус плакал без слез, взахлеб, срывая голос, не в состоянии остановиться. — Они все умерли! Я не хочу…. Я не хочу больше смертей… Не хочууууу!.. — Перестань, Тирус, Оллис жив! — попытался урезонить его Кай. Но рыжик бился в истерике в руках Кая не в силах остановиться и отпустить Эла, выкрикивая как заклинание: — Я не хочу… Не хочуууу…. Кай не мог утешить друга, беспомощно глядя на ректора, надеясь на его помощь. Но и у Фрастина не было слов утешения. Ни у кого не могло найтись таких слов, что помогли бы мальчишке пережить ужас происходящего. И слезы были единственным, что могло еще удержать юношескую душу от безумия. Не поднимаясь с пола, Фрастин обнял своих учеников, перемолотых безжалостной кровавой мясорубкой чужой жажды власти, жалея и страдая за них. Осознавая, что как бы ни сложились судьбы этих мальчиков, шрамы сегодняшней ночи заживить будет невозможно. Обнимал, едва слышно повторяя: — Дети… Бедные мои дети! *** Хлынувший перед рассветом короткий ливень загасил пламя в горящих домах. Но когда утром взошло солнце, его первые лучи не смогли пробиться через черный дым пожарищ. С приходом дня безумие, охватившее столицу, стало сходить на нет. И то, что ночью казалось нормальным и справедливым, при дневном свете, наконец-то, приобрело свой истинный смысл, заставив самих преследователей содрогнуться от масштаба содеянного, не поверить, что бойня — дело именно их рук. И предателями, достойными возмездия, оказались не только воины, но и женщины, дети, старики, жившие по соседству много лет… И горожане, содрогаясь, стали убирать следы трагедии. Но не так-то просто было смыть реки крови, текущие по улицам. И когда к полудню ветер разогнал смог, восставшее в зените солнце ужаснулось кровавой картине. И не смогло выдержать такую боль. Отказалось освещать этот город, ставший по сути братской могилой. И солнце стало меркнуть. Свет его приобрел мертвенный холодный оттенок, словно напитавшись витающей над столицей смертью, отбрасывая неестественные тени страшными полумесяцами, заставляя людей оцепенеть в суеверном трепете. Надвигалось что-то жуткое, неотвратимое. И вдруг в какой-то миг тень, видимая лишь через плотный черный дым, легла на солнце, съедая его, заливая черной, как кровь массой. Наплывая медленно, безвозвратно. А затем солнце погасло! Совсем. Погрузив прОклятую столицу во мрак. И в полуденном небе засияли звезды, возвращая кровавую ночь, а само солнце превратилось в черный диск, окруженный страшными огненными сполохами, повторяя пожарища на земле. И птицы смолкли, а животные забились кто куда. И люди в страхе смотрели на небо, молились, пытаясь покаяться, словно только эта вселенская тьма смогла объяснить несчастным, какое злодеяние было совершено ими! Темные мертвые взывали к мести, посылая проклятие своим убийцам. И небеса приняли это проклятие. И не понять этого мог только безумец. Но через какое-то время свет стал возвращаться. И вроде бы птицы проснулись, и вновь солнце послало теплые золотистые лучи. И хотелось поверить, что все вернулось на круги своя, но еще дымились пожарища, и не были погребены останки погибших. И стало ясно — ничего не будет так, как было. Жизнь изменилась навсегда и для всех. А старики смотрели на небо и лишь качали головами: — Плохой знак. Быть беде. Быть… И беда одна не приходит.