Деспот

Мальчик поставил её на ноги. Девушка поправила платье и зарядила ему пощечину, после чего посмотрела ещё раз в его глаза и ушла. Держась за щеку, он ушел со сцены. Граф стоял, скрестив руки на груди и нервно постукивая ногой. - И что это было? В сценарии была совершенно другая сценка! Мы ведь всё идеально отрепетировали. Каждый ракурс! Какого черта? - Я... - Я в тебе разочарован, - Олаф стал посреди комнаты. - Все ко мне! НЕМЕДЛЕННО! Труппа мгновенно окружила Графа. - У меня появилась идея гораздо ЛУЧШЕ! Что если отец и сын... Будут ЛЮБИТЬ друг друга?! - Улыбка Олафа была настолько ослепительна в момент этого высказывания, что, казалось, он осветил ею всю комнату. - Но Граф, это ведь спектакль о любви служанки и сына Герцога. Запретной любви, что заканчивается драмой. - Глупая женщина! Так мы и поступим! А затем, будет любовь сына и отца. Что может быть более запретным, чем инцест, после невинной любви между подростками? Публика будет в восторге! Таких событий... Такой ДРАМЫ НИКТО НЕ ОЖИДАЕТ! Клаус, тебе предстоит импровизировать, и я надеюсь, ты с этим справишься также хорошо, как и с предыдущей сценой. Лицо Олафа исказилось в улыбке. - Нет! - мальчишка был обескуражен. - Публика не будет в восторге! Как ты вообще планируешь изменить ход событий таким образом? Мой герой влюблен в служанку, а не в тебя. Я отказываюсь играть таким образом. - Ты ещё смеешь мне перечить и угрожать? - рука Олафа схватила мальчишку за подбородок и сжала его. Клаус зажмурился от боли. - Ты будешь играть, хочешь ты этого или нет. Я твой отец, и даже не думай мне перечить. Граф отпустил мальчика и принялся обсуждать последующий переход событий в спектакле. Клаусу приходилось выходить на сцену вновь и вновь, пытаясь передать переход чувств от служанки к отцу. Сначала это была гордость за отца, затем он стал для него примером для подражания и, в конце концов, всё перешло именно к моменту, где мальчику предстояло выяснить с ним отношения. Граф удовлетворённо наблюдал за тем, как разворачиваются события. Мальчик играл хорошо, даже очень. Оставалось всего лишь две сцены до конца спектакля, к чему он был совершенно не готов, как оказалось. Время шло, и вновь Граф оказался на сцене с ним, но на этот раз никого больше не было. Эта сцена посвящена любви отца к сыну. Сына... К отцу. - Мой милый мальчик, - Граф приблизился к Клаусу, - ты можешь больше не играть в любовь с этой служанкой. Я знаю, как тебе тяжело было всё это время, но я решил, что больше не нужно ничего скрывать. Общество не одобрит наши отношения, поэтому мы уедем туда, где никто не знает, что мы отец и сын. Мы поедем туда, где отношения двух мужчин не осуждаются. Клауса бросило в дрожь. Как же это выглядит неправдоподобно! Всё так хорошо начиналось. Весь этот спектакль захватывал дух публики, а теперь он смотрит в их сторону и, не обращая внимания на яркий свет, бьющий в глаза, видит шок. Они поражены так же, как и он сам. - Отец, та служанка, о которой ты говоришь... Возможно, я и в самом деле испытываю к ней нежные чувства. - Эти чувства сродни брата к сестре, - рука Графа легла на плечо мальчика, и тот его притянул к себе в объятия. Мальчишка попытался отодвинуться от него, но Олаф ещё крепче прижал его. - Никто не сможет нас больше разлучить. Ни Королева, ни та девица - никто во всём мире! - Граф наклонился к уху мальчика, его голос был тих и спокоен, но юноша четко слышал в ней нотки победы: «не сопротивляйся, на нас смотрят все эти люди». - Не волнуйся, нас никто не увидит. Олаф выпустил Клауса из объятий и поцеловал. Клаус от внезапности закрыл глаза. Столько людей сейчас наблюдало эту картину, и никто даже не смеет их остановить! Всё в точности, как на «свадьбе» его сестры, но в этот раз некому придти на помощь. Он чувствовал прикосновения его губ, жаркое дыхание и легкий вкус табака. Мальчик пытался представить, будто целует девушку. Время остановилось. Сценка, казалось, никогда не закончится, но свет опять погас. Голоса вернули его в реальность, и Клаус попытался вырваться из лап зверя. Граф же и не думал прекращать свои действа. - Отпусти меня! Больше нас никто не видит. Хватит! Олаф выпустил мальчишку и ушел за кулисы. Что творится в голове у этого старого извращенца? Он понимает, допустим, пьесу он решил изменить, но зачем было целовать его в губы? Это отвратительно даже для него. Клаус медленным шагом двинулся в сторону Олафа. Вся труппа стоя аплодировала ему, некоторые даже плакали. - Это было прекрасно! - Лысый с перевязанной рукой старался как можно громче хлопать. - Вы были великолепны Граф Олаф! И лишь дамы стояли в стороне и с опущенными глазами хлопали в такт всем. Клаус не мог понять, почему им не понравилось то, как он сыграл свою роль. Тот поцелуй был незабываемым. Лучше игр, в которые они играли. Внезапно его осенило, почему ему так понравилось играть её возлюбленного. Быть может, она ему действительно нравится? Олаф подошел к женщине, что-то фыркнул, и они вышли из комнаты. Бледнолицая смотрела на них с ужасом, затем заметила на себе взгляд Клауса и выбежала за ними. Публика в замешательстве. Казалось, история закончилась неправильно. Отец поцеловал сына, пообещав ему уехать. Мальчик надеялся, что продолжения никогда не последует, но осталась последняя глава в сценарии. Глава, в которой отца убивают за измену. Клаус еле сдерживал восторг, когда его «возлюбленного» жестоко убивали на его глазах. Им никогда не суждено быть вместе. Вернувшись в тот день домой парень, обозлённый на всё живое, мигом направился в комнату. Олаф немедля последовал за ним, снимая с себя пальто и шарф. - Какого хрена ты так быстро убегаешь? - Клаус закрыл хлопком за собой дверь и начал искать ключ, чтобы её запереть. Граф ворвался в комнату мальчишки, толкая его к стене. - Что ты делаешь? Оставь меня в покое! Я устал. - Устал? Это ты о том, как много сил у тебя забрало таскание её на руках и поцелуй? От этого ты устал? - Граф набросился на Клауса, пытаясь его поцеловать, но сразу удостоился удара в щеку, больше похожего на пощечину от женщин. - Ты нарываешься, мелкий паршивец. Олаф ударил его, из-за чего у парня треснула губа, и начала течь кровь. Граф попытался снова поцеловать его. Губы прикоснулись к свежей ране, но мальчишка не намеревался сдаваться так легко. Он укусил Графа за губу так, что на ней остались окровавленные следы от его зубов. Этим он разбудил зверя. Парень почувствовал резкий удар в живот, после чего согнулся пополам. Олаф силой кинул его на кровать и принялся снимать с себя пояс. - Я твой отец! Какого черта ты делаешь? - Какого черта делаешь ты? Отцы не целуют своих сыновей! Не выбивают из них дурь! Так что делаешь ты? Чем я такое заслужил? Олаф был в бешенстве. С ремнем в руках он набросился на мальчишку, пытаясь связать ему руки и попутно целуя. Клаус не прекращал сопротивлений. Ногтями он царапал шею своего «отца», но тщетно. Он и не заметил в схватке, когда изменились его намерения. Больше он его не отталкивал. Болезненный поцелуй, смешанный с кровью, погружал его в темноту. С каждым движением он проваливался всё дальше и дальше в бездну океана Графа. Руки обвили его шею, и мужчина отодвинул от себя Клауса. Весь, запыхавшись, с приоткрытым ртом и покрасневшим лицом, он лежал на кровати. Руки его свободно были сложены над головой, ремень валялся на полу. Голова пустая, здравый смысл кричал о том, что Олаф теперь его отец, и он не должен позволять с собой такое делать, что пора бежать, забрать своих сестёр и переехать на другой конец света. Но время снова остановилось, всё вокруг кружилось, и Клаус оставался наедине с Графом и страстью, что проскочила между ними. На тот момент он ещё не понимал, что это такое «страсть». - Достаточно, - он не мог оторвать взгляд от мальчика. Рубашка была порвана, сосок выглядывал через одежду. Это сексуальное выражение на его лице... Если он сейчас не остановится, то просто поцелуями это не закончится. - Твоё наказание окончено. Ты ХРЕНОВО сыграл в спектакле. Вот выглядел бы как сейчас, тогда бы и не получил своё наказание. Граф вышел за дверь. Руки сами потянулись к лицу, закрывая его ладонями. Что же он только что натворил? Какого черта этот мальчишка его так разозлил, что он набросился на него, как на какую-то сучку? Он опустил руки и увидел, что они изодраны. Посмотревшись в зеркало, Граф испытывал смешанные чувства. С одной стороны, он выглядел так, будто на него собака набросилась: искусанная шея, царапины по всему телу, лицу и на руках. Это делало его чертовски злым. Но с другой стороны, он был доволен. В конечном итоге, он подавил мальчишку, и тот перестал сопротивляться. - Сколько же энергии в этом паршивце? Чтобы до такого состояния довести внешний вид другого человека. - Олаф снял с себя одежду и залез в душ. Кровь текла ручьями, боль не утихала по всему телу но, где-то в глубине остатков души, он испытывал новые эмоции.