***
Когда ранее Макс доставил спящего жениха домой, то находился в благостном настроении. Ему казалось, парнишка успокоился и больше не собирался делать глупостей. Он видел, что Наксу понравился дом, что вызов в глазах сменился первой искоркой доверия. Тут-то его и огорошил Баптиста известием о «настоящей свадьбе». Рокатански был против и попытался, как можно более спокойно объяснить свою позицию "тестю". Тот упёрся, точно баран, и заявил, что будет так, как хочет он или никак. Максу пришлось уступить. С тех пор, что бы он ни делал и где бы ни был, его терзало беспокойство, которое достигло апогея спустя сутки с того дня на полях. Сегодня заканчивался срок их с женихом пари. Рокатански кое-как дотянул до вечера, но напрямую в дом Баптисты не поехал, толку снова спорить со стариком не было. Он отправился к Криксу и долго оббивал порог его дома. Друг вернулся только за полночь, отдохнувший и отвратительно довольный. — Только не начинай грузить меня своими проблемами с Наксом, — замахал на него руками бывший воин. — Ничего не хочу знать. — Хочешь или не хочешь, а будешь, — отрезал Макс. — Я в этом дерьме из-за тебя, между прочим. — Эээх, — выдохнул Крикс. — Сказал бы я тебе, но не буду. Ладно, выкладывай. Они зашли в дом. Рокатански освежился и, распив с другом пенящееся сладкое пойло, именуемое в Цитадели вином, поделился своим беспокойством. — От нас старик отстал только потому, что Ангхарат с животом, — сказал на это Крикс. — Тут не до праздников. А на вас отыграется по полной. — Да плевать мне, — отмахнулся Рокатански. — Просто мальчишка и так взбесился из-за статуса, а тут ещё праздник на всю Цитадель. Он же лопнет от уязвлённой гордости и злости. — Пусть его лопается, — заявил Крикс. — Тебе-то что? — Может, хочу его для себя! — огрызнулся Макс. — Чего пристал? — Охохохохо, — притворно заржал друг. — Дерьмовый же у тебя вкус или шутки несмешные. В любом случае, удачи! Ну, а если серьёзно, просто сходи к нему и поговори. — Да над нами Баптиста кружит как ящер-наседка! — воскликнул Макс. — Время для встреч ограничено, ещё и подслушивает наверняка или слуг подсылает. — Значит, пришло время поделиться моим секретом, — приобняв друга за плечо, зашептал Крикс. — Думаешь как мы с Ангхарат умудрились ребёнка заделать? Оказалось в доме Баптисты у Крикса был подкуплен слуга, который скидывал верёвку с верхней террасы в обговоренный день и час. Потом провожал незваного гостя до нужной спальни, освещал путь при необходимости, предупреждал об опасности. — Давай я договорюсь с ним, — предложил бывший воин. — В ночь перед свадьбой навестишь, убедишься, что не сбежал, заодно и поговоришь. — А завтра никак? — спросил Рокатански. — Э-э-э, нет, — покачал головой Крикс. — Завтра моя очередь. На том и порешили. Возвращаться домой было уже поздно, и Макс остался ночевать у друга. Рокатански не спалось. Он ворочался с боку на бок на мягких одеялах и не мог найти удобного положения. В конце концов он сдался и решил подышать ночным воздухом. Снаружи ярко светили звёзды, дул холодный ветер, захотелось оседлать верблюда и сорваться в пустыню, но Макс подавил в себе это желание. Он побрёл куда глаза глядят и каким-то образом оказался напротив дома Баптисты. Постоял немного за оградой и понял, что Крикс на самом деле лентяй и дилетант. Зачем подкупать слугу, если можно и своими силами справиться? Рокатански перелез через ограду, вслепую добрался до стены дома. Фасад выглядел абсолютно ровным, нижние окна были заперты тяжёлыми ставнями, но через них пробивался свет. Значит, домашние не спали, и входная дверь для проникновения отпадала, как и весь первый этаж. Верхняя терраса находилась с противоположной от парадной двери стороны. Она располагалась слишком высоко и для её штурма нужна была верёвка с кошкой на конце. Макс расстроился, что не оказался более подготовленным, бросил последний взгляд на стену дома, белеющую в темноте, и готов был развернуться и уйти, но его боковое зрение зацепило какое-то несоответствие. Рокатански подошёл ближе. Засранец Крикс! Он был сегодня у Ангхарат, ушёл по вот этой вот верёвке, свисающей сейчас с угла террасы. Слуга видимо ещё не убрал следы преступления, что оказалось на руку Максу. Он быстро вскарабкался наверх и поспешил проскользнуть внутрь дома. На втором этаже царил мрак, было даже темнее, чем на улице, но Рокатански это не мешало. Память редко подводила его: побывав один раз в жилище, он без труда запоминал внутреннее расположение и мог двигаться почти наугад. Дверь в комнату Накса даже не скрипнула. За песчаной перегородкой, отделяющей кровать от общего пространства, горел свет. Там что-то двигалось и шебуршало. Макс заглянул туда и застыл с озадаченным выражением лица. Юноша был настолько увлечён, что не почувствовал и не услышал вторжения. Он хватал с кровати какой-то хлам и совал в мешок. Собирает вещи, понял Рокатански и рассвирепел. — Что ты делаешь? — рыкнул он. Накс подскочил на месте и схватился за сердце, потом резко развернулся, уставился ошалелыми глазами на Макса и покраснел. Он открыл было рот, может, заорать хотел, но, видимо, передумал. — Собираю вещи. Я нашёл работу, — произнёс Накс подчёркнуто спокойно. — А это значит - свадьба отменяется. Рокатански глубоко вздохнул и тоже передумал беситься. — Что за работа такая? — спросил он, складывая руки на груди. — Не твоё дело! — огрызнулся жених и вновь начал упаковывать вещи. — Тогда может мне спуститься вниз и спросить у твоего отца, чьё это дело? — съязвил Макс. Накс сразу испугался и сменил тон. — Отец меня не отпустит, — сказал он устало. — Так что не нужно. Просто признай, что продул и всё. — Сначала расскажи про работу, — поставил условие Рокатански. "Быть может, всё складывалось правильно для них обоих? — подумал он. - Глядишь, малец станет самостоятельней, а у него пропадет лишняя головная боль?" Накс вкратце рассказал о будущей работе, помахал перед носом своего несостоявшегося мужа выторгованным жетоном и ожидал всего, чего угодно, но не того, что лицо Рокатански исказит жуткая злоба, что его самого схватят, перегнут через колено и пару раз больно и очень обидно шлёпнут по мягкому месту, да так, что в глазах потемнеет. — Я сейчас очень сильно сдерживаюсь, чтоб тебя не прибить, маленький тупоголовый засранец! Макс буквально отбросил его от себя и принялся выкидывать шмотки и скарб из походного мешка. — Ты хоть подумал своей тыквой, зачем собирателям кучка малохольных в дальней дороге? Чем таким промышлял этот Пончик? Ты хоть понимаешь, что не явись я сегодня сюда, тебя бы отвезли в пустыню и пустили по рукам? Накс немного переждал, когда приступ дурноты отпустит его, вскочил на ноги и бросился к Максу отбирать свои вещи. — Катись в Вальхаллу, чертов шланг! — выкрикнул он во всё горло. — Ты всё врёшь! — Да нахрена мне это?! — заорал в ответ Рокатански, брызгая слюной. — Знаю я про эти жетоны! Их сделали специально для проституток! Вспомни-ка подробно, что тебе сказали про работу? Парнишка не сдавался, злые слёзы душили его, он дёргал на себя мешок, пока в голове чётко не прозвучали слова Пончика: «Ну, как обычно. Но плюсом, готовить и устраивать всяческий комфорт». "Как обычно…" "Как обычно…" Почему он не спросил, что кроется за этим «как обычно»? — Я тебя ненавижу! — в неистовстве заверещал Накс, выливая всё своё негодование на попавшегося под руку человека. Он принялся хлестать его руками, попадая куда угодно, пока Макс не схватил и не встряхнул его хорошенько. — Прекрати! — гаркнул Рокатански ему в лицо. — Прекрати, пока я помню, что ты слишком слаб, чтобы тебя побить. Их крики привлекли внимание. В комнату сначала ворвался Баптиста, затем его жена и дюжий заспанный охранник. — Что здесь происходит? — завозмущался хозяин дома. Теперь уже Макс был в таком гневе, что тряслись стены дома. Его несло, он говорил вещи, что никогда бы не стал произносить в нормальном состоянии. Он в красках расписал Баптисте куда и зачем собирался его сын. Показал жетон, а потом к чертям расколол его об пол и искрошил сапогом. Рокатански обвинил Накса во всех смертных грехах, прекрасно понимая, что перегибает. — Он чуть не опозорил меня на весь свет (будто ему было до этого дело?)! Нарушил закон, который я представляю! Буквально плюнул мне этим в лицо! Накс ждал, что вот сейчас Рокатански откажется от него. Пускай так, путём скандала и позора, но он избежит свадьбы. — Никаких больше промедлений, — выдал Макс. — Завтра утром церемония в комендатуре, потом можете устраивать хоть балы, хоть приёмы. Никакого приданого я не возьму, пусть живёт как настоящая жена военного. Скромно. Делать будет всё сам. И до рассвета не спускайте с него глаз, Баптиста. Это моё последнее слово. И Рокатански развернулся и ушёл. Баптиста только потрясённо разевал рот и не мог найти слов. Даже взглянуть на Макса не посмел от стыда. Он мнил себя уважаемым человеком в Цитадели, его семью знали и с ней считались. Только Накс и его проделки не давали Баптисте уверенно чувствовать себя в среде первых людей города. Пусть он любил сына, но спустить такое с рук не мог даже ему.***
Макс вернулся утром хмурый, но уже остывший и раскаявшийся. В доме Баптисты царила гробовая тишина, даже слуги не сновали туда-сюда. Их всех отпустили по домам от греха подальше. Хозяева не спали, все были во всеоружии, одеты с иголочки и собраны. Накс сидел за завтраком в столовой и уныло ковырялся в зеленоватой яичнице. Глаза его были красными, заплаканными. Он порядком вчера разозлил Рокатански, но тому стало жалко пацана. В конце концов, Баптистеныш оставался всего лишь жертвой обстоятельств. Максу бы стоило подумать, чего он так вцепился в Накса и принялся его активно, то ли спасать, то ли оберегать каким-то странным извращенным способом. Потащил его под венец, дом ему подготовил, посвящал в таинство первого поцелуя и вообще, но начальнику стражи было не до того. — Мы пойдем одни, — отрезал он. И вскинувшийся было Баптиста не посмел возразить. Церемония прошла быстро и рутинно. Им выдали документ о браке. Накс с тоской глядел на своё имя в графе жена и зло поджимал губы. Перед уходом к ним спустилась Фуриоса. — Чтоб тебя, Макс, — обиженно проговорила она. — Опять от всех скрыл! Поздравляю, что ли! Воительница крепко обняла Рокатански и нежно прижалась к его груди. Накс готов был себе глаза выдавить после такого откровенного подката. «Урод! — думал он. — Вот и женился бы на своей Фуриосе!»