Укрощение

      Накс и так был порядком зол, но чего он точно не ожидал, так это толпы стражников, что встречала их за дверью комендатуры. Видимо, Фуриоса успела подать им какой-то знак. Как только воины увидели своего вождя-начальника, то заорали поздравления лужеными глотками. Макс даже заулыбался под этот нестройный хор кричащих ослов. У Накса же перед глазами всё поплыло от бешенства, он покраснел, побледнел и попытался развернуться и сбежать обратно в здание.       — Куда это ты намылился? — Рокатански удержал его своей огромной лапищей и прижал к себе за плечи. — Посмотри, как они приветствуют тебя, мою жену, свет моих очей, мою надежду и опору. Пойдём-ка, поприветствуем парней.       И он буквально поволок Накса к стражникам. Те были одеты и размалёваны белым для учений под палящим полдневным солнцем, они как по команде уставились на сына Баптисты и облизали любопытными взглядами, но никто не посмел что-то сказать в его сторону. Все поочерёдно хлопали своего предводителя по спине и желали ему счастья. Накс стоял в сторонке и наблюдал за этим действом с презрительной и угрюмой миной. Но внутренне он выдохнул от того, что его решили проигнорировать от греха подальше.       — Вы сейчас куда, Макс? — спросил огромный чернокожий под белилами стражник с изрытой шрамами кожей. — Нам ждать вас к дневному построению?       — Ты сам-то как думаешь? — весело гаркнул на это Рокатански. — Я ж только что женился. Поедем с жёнушкой домой, опробуем кровать.       В толпе на мгновение стихли разговоры, практически все уставились на Накса кто с опаской, кто со злорадством во взгляде.       — Ну, ты и вякнул, Мелкий! — крикнул негру стоящий рядом с ним коротышка, прерывая всеобщее замешательство. — Соображать надо, что к чему!       Стражники заржали, и Макс вместе с ними.       «Старый шланг! — выругался про себя Накс, сжимая до боли кулаки. - Сам нарывается!» Он буквально скрежетал зубами, стараясь сдержаться и не выставить себя на посмешище перед кучкой тупоголового мужичья. Но шуточки и смех продолжались, и Рокатански веселился больше всех. Он не смотрел на «жёнушку», стоя к нему спиной, ржал до слёз, его плечи тряслись, мышцы перекатывались под затёртой кожаной курткой.       Накс прикипел взглядом к Максовой спине, сосредоточил на ней всё своё внимание. Он через силу пытался побороть бешенство, в его голове тоненько зазвенело от напряжения, звуки будто затёрлись и отдалились, время стало тягучим, всё кроме чёртовой спины смазалось и растворилось. Сын Баптисты почувствовал, как из носа поползла тёплая, пахнущая металлом, капля крови. И тут всё резко пришло в норму, смех оглушил, движения перестали размываться, плечи Рокатански ходили ходуном, обидно и больно.       Накс заозирался в поисках оружия, но даже бесхозного камня не оказалось на площади перед комендатурой. Зато в избытке валялось кое-что другое. Сын Баптисты наплевал на брезгливость, подобрал с земли снаряд и, не примериваясь, запустил им в ненавистную спину Макса. Верблюжья какашка угодила тому ровно между лопаток, жалко только, что была слишком сухой и следа не оставила. Рокатански резко развернулся, глянул вниз, и его обожгло осознанием произошедшего. Улыбка медленно сползла с его лица. Стражники же продолжили ржать уже над ним, многие видели манёвр новоиспечённого суженого предводителя.       Накс же не дожидаясь реакции, бросился к Рокатански и попытался вцепиться ему в волосы, а лучше в глаза. Правда, его быстро перехватили, притиснув к крепкому телу. Макс уставился в искажённое яростью лицо и силой воли подавил злость. Пусть его авторитет перед солдатами и подпортила дикая выходка мужа, но кровавая дорожка у того на лице погасила мысли о мести. Он притиснул крепче к себе брыкающегося и матерящегося Накса, стёр пальцем кровавый след и смачно поцеловал паршивца в обе щеки, шепнув: «Ну, всё-всё, успокойся, а то в губы поцелую». И тот обмяк в его руках.       — Всё мужики, расходимся, — гаркнул он строго стражникам. — Мы с вами разозлили мою жёнушку. Отставить смех! Быстро на плац, Малыш за старшего.       И Рокатански потащил Накса к своему верблюду.       Воины построились по приказу Малыша, но все равно проводили взглядами удаляющуюся парочку.       — Как думаешь, обломится что-то нашему Рокатански? — шепнул один стражник другому.       — Да ни в жизь, — ответил второй и сплюнул не землю, — гадёныш не даст, а потом его во сне прирежт, вот увидшь.       — Да нихрена! — вклинился в разговор третий. — Наш начальник-вождь и спрашивать его не будет, насадит на кукан и всё.       Первый фыркнул:       — Это ты горазд на кукан насаживать. А Рокатански не такой, вишь как вьётся вокруг зверёныша. Приручить надеется.       — А ну заткнули пасти! — гаркнул тут Малыш. — Отставить трепаться! Ставлю монету на то, что малыш скоро начнет есть с руки Рокатански.

***

      «Он действительно метнул в меня какахой?» — удивлялся в это время Макс, глядя в затылок мужа, который пытался держать от него дистанцию на движущемся верблюде. Рокатански нравился стервозный характер Накса, нравилось выводить его из себя, но, кажется, сейчас он перегнул палку. Правда, извиняться было не с руки, он уже понял, что показывать слабину нельзя, иначе высок риск потерять свой маломальский авторитет в глазах парня. Глупо было поддерживать продолжение их противостояния, но военные действия хотя бы отвлекли Накса от дурацких задумок и планов побега. Когда они подъехали к дому, то Макс напустил на себя суровый вид, потянул верблюда за уздцы и дал ему команду лечь. Животное послушалось, но недовольно заревело, сын Баптисты вздрогнул и что есть мочи схватился за седло. Рокатански слез на землю, демонстративно отвернулся от мужа и, ухмыльнувшись, пошёл в дом. Он набрал в плошку технической воды из конденсатора и поспешил обратно, подобрал снаружи пористый камешек и направился к слезшему с верблюда, но бестолково топчущемуся рядом Наксу.       — Ты не войдешь в дом, пока не отмоешь свою руку, — заявил Рокатански сердито, впихивая супругу воду и камень. — Ототри хорошенько. Даю тебе пять минут, если не справишься, я тебя сам помою, полностью.       Накс сузил глаза, ноздри его трепетали от злости, но он ничего не сказал. Просто уселся на песок, поставил плошку рядом, намочил камешек и принялся остервенело скрести свою ладонь. В это время Макс внимательно наблюдал за его действиями и не дал навредить себе, когда кожа на его руке уже покраснела и грозилась лопнуть. Он остановил упрямца, крепко схватив за запястье, затем бережно опустил его ладонь в плошку и осторожно обмыл её водой, то же самое проделал со второй. Верблюд в это время терпеливо лежал и наблюдал творящееся безобразие, но ему надоело, и он решил подняться, вспугнув притихшего Накса. Тот вырвал свою руку из руки Рокатански и нахмурился ещё больше. Макс же хмыкнул, отошёл и, схватив верблюда под уздцы, бросил:       — Пошли.       Но Накс так и не двинулся с места, лишь сложил руки на груди и принялся нервно дергать ногой. Рокатански же привязал животное, принес ему воды и брикет силоса из верблюжьей колючки, никак не реагируя на молчаливый протест парня.       В конце концов, не выдержал именно Накс:       — Отвези меня домой, — заявил он.       — Теперь твой дом здесь, — спокойно возразил Рокатански.       — Погоди-ка, с утра не было и речи о том, что ты притащишь меня сюда, — зарычал Накс, краснея. — Мой отец ждёт нас на празднование, а я даже вещи не собрал.       — Хах, — хохотнул Макс. — Ничего страшного, отпразднуют без нас, а вещи можно и завтра привезти.       — Ах, ты! — воскликнул сын Баптисты. — Отрыжка верблюда! Тебе смешно? Верни меня назад, я отказываюсь быть тут!       — Кажется, ты совсем забыл о нашем уговоре про ругательства?       Рокатански тяжело выдохнул, оттряхнул руки и направился к Наксу с угрожающим видом.       — Не трогай меня! — только и успел выкрикнуть тот перед тем, как оказаться на плече мужа.       Макс затащил его в дом силком и кинул на кровать. Накс задохнулся от возмущения и попытался было встать, но Рокатански навис сверху, приблизив своё лицо к его лицу непозволительно близко.       — Посмеешь тронуть меня хоть пальцем, и вместо какашки в тебя полетит булыжник, — зашипел испуганный сын Баптисты.       — Кем ты меня считаешь, засранец?! — фыркнул Рокатански. — Насильником? Не собираюсь я брать тебя силой, успокойся.       — Тогда какого шланга тебе надо от меня?!       Макс внимательно и подчёркнуто оценивающе рассмотрел лицо супруга, а затем выдал:       — Считай, что мне просто нужна послушная и внимательная жена с громким именем.       — Перетопчешься, сволочь, — сквозь зубы прошипел Накс. Такой очевидный ответ внезапно уязвил его.       Макс же подался вперёд и накрыл его губы своими, но не стал навязывать поцелуй, просто прикоснулся на мгновение.       — Так ты всё же забыл наш уговор о наказаниях? — прохрипел он, отпрянув. Накс даже ответить не попытался, замер как испуганный тушканчик.       — Давай с тобой договоримся на берегу, — продолжил Рокатански, поглаживая его по щеке. — Ты меня слушаешься, не ругаешься, не перечишь, не позоришь меня перед подчиненными, выполняешь всё, что я скажу, и живешь себе спокойно. Но за любую провинность получаешь наказание, которое поцелуями уже не ограничится.       Пальцы Макса со щеки переместились на губы мужа и принялись легко прикасаться к ним, как бы испытывая на упругость и мягкость. У Накса мурашки по всему телу бежали, а сердце будто пыталось сбежать из груди.       — Что ты предлагаешь? — сглотнув, пробормотал он.       — Всё просто, — улыбнулся Макс. — Ты готовишь, убираешься, занимаешься домом, в общем. Общаешься со мной как с человеком, а не врагом народа, и мы живём мирно и спокойно, никак друг друга не стесняя. Но любой твой выпад в мою сторону, карается жёстко и извращённо. Согласен?       — Согласен, — выплюнул Накс, взвесив все за и против. — Но готовить я не умею.       — Научишься, — заявил Рокатански, спрыгнув с кровати и освобождая его от своего смущающего присутствия. — Устрою это прямо сегодня. Попрактикуешься в комендантской столовой пару недель.       — Куда это ты собрался? — возмутился Накс, подскакивая на кровати.       — Ну, раз брачная ночь отменяется, вернусь-ка я, пожалуй, на службу, — легкомысленно заявил Макс. — А то и так расслабил служивых. Отдохни. К вечеру заеду за тобой, надо хоть из вежливости заглянуть к твоей семье.       И он со скоростью света сбежал из дома. Практически невинные прикосновения и поцелуй с Наксом разожгли в нём такой огонь, что впору было пустыню поджигать. Эта затея со свадьбой всё больше и больше обращалась против самого Макса. Мало того, что его супруг тот ещё злыдень и какашкометатель, так он ещё и ужасно привлекателен лично для Рокатански.       Макс много лет жил на грани, и зов плоти попросту не беспокоил его, важнее было удержаться и не сойти с ума окончательно. Позже, когда время зарубцевало большинство ран, он вспомнил о физических потребностях, но жизнь отшельника не предоставляла особого выбора. Правая рука, быстро, стыдно, лишь бы не увидеть перед глазами ту, которой больше нет. После победы над Бессмертным Макс думал о новом шансе. Пару раз даже воспользовался своей «славой», но это оказалось ещё хуже — чувство вины терзало его нестерпимо, так, что он вновь сорвался. И только с дурным и ершистым Наксом Рокатански вдруг переклинило: внутри зажёгся азарт, жажда деятельности, надежда, заставляя вспомнить давно забытые ощущения. У него с самого начала проскальзывали пошлые мысли в отношении отпрыска Баптисты, но он не принимал их в расчёт, но чем дальше, тем больше Макса затягивало, и уже трудно было игнорировать яркое и мощное желание, что будил в нём Накс.       И никакого чувства вины. Всё будто пеплом покрылось.       Теперь же ему приходилось сдерживаться, и передёрнуть по-быстрому в собственном жилище не представлялось возможным.       «Просто пытка какая-то!» — думал Рокатански, поправляя стояк в штанах. Ему с ним ещё и на верблюда лезть пришлось.       Накс же остался лежать на кровати и усиленно думал о сложившейся ситуации. В конце концов он пришёл к выводу, что договор с Максом не такая уж и плохая затея. Но за своё унижение перед кучкой солдат ему всё-таки придётся отомстить. Хитро, тонко, так чтобы не нарваться на наказание. Ну, не мог Накс спустить Рокатански такое свинство. Он задвинул подальше предательские мысли о том, что в некоторой мере заслужил это, и, что если бы не вмешательство Макса, быть бы ему официально проституткой со всеми вытекающими.       «Но не я же в этом виноват, — накручивал себя Накс, бессознательно прикасаясь к губам там, где недавно ласкал его навязанный муж. - Это всё Макс спровоцировал своим вмешательством в мою жизнь».       Этими размышлениями он постепенно распалил себя, погружаясь в привычные раздражение и злость, прогоняя прочь томление и негу, охватившие его после поцелуя. Постепенно Накс успокоился, расслабился, позволил себе чувствовать себя как обычно и незаметно для себя заснул.       Разбудил его Макс, который вернулся со службы: пыльный, грязный, потный и, не приведя себя в порядок, потащил помятого мужа на празднование их собственной свадьбы.