Укрощение

      Буря застала отряд Макса в пустыне. И пусть они находились не так далеко от городских стен, но двигаться куда-то было решительно невозможно. Рокатански лежал под бурнусом, который сверху заносило песком, и думал о Наксе. Слишком плохо они расстались друг с другом. Слишком много недосказанностей и тайн. Макс чувствовал себя великовозрастным идиотом, потому что на старости лет не знал, как закрутить любовь с собственным мужем. У него в голове зрел план, коварный и очень эгоистичный: он надеялся со временем соблазнить Накса, приучить его к себе, прикосновениями, ласками. И лишние ссоры и недомолвки ему были ни к чему. В той ванной в доме Баптисты было действительно хорошо. И он хотел повторить это как можно быстрее. Он верил в свои силы и хотя бы минимальное неравнодушие к нему мужа. Именно поэтому Макс перед вылазкой обратился к Фуриосе с просьбой сделать исключение и рассказать Наксу обо всем. Подруга явно была заинтригована, но надо отдать ей должное, не стала расспрашивать и на смех не подняла, как сделал бы это Крикс.       — Я не могу дать согласие на это, — ответила она. — Во-первых, это фаворитизм чистой воды, что для меня неприемлемо, во-вторых, я сомневаюсь, что твой муж не расскажет кому-то ещё. Парень он довольно импульсивный.       — Не то слово, — подтвердил Рокатански. — И сейчас он бесится. С чего-то решил, что я изменяю ему.       Фуриоса, услышав это, расплылась в паскудной улыбке.       — Мать-Пустыня! — воскликнула она. — Никогда не мечтала услышать нечто подобное от самого Рокатански! Неужели тебя вдруг волнует, что подумает этот строптивец? А его в свою очередь так заботит твое местонахождение? Как же это мило!       Макс искренне не понял восторгов воительницы.       — Что в этом милого? — удивился он. — Я забочусь о своём избраннике, только и всего. А он свято верит, что я над ним издеваюсь. Для меня это огромная проблема.       — Пфф, — прыснула в кулак здоровой руки Фуриоса. — Так он же просто-напросто ревнует. Вот и бесится.       Рокатански лишь недоверчиво зыркнул на неё в ответ и покачал головой.       — Уж поверь мне, — продолжила она. — У него ж практически искры из глаз сыплются каждый раз, как я оказываюсь рядом с тобой.       Макс много размышлял о Наксе и его мотивах, но о таком варианте даже не задумывался. В словах Фуриосы могла быть доля истины, уж в чём, а в наблюдательности ей не было равных.       — Он думает, я сплю с тобой?       Подруга с энтузиазмом закивала в ответ.       — Я искренне умилялась с его неуклюжих попыток не выглядеть заинтересованным. Меня это так радовало. Ваша свадьба поначалу показалась мне ужасной затеей, но теперь я спокойна. За него и за тебя. В первую очередь за тебя, ведь ты, наконец, смог отпустить прошлое.       Они еще немного поговорили, а потом Фуриоса предложила идею с подарком и сладостями к завтраку. Она даже сама сделала заказ главному повару. И позже Рокатански, сидя под тяжелым от песка бурнусом, все думал, каким будет лицо Накса, когда тот откроет свёртки. Понравится ли ему, или он не впечатлится?       Утром, как только стихия утихла, отряд вернулся в Цитадель. Уставшие, мокрые и чумазые с головы до ног, они с трудом могли радоваться дождю. Тот начался внезапно, и первые его потоки несли в себе глиняную взвесь. Смешиваясь с носящимся в воздухе песком, вода превращалась в грязную, липкую массу, оседала на коже, одежде, животных.       Людей Макс распустил, сам поспал пару часов и отправился на запланированный объезд городских трущоб. К вечеру свалился спать в казарме без задних ног, в пустыню с отрядом отправилась Фуриоса. Подобным образом они сменяли друг друга ещё два дня, но ничего подозрительного так и не сумели обнаружить. Тогда Рокатански предложил вернуться к привычному порядку вещей, затаиться, вновь не высовываться за стены и понаблюдать, что будет происходить. Фуриоса согласилась. Макс, наконец, смог вырваться домой. Он решил было завалиться в городские купальни, хорошенько там отмокнуть и нестись к Баптисте за Наксом, но передумал. Рокатански с трудом признался сам себе, что ему было неловко пред мужем и совсем не хотелось оправдываться перед тестем.       В купальни он всё же наведался, но после поехал прямиком домой. Ночь уже опускалась на Цитадель, Макса начало клонить в сон, и даже верблюд еле переставлял ноги. Удивительно, но после прошедшей пару дней назад бури, в воздухе до сих пор ощущалась влага. Климат в пустыне и в самом деле менялся.       Пока 3 года был в пути, Рокатански примечал, как постепенно пустыня становится уступчивей. Громадные грозовые песчаные штормы практически совсем сошли на нет. Оазисы, цветущие поля кактусов и низкого колючего кустарника, заполненные водой солончаки — всё это он видел своими глазами. Находить пищу сделалось легче, ящерицы становились сочнее и толще, из каких-то нор повылазили насекомые, которые годы назад совсем исчезли. Птицы теперь не боялись летать над песками, змеи встречались чаще. Наблюдая всё это, Макс не терял надежды добраться до места, где нашли приют живые существа, проникающие теперь в пустыню все дальше и дальше. Ему так и не удалось отыскать той благословенной земли, зато на душе стало спокойнее — человечеству выпал шанс на выживание. Сейчас он не жалел, что вернулся в Цитадель и просто продолжил жить.       Рокатански вздрогнул и очнулся от задумчивой полудрёмы, верблюд остановился у дома и без команды решил прилечь. Его можно было понять, он устал таскать хозяина в ежедневные рейды. Отвык и совсем обленился за то время, что прожил в стенах города. Макс неуклюже выполз из седла и на автомате расседлал, напоил и дал корма животному. Всё тело ломило, голова была тяжёлой и будто наполненной ватой. Хотелось быстрее дойти до кровати и упасть в её теплые объятья. Открыв дверь, он даже немного испугался — в доме горел свет. Один из Баптистовых светильников призывно и уютно освещал жилище. Макс прошёл внутрь, от кровати слышалось тихое с присвистом дыхание, он напряг зрение, и увидел разметавшегося во сне Накса. На душе сразу стало спокойней — муж был дома. Нежность поселилась где-то под рёбрами Рокатански, он подошёл вплотную к кровати, наклонился и легко поцеловал Накса в лоб. Тот вздохнул, причмокнул губами и продолжил спать, как ни в чём не бывало. Макс подоткнул ему одеяло, подивился его беспечности, Накс даже не подумал запереться изнутри, хотя остался дома один. Рокатански поспешил стянуть с себя одежду, подобраться под хрупкий, но тёплый бок Баптистёныша и уснуть.       Проснулся он поздно. Накса уже не было рядом, но его присутствие ощущалось повсюду. В доме вкусно пахло едой, а со двора доносился шум и ругательства. Макс ещё немного понежился в кровати, а потом пошёл умываться и завтракать. Ему было накрыто в доме — под тряпичной салфеткой пряталась миска маисовой каши, вяленое мясо и освежающий напиток из кактуса. Рокатански смёл всё подчистую. Тем временем ругательства во дворе стали громче, и он отправился выяснять в чём дело.       Накс сражался с колодцем. Он пытался крутить ручку ворота, но чем больше наворачивалась цепь, тем тяжелее ему становилось. Его рубашка намокла от пота и облепила худое тело. Накс утирал непокрытую голову рукавом, пыхтел и ругался, только колодец, в свою очередь, сдаваться не собирался. Макс поспешил к мужу, перехватил у него железную ручку и самого оттеснил прочь плечом.       — Зачем ты этим занимаешься? — возмутился Рокатански, он с легкостью вытянул ведро с водой и вылил в стоящий рядом жестяной таз.       Баптистёныш выглядел совсем умаявшимся, он не мог отдышаться, утирал покрасневшее то ли от солнца, то ли от усилий лицо.       — Вода закончилась, а мне нужно постирать, — процедил он сквозь зубы.       — Дерьмо! — ругнулся Рокатански. Его чёрт знает сколько не было дома, и он даже не подумал проверить запасы воды перед отъездом. Конденсатор едва набирал емкость для умывания, а домашний резервуар нужно было пополнять раз в два-три дня.       «В который раз интересно Накс проделывает эту ерунду с колодцем?» — подумал Макс расстроено.       — Я рассчитывал, ты будешь у отца, — проворчал он. — Я не просто так сказал тебе оставаться у него.       Накс поджал губы и поморщился.       — Ну, я переночевал у родителей, но, знаешь ли, они не особо были мне рады.       Рокатански испытующе посмотрел на него и ничего не сказал. Он вытянул ещё одно ведро и поманил мужа к себе.       — Умойся, — буркнул Макс, — и иди в дом, я помогу с водой.       — Тебе разве не нужно на службу? — спросил Баптистёныш, с удовольствием опуская руки в колодезное ведро.       — Нет, у меня ночное дежурство, — ответил Рокатански. И не в силах смотреть на осторожные наксовы размазывания воды по щекам и лбу, принялся сам его умывать.       — Так что сегодня днём я весь твой, — добавил он и рассмеялся. Накс тоненько взвизгивал и бил его по рукам, пока он крепко держал его за шею и щедрой пригоршней плескал воду в его лицо и на шею.       — Холодно же! — рыкнул Накс и вырвался из хватки Рокатански.       — Зато не жарко, — улыбнулся тот. — Быстро в дом, переодеваться.

***

      Накс не стал спорить со стариком и ушёл со двора. Он сменил рубаху и рухнул на кровать. И что его дёрнуло сегодня с утра озаботиться стиркой? Он едва не отправился в Вальгаллу с этим грёбаным колодцем! Все эти дни без Рокатански Накс стойко игнорировал кучу грязных вещей, что росла в углу. Посылать стирку к слугам отца он теперь не хотел. Он вообще обиделся на Баптисту и на Ангхарат и носа не желал показывать в родительском доме. Воды для питья и приготовления пищи ему вполне хватало до сегодняшнего дня. Денег, что оставил Макс — тоже. Только вот было так одиноко и грустно, что он с лёту прочёл все книги, что подарил ему Рокатански. А так хотелось продлить удовольствие.       Макс тем временем пришёл с первой партией воды, вылил вёдра и спросил:       — Всё в порядке?       Накс лишь угукнул в ответ. Муж снял рубаху, швырнул её на кровать и, повязав на голову платок, вышел. Накс подгрёб рубаху к себе, приподнялся, начал было складывать её, но зачем-то притянул к лицу и понюхал. Осознав, что сделал, он отбросил шмотье старика прочь. Бензак! Да что с ним сегодня такое?! Утром, когда Накс проснулся, то был немного обескуражен и смущён. Он спал, прижавшись к мужу всем телом и уткнувшись в его волосатую грудь. Так, безусловно, было теплее, успокоил он сам себя и принялся отползать на безопасное расстояние. Это оказалось не так легко — у него стояло до боли. Пришлось прямо тут, под боком у Макса избавляться от возбуждения. От этих воспоминаний ему стало душно, лицо обдало жаром, и он закрыл его рукой.       — Что, голова заболела?       Голос Рокатански раздался так неожиданно, что Накс вздрогнул всем телом.       — Ты почему ходишь с непокрытой головой? Даже если возле дома находишься, набрасывай что-нибудь. Что, если тебе станет плохо, а никого рядом не будет?       Макс вновь опорожнил вёдра и ушёл.       Накс попытался притвориться ветошью и не отсвечивать.       — И вообще, — снова начал ворчать Рокатански, войдя в дом. — Ты чересчур беспечен. Пока меня нет, будь добр, запирайся изнутри. А если какому-нибудь отморозку придёт в голову сюда забрести?       — И в следующий раз, — Макс вновь вернулся и проработка продолжилась. — Никаких тяжестей. Не будет меня, найми работника таскать воду.       Накс и думать забыл о смущении. Ему надоело выслушивать бубнёж мужа, он показательно нацепил на себя шляпу, которую прикупил на рынке и сбежал во двор. Рокатански носил воду и теперь ворчал себе под нос. Накс уселся под навес за стол и принялся уплетать вяленую ящерицу.       — Ты фрукты ешь?       Макс закончил и подошёл, задав неожиданный вопрос в лоб.       — Что? — растерялся Накс.       — Тебе нужно есть побольше фруктов и свежих овощей, — заявил муж.       — Хорошо, мамочка, — не удержался Накс.       Рокатански глянул на него с притворной строгостью и рыкнул:       — Поговори мне ещё.       Он сел рядом и тоже подтянул к себе ящерицу из пучка. Пожалуй, Накс был рад, что тот вернулся домой. Они какое-то время просидели рядышком, а потом занялись каждый своим делом. Когда солнце стало палить совсем нещадно, Рокатански утащил его в дом.       — Тебе нужно вздремнуть, — сказал он, буквально вытряхнув его из туники и забросив на кровать. Накс было напрягся — Макс примостился рядом, но тот отвернулся от него и задремал.       У Накса по всему телу бегали мурашки. Он лежал, не шевелясь, и не знал, почему чувствует обиду, а не облегчение. Мысли о Фуриосе и Максе вместе вновь нахлынули на него, хотя он обещал себе не думать об этом. Рокатански спал, а Накс всё никак не мог сомкнуть глаз и жутко злился. Ну, какое ему дело до того, с кем трахается его муж? Их брак вообще ненастоящий. Они даже друг другу не нравятся. Хотя, зачем тогда Макс лез к нему с поцелуями и что тогда было в той ванной?       Сын Баптисты проснулся, когда Рокатански легко потряс его за плечо.       — Вставай, соня, я приготовил поесть.       Оказалось, Макс успел съездить до комендатуры и привезти продуктов. На поздний обед Накс ел мясо с овощами, а на сладкое фрукты. После еды они вместе занялись позабытым грязным бельём. Рокатански опять его поучал, но Накс терпел — без мужа он вряд ли справился с отжимом и развешиванием. Потом Макс настоял на сеансе массажа, что было неплохо, а затем заставил повторять за собой дурацкие движения.       — Это зарядка, — пояснил он. Накс, кажется, читал о чём-то подобном. — Запоминай порядок упражнений. Будешь делать её каждое утро.       И Рокатански не отпустил его, пока он по памяти не повторил все движения. Накс к вечеру порядком подзадолбался, но впервые за несколько дней ему не было тоскливо. Когда солнце стало стремительно скатываться к линии горизонта, Макс засобирался. Он упоминал утром о вечернем дежурстве, но сын Баптисты не особо обратил на это внимание. Теперь же он пристально следил за мужем, и не мог понять, зачем так наряжаться на службу? Помнится, Рокатански даже на их свадьбу не особо спешил переодеваться. Теперь же он натягивал чистую тунику, вытащенную из седельных сумок. Перед этим он тщательно умылся, расчесал волосы и бороду. А у Накса от злости начало сводить челюсть.       Пока Рокатански на дворе седлал верблюда, сын Баптисты буквально грыз свой кулак, чтобы не кинуться вслед и не устроить скандал. Но Макс вернулся, чтобы попрощаться, и Накса «порвало».       — Ты не будешь мне изменять, — выпалил он в лицо мужу. — Иначе я тебе кишки выпущу.       Макс опешил, сложил руки на груди и несколько минут пристально вглядывался в Накса. Тому же было всё равно, что в этот момент думает про него Рокатански. Его трясло от едва сдерживаемой ярости, будь где-то рядом сейчас Фуриоса, он бы набросился на неё и отдубасил её собственным протезом.       — Но если ты не хочешь со мной спать, что же мне делать? — Макс даже не стал отпираться, как раньше.       Накс разозлился ещё больше. Так и захотелось пнуть мужа прямо в бесстыжее лицо.       — Да мне насрать! — крикнул он, нарываясь. — Ты не будешь приходить и делать вид, что у нас всё хорошо, а потом сбегать к какой-то б*яди.       Рокатански поморщился, но никак больше не среагировал на мат.       — Так может, ты просто дашь нам шанс? — спросил он, вздёрнув бровь.       — Не буду я с тобой спать! — Накс рубанул в воздухе раскрытой ладонью, чтоб понятнее было насколько это незыблемый факт.       — Хорошо, — как-то уж очень скоро и покорно согласился Рокатански. — Я уяснил.       — Но с другими мне спать нельзя? — переспросил он.       — Да! — ответил Баптистёныш.       Макс не остановился.       — Но со мной ты спать не собираешься?       — Да! — подтвердил Накс.       — Ты не думаешь, что в этом есть какое-то несоответствие? Ничего странного не замечаешь? — продолжал вопрошать муж.       Сын Баптисты задумался буквально на секунду.       — Нет! — рыкнул он.       — Ладно. Тогда не жди меня до утра, — Макс развернулся и ушёл во двор. Накс рванул следом.       — Только посмей! — заорал он. — Не вздумай мне изменять!       — Давай ещё раз для понимания, — остановившись возле верблюда, проговорил Рокатански. — Первое: изменять мне нельзя, второе: спать ты со мной не будешь, третье: ничего странного в своих требованиях ты не видишь. Так?       — Да! — согласился Накс.       — Так вот, советую тебе подумать обо всём хорошенько, — предложил Рокатански. — Найти несоответствия. А как найдешь, скажешь. А я пошёл.       С этими словами Макс взобрался в седло. Верблюд начал вставать, и Наксу пришлось отскочить подальше. Очень быстро Рокатански скрылся в наползающей тьме. А Накс со злости пнул песок, выругался и вбежал в дом.       Очень быстро его отпустило. Он не мог понять, почему испытал настолько сильный приступ ярости. Прошедший день, стал одним из лучших за последнее время, так почему ему нужно было всё испортить?