Укрощение

      Накс по ощущениям проснулся довольно поздно. Рокатански в постели не было, и в доме стояла полная тишина. Наксу было лень вылезать из кровати, поэтому он позволил себе еще немного поваляться. Воспоминания о ночных занятиях постепенно всплывали в памяти. Они смущали, но и заставляли кровь быстрее бежать в жилах. Накс спрятал запылавшее лицо в подушках. Это было безумием, но ему хотелось повторить вчерашний опыт. Даже очень. От поцелуев губы болели и чувствовались припухшими, а в животе поселилось щекочущее ощущение предвкушения.       «Куда он уперся с больной ногой?» — подумал Накс о виновнике всего этого и с трудом заставил себя встать. Он почувствовал беспокойство. На столе были разложены продукты, значит, посыльный уже приходил. Видимо, Рокатански пришлось встать, чтобы открыть ему дверь.       Накс вышел на веранду и увидел, как Макс ковыляет к дому. «Ходил до ветру» (*в туалет), — понял сын Баптисты. Накануне Гризелла указала зятю на ночной горшок, запретив трудить ногу хотя бы 2 дня, но тот, конечно, не послушал.       Туалет представлял собой отдельное помещение и стоял довольно далеко за жилищем. Рокатански проделал весь путь туда и теперь возвращался обратно. Ему явно было больно, и Накс поспешил на помощь. Вдвоем они добрели до крыльца. Макс с облегчением уселся на ступеньку и вытянул больную конечность, но руки мужа не отпустил. Притянул его следом, посадил рядом с собой и приобнял. Наксу стало неловко, он смутился и недовольно проворчал:       — Ты хоть руки вымыл?       Рокатански хохотнул.       — Конечно.       И принялся целовать Накса в щеку. Тому краска бросилась в лицо, и он чуть не задохнулся от возмущения.       — Увидят, — пискнул он.       Поля находились не так уж далеко от их дома, но и не близко. Работникам пришлось бы хорошенько присмотреться, чтобы понять, что к чему, но Накса это все равно напрягало. Утренние работы еще не подошли к концу.       — Я всего лишь обнимаю тебя, — прошептал Макс ему на ухо, обдав горячим дыханием покрасневшую мочку.       Сын Баптисты растерялся и, не зная, что ответить или как отвлечь мужа, вдруг вспомнил кое о чем.       — Ой! — подпрыгнул он на месте, отодвигаясь от Макса. — Совсем забыл, а где псина?       Рокатански нехотя выпустил его из объятий.       — Нашел о чем спросить в такой момент, — пробормотал он еле слышно.       — Его увезли вчера, — добавил он. — Это детеныш из пришлой стаи. Видимо потерялся.       И Рокатански рассказал всю историю: про движение в пустыне, ночные рейды, дежурства и прочее. При этом он все ближе подгребал Накса к себе.       Максу нравилось обнимать и гладить мужа, немного помятого со сна и очаровательно смущенного. Такой Накс нравился ему немного больше, чем Накс, мечущий громы и молнии. Хотя, понял Рокатански, Накс нравился ему любым.       — Обещай мне, — под действием момента сказал он, — что больше не будешь уходить вот так, без предупреждения. Я вчера очень сильно испугался. Ты мог погибнуть.       Баптистеныш совсем растерялся и опустил взгляд, а затем и вовсе уткнулся лицом в грудь Макса.       — Хорошо, — буркнул он. — С чего это ты стал таким?       — Каким?       — Милым…       — Ну, я всегда такой, если со мной не ругаться, — ответил Рокатански. — Обещаю, показать насколько я могу быть милым, а еще обещаю больше ничего не скрывать, если это не касается службы.       Макс погладил Накса по гладкой макушке, покрасневшей шее и уже не таким выступающим лопаткам под тонкой тканью рубахи.       — Пойдем-ка умываться и завтракать, — сказал он, наконец.       Накс не забыл, что после полдневной жары должны прибыть родители, поэтому после завтрака ему было чем заняться. Но сначала он загнал Макса обратно в кровать, хотя тот и пытался протестовать, и напоил обезболивающим порошком.       Дел по дому было не так много, но Накс тщательно проверил каждый уголок жилища, веранды и даже кухни снаружи. Ему хотелось показать, в первую очередь отцу, что он справляется самостоятельно. Он еще злился за те его слова и отказывался как-то стыдиться того, что выполняет домашнюю работу.       Когда он вернулся, Макс что-то старательно зашивал. Рокатански сам частенько чинил свою одежду и обувь, верблюжью сбрую, поэтому Накс не удивился, но, присмотревшись, заметил, что муж чинит его синюю тунику, пострадавшую от вчерашних приключений.       — Надо зашить, прежде чем стирать, — пояснил он, — иначе совсем разойдется. Накс посмотрел на него долгим взглядом, но не знал, что сказать на это. Ему была приятна подобная забота.       — Когда нам застеклят эти чертовы окна? — ругался тем временем Макс. — Шить при светильнике просто нереально.       Обычно такую работу он выполнял снаружи. Хоть в их доме было три полноценных окна, но они были постоянно закрыты плотными ставнями. Даже Макс Рокатански не мог быстро приобрести рамы со стеклами, потому что очередь за ними стояла месяцами. Хоть в Цитадели и наладили производство стеклянных изделий, но хорошее листовое стекло делали только в одной артели. И стоило оно дорого. Очень неровное можно было купить в любой стеклодувной мастерской, но Рокатански предпочел подождать.       — Ну, так брось, — сказал Накс, — зашьешь потом.       Макс улыбнулся.       — Брошу, только если ты полежишь со мной рядом. Мне жутко скучно.       Накс не повелся на ласковую улыбочку лукавого старика.       — Я не могу, — ответил он. — Нужно что-то приготовить к приезду родителей.       Макс все же отложил шитье и похлопал по кровати рядом с собой.       — Еще слишком рано, — возразил он. — Мы поспим часок, а потом в две руки быстренько управимся. Я тебе помогу.       Накс подумал и решил, что у него действительно есть парочка часов в запасе.       Конечно же, ни о каком сне речь и не шла. Как только Накс опустился на кровать, его тут же обняли и вовлекли в поцелуй. В очень глубокий и сладкий поцелуй. А он уж было поверил, что его на самом деле зовут вздремнуть.       Через минуту его уже избавили от одежды. Полностью. Сам Макс снял только рубаху, затем наклонился над мужем, взял его руку и положил себе на грудь. Накс мгновенно возбудился. Ему было уже не до стеснения. Под пальцами он чувствовал крепкую горячую плоть и с удовольствием принялся ее исследовать. Огладил литые грудные мышцы, царапнул ногтем сосок, спустился вниз по прессу и смело коснулся выпуклости между ног Макса.       Тот со свистом втянул в себя воздух и ругнулся:       — Чертенок!       Под тканью штанов член Рокатански явно стал тверже. Накс усилил нажим и погладил смелее.       Тут Макс уже не выдержал. Перевернулся и сел на кровати, расстегнул и приспустил исподнее, давая члену свободу.       — Иди сюда, — позвал он.       Накс подполз ближе. Его усадили сверху: лицом к лицу, плоть к плоти. Рокатански обхватил оба их члена своей ладонью и прошептал: «Двигайся». Накс всхлипнул от накатившего вмиг блаженства и сразу сообразил, что к чему: начал слегка приподниматься и опускаться. Его поцеловали, рот Макса захватил его язык и принялся посасывать в ритм движениям. Ладонь Рокатански была большая и немного грубая, обхватывала идеально. Накс чувствовал и ее, и горячий и немного скользкий член мужа, и, кажется, немного сходил с ума. Это было восхитительно! И, судя по звукам, исходившим от Рокатански, ему тоже было хорошо.       В какой-то момент легких движений Наксовых бедер стало уже мало, и Макс, наконец, задвигал рукой. Между их членами было уже достаточно скользко, четкие быстрые движения чувствовались максимально приятно. Поцелуи стали кусачими и отрывистыми, и разрядка не заставила себя ждать. Накс стонал так, что, кажется, охрип. Они обессиленные упали на кровать, а между их телами стало горячо и липко.       Рокатански поцеловал Накса во влажный от пота висок и прошептал:       — Это было потрясающе.       Они кое-как почистились и все-таки уснули.       Их разбудил веселый голосок Ангхарат:       — Мы решили приехать пораньше.       Накс разлепил глаза и встретился взглядом с Криксом, который стоял на пороге. Ангхарат маячила за его плечом.       — Мы стучались, — быстро проговорил Крикс, ретируясь, и, закрыв невесте обзор, захлопнул дверь с той стороны.       В этот момент Макс тоже проснулся и поспешил натянуть на мужа одеяло.       «Яд, — подумал Накс, — мне срочно нужен яд, чтобы убить, нахрен, этого мужика!» Крикс только что лицезрел его абсолютно голого, спящего в объятьях мужа.       — Кажется, нам все-таки нужна перегородка, — резюмировал Рокатански.       — Ты в порядке? — добавил он заботливо.       — Не совсем, — ответил Накс, пряча лицо на груди мужа.       — Не переживай, — сказал тот. — Если только он посмеет пикнуть, я вырублю его до утра.       Они приводили себя в порядок минут двадцать. И даже после Накс не хотел открывать дверь. Только жалость к положению сестры заставила его это сделать.       — Мы привезли закусок, — неестественно бодро защебетала Ангхарат, заходя в дом. Накс начал закипать. Сестра явно была в курсе дела. Заметила? Или Крикс подсказал?       Макс не согласился находиться в постели, он с трудом проводил девушку к столу и, незаметно для нее, двинул другу локтем в живот. Тот крякнул и едва не согнулся пополам.       — Что? — обернулась к нему Ангхарат.       — Ничего-ничего, — прохрипел тот. — Что-то резко живот прихватило.       Крикс по широкой дуге обошел Макса и сел рядом с невестой.       Наксу полегчало. Он послал довольную улыбку мужу и пошел болтать с сестрой. Совместными усилиями они едва успели приготовить хоть что-то. Ангхарат отвлекала всех разговорами, Крикс наводил беспорядок, и только Рокатански помогал и делал ровно то, что ему говорили. Распланированный Наксом вечер превращался в хаос. Родители прибыли точно в разгар всего бедлама. И Баптиста не был бы Баптистой, если бы не поступил по-своему. Он привез с собой двух домашних слуг, чтоб прислуживали на обеде.       Раньше Накс психанул бы еще на моменте с Криксом, но сегодня только-только доходил до точки кипения. Все должно было быть не так! Он хотел семейного обеда без пафоса и демонстрирования богатств друг перед другом, но отец как всегда играл в какую-то свою игру, наплевав на чувства сына. Накс готов был взорваться.       В этот момент к нему прихромал Рокатански, взял за руку и прошептал:       — Пусть делает, что хочет.       Первым порывом Накса было оттолкнуть непрошеного советчика и начать орать, но он взглянул на лицо Макса и передумал.       — Это наш дом: твой и мой. Он просто гость. На один вечер. Пусть делает, что хочет. Это всего на пару часов.       Рокатански не отпустил руку Накса, так и повел к столу, у которого уже суетились слуги. Бедное Наксово сердечко затрепетало в груди, злость испарилась, будто ее и не было. Засранец Макс делал с ним что-то невообразимое.       На их сцепленные руки обратили внимание, но никто ничего не сказал. Гризелла принялась отчитывать Макса за то, что не выполняет ее предписаний. Баптиста до сих пор осматривался вокруг. Ангхарат с Криксом принялись шушукаться.       Обед, наконец-то, подали. Минут тридцать был слышен только стук столовых приборов и звук пережевывания еды. Потом Баптиста отложил салфетку и жестом показал слуге налить себе вина. Гризелла укоризненно на него покосилась. Ангхарат закатила глаза и тяжело вздохнула. Крикс выглядел недовольным. Накс понял, сейчас отец что-то выдаст и не очень для них приятное.       — Я вижу, что ваш дом, Макс, совсем небольшой.       — Как я вам и говорил, — ответил Рокатански.       — Да, вы упоминали, — продолжил Баптиста. — Только вот мне совсем не нравится, что мой сын вынужден обслуживать даже такое небольшое жилище. Меня беспокоит, что Накс выполняет черную работу, хотя родители в силах обеспечить его слугами. Мы с вами подписали договор. Вы обещали заботиться о Наксе, а не делать из него посмешище. Уборка, стирка, чистка полов, закупка продуктов на рынке? Что еще? Положение моего сына не позволяет ему заниматься подобным. Если так продолжится, брачный договор можно и разорвать.       Бдзинь!       Вот этого Накс уже стерпеть не мог. В сердцах кинул вилку на стол, та угодила прямо в тарелку, отлетела и сшибла со стола стакан Крикса, едва не попав в него самого.       — Отец! — закричал он, вскочив. — Что с тобой не так? Зачем ты вмешиваешься в мою личную жизнь? Это… Это уже ни в какие ворота не лезет. Я взрослый и живу так, как пожелаю. Это не твое дело!       Тут уже с места поднялся Макс. Обнял Накса поперек груди, шепнул: «Все хорошо», — поцеловал в висок и усадил обратно на стул, придерживая за плечо.       — Отец, — сказал Рокатански очень спокойно с немалой долей холодка в голосе. — Я ценю ваши слова, но позвольте вас поправить. Дом этот не мой, а наш с Наксом, и, как вы уже сказали, он мал. Нам негде расположить слуг. А если даже и было где, мне бы не хотелось перекладывать на чужие плечи собственные заботы. Я не страдаю вашими предрассудками по поводу положения в обществе. В Цитадели не все равны по достатку, но разделять людей на мифические классы дело недостойное. Я не заставляю Накса делать то, что он не хочет или не может. Мы с ним полюбовно договорились о распределении обязанностей. И если уж вы вспомнили договор, то в нем четко сказано, что вы отдаете мне своего сына без каких-либо конкретных условий, кроме защиты и заботы. Но знаете что? Можете подтереться своим договором, ибо Накс мой муж, и я его никому не отдам, если на то не будет его желания. Он вправе делать то, что хочет и даже идти на любую работу, как только у него появятся силы или желание. Это мое последнее слово, отец, и если вам что-то не нравится, можете покинуть наш дом немедленно.