После дождя

All my friends are heathens, take it slow

Комната Сэма была обычной, на самом деле. Без кровищи, без разбросанного оружия на полу и подвешенных ножей на стене, как икона Иисуса, которой бы он по вечерам молился. Нет, просто комната. Слишком… Трин бы сказала, порядочная. Кровать идеально заправлена. У нее дыхание передернуло, когда она представила на секунду его там. Не одного. Заправив черную прядь за ухо, девушка обернулась. Дышала тяжело. Постоянно крутила головой. Но номер пуст. Дин каким-то образом решил оставить ее с Сэмом одну, но Сэма сейчас нет. Губы Паркер дрогнули в плохой, неуместной улыбке. Улыбка, которая должна появиться после успешного обмана, но девушка не удерживается и улыбается сейчас. Где Винчестер мог спрятать телефон отца Паркер? Где? Не пошел же он с ним в душ. Взгляд бегло осматривает комнату с пола до потолка и ни за что не цепляется. Может быть, только, за куртку, висящую на стуле, и джинсы, аккуратно сложенные там же. Еще раз прислушавшись к шуму воды за двумя стенками, Трин набрасывается на бедную куртку и начинает выворачивать карманы. Там пусто. Почему он ничего не держит в карманах? Вообще ничего? Он даже не курит? С чего ему курить? Нехотя, девушка переходит к джинсам и задевает металлическую застежку ремня, которая издала короткий, но характерный звук. Она застыла, как ледяная фигура на выставке. А затем в заднем кармане нашла старую черную Nokia: без пароля, с потертыми клавишами и стандартной заставкой. Трин резко выдыхает, понимая, какая она старомодная. Да-да, она, не Сэм. Винчестер не держит мятую бумажку с номером. Зачем? Номер записан в телефоне, а бумажка наверняка в одном из мусорных баков Америки. Номер. Номер, номер, номер. Черт. Он бы не стал записывать его как «Отец-вампир Тринити/Чарли Паркер», слишком просто. Да черт! Он мог записать его как угодно! Девушка морщит лоб и нервно стучит ногтями по экрану. Кнопкой со стрелочкой вниз листает контакты с разными женскими и мужскими именами, пока не доходит до «Т.». Может быть что угодно, но остальные контакты записаны адекватно, а не одной буквой. А Т — как Тринити, он имел в виду? Девушке ничего не остается, как быстро списать номер на бумажку и рискнуть. Долбанная синяя ручка с полицейского участка не работает. Может, потому что писать на ноге не вариант? Пришлось четыре раза провести одну и ту же линию, прежде чем появился нолик. Паркер не замечает, как ее ладони вспотели и тем самым, верхняя часть ручки. Даже голова начала тяжелеть и норовить упасть с плеч куда-нибудь на пол. От одной мысли, что она не успеет. Громкие шаги и скрип деревяшек под ними заставили ее смять бумажку и сунуть в карман. И все же, Трин влипла. Шаги остановились прямо на пороге, и девушка медленно закрыла глаза. Нельзя стоять спиной. Нельзя признавать проигрыша. Нужно повернуться… и она поворачивается, видя Сэма будто впервые. Почему впервые? Она никогда не видела на нем простую белую майку. Волосы были не настолько мокрые, насколько хотелось бы. Сэм, вероятно удивился, раз расправил и так широкие плечи, приподнял подбородок и посмотрел на нее свысока (как обычно). Ему было достаточно секунды, чтобы понять и сузить глаза. Усмехнуться в мыслях: на лице — ничего. Он точно знал, но упорно ждал ее оправданий. Так ведь интересней играть, правда? — Сэм, — его имя далось Тринити сложнее, чем обычно. Каждый раз при его произношении ее мозг отравлялся, а это — последняя капля. — Я искала тебя. Зачем? Да потому что. Единственная правильная мысль в его черепушке, это то, что Трин решила за его спиной стащить номер. И никакое «дай мне ноутбук» или «нужно обсудить охоту» не перечеркнет правду, которая сейчас так ярко и отчетливо ослепляла ему глаза. Нужно выбросить что-то еще ярче. Что-то, что удивит его гораздо сильнее. — Я был в душе. Сказал так, будто Тринити это уже знала. А она знала. — Да, я вижу, — нервная усмешка снова сдает ее. Что значит, я вижу? То есть, ты призналась что рассматривала его. Может, сразу скажешь, что влюблена в него и хочешь детей? Идиотка — Я хотела поговорить. О чем? Паркер сейчас импровизирует и понятия не имеет, что слетит с губ в следующую секунду. А Винчестер просто наслаждался представлением. Сдержа улыбку, он вытянул губки и прошел к кровати, и у Тринити было время посчитать удары сердца. Больше обычного. — О чем? — ровным голосом спрашивал Винчестер и так же спокойно и сосредоточенно держал взгляд на ее лице. Он сел на самый край, поставив локти на колени. — О тебе, — практически неслышно, потому что Тринити осознавала, что ляпнула. Он поразится ее внезапной вспышке смелости. Внезапного… отхода от привычной ему замкнутой, молчащей и бегающей, со скоростью молнии от проблем, Тринити Паркер. И Сэм правда удивляется, недоуменно сдвинув брови и на миг застыв в одном положении. Нужно сбить мысли об испытаниях, недостающей душе и папаше с их орбит и заменить на кое-что поинтереснее. Кажется, у девушки даже выходит. Пугливо согнувшиеся коленки хороший признак? Он в любой момент мог подняться, грубо достать из кармана бумажку с номером снова и улыбнуться. Так почему он сидит и просверливает Паркер серьезным и вопросительным взглядом? Потому что в кои-то веки у нее появился шанс обыграть его. — Я думаю о… — маленькие и мучительно медленные шажки по направлению к Сэму, — я не могу перестать думать о тебе, — горло свело. Как она могла говорить ему? Сэм уже не удивлялся: просто выпрямился и стал слушать, аккуратно ожидая подвоха. А когда дождется, он схватит предателя за шею и свернет, как охотнице Шэнон. Она же мешалась под ногами… — Ты мне снишься, — тоненьким и ломанным голосом, будто ее слова — детонатор. Осталось правильно нажать на кнопку и взорвать их двоих наконец. И, Боже, им бы было обоим смешно; они бы оба могли внезапно рассмеяться, потому что красивая ванильная сказка не впечатлит Сэма, и они бы рассмеялись, если бы это не было правдой. Если бы он правда ей не снился. Если бы она не открывала резко глаза по ночам и лихорадочно проглатывала необоснованный страх. Если бы Трин не проводила двадцать четыре часа в сутки пытаясь смыть, сжечь мысли о нем; его губы; длинные сильные пальцы, оставляющие белые следы на талии, и равнодушные зеленые глаза. Но ведь это правда. Паркер лжет, говоря правду, и поэтому не может спокойно и красиво подойти к нему. — Это признание в любви? — хриплый низкий голос ласкает слух, девушка дергается, борется с желанием коснуться уха и останавливается напротив Сэма: на расстоянии вытянутой руки. Тринити бы, наверно, умерла, если бы он протянул ее. Признание в любви. Она сдерживает громкую усмешку. — Я не люблю тебя, — а голос так и дрожит, и кажется, что не ее вовсе. Любовь и Сэм Винчестер — две несовместимые и разрушающие друг друга вещи. Трин идет ближе и уже уверена, что мысли про номер отца у Винчестера затуманились и отошли на задний план; если вообще не удалились из мозга. Девушка подходит ближе, не понимая зачем: но сделать шаг назад кажется глупым. Раз начала — заканчивай. Сэм не удивляется в этот раз и поднимает голову выше, чтобы не сводить с Трин взгляда. Господи, он перепробовал все. Без Дина, он убил половину монстров или еще больше — невинных людей. Он бывал в знаменитых и не очень барах, перетрахав столько девушек, что у Дина бы наверняка отвалилась челюсть. Он знал все уловки. Знал как. Когда. И поэтому валить Тринити в постель ему показалось таким… скучным. Ему интересно другое. — Что ты хочешь? — шепот резал слух. Девушка на пару секунд закрыла глаза, чтобы отдохнуть от его идеальных скул. Если бы Сэм наклонился вперед, то уткнулся бы носом в ее до боли втянутый живот. Нервы, как вытянутые струны; еще чуть-чуть потянуть и все… крах. Проигрыш. Разрушение. Обычно ее тошнило от крови. Но сейчас тошнит от него: от разрезающего по полам леденящего взгляда и от уголка рта, который изредка дергался, давая знать, что он не воспринимает ситуацию всерьез. Тринити дышит глубже, быстрее и даже не беспокоится, что Винчестер заметит. Он замечает. Наверно, это и заставляет его улыбнуться. — Дотронься, — охрипший от ужаса голос снижается до шепота. А дальше, дальше девушка сходит с ума окончательно. Осторожно подняв колено, она ставит его на кровать. Затем другое: перекрыла Сэму пути отхода, но ведь в плену она, а не мужчина. Ты можешь уйти. Он тебя ни в чем не подозревает. Уходи же. Можно опуститься, чтобы усесться Винчестеру на колени, но Паркер и так чувствует опаляющее дыхание на тонкой ткани майки. Я умру. Я умру. Я умираю. Сэм продолжает неподвижно сидеть, иногда с закрытыми глазами, иногда блуждая глазами по ее ногам, обтянутыми джинсами. Думал о своем и наслаждался. — Меня посадят в тюрьму за совращение малолетних, — по прежнему тихо, но грязная усмешка отбирает кислород из-под носа. — Мне девятнадцать. — Тринити Паркер девятнадцать, — он кладет руки на внутренние стороны ее колен и скользит выше, пока все что могла сделать девушка — приоткрыть рот, — а Чарли Паркер еще два месяца до совершеннолетия. — Ты не мог этого знать. — Конечно, мог. Он обвивает пальцами ее коленки и сжимает, притягивает, не оставляя Трин выбора: ей приходится выйти из замершего положения и опуститься. Чувствовать его ноги под бедрами и видеть лицо перед глазами становится невыносимо больно. Невыносимо. — Тогда ты знаешь, что посадят в тюрьму меня, — ей хотелось говорить совершенно о другом, но разговор плавно поворачивал в запретную сторону. — Посидим вместе. Романтика, наркотики, общая комната… — Тебя не за что, — быстро перебивает Трин, и она больше не в состоянии выдерживать зрительный контакт. Его взгляд слишком тяжелый, а девушка слишком слабая, чтобы нести такой груз. — Хочешь сделать мне статью? За совращение малолетних? За то, что тебе тридцать один, а мне — семнадцать? Но мы не спали, Сэм. Сейчас я просто… сижу у тебя на коленях. Хлопок двери в коридоре заставляет Сэма стрельнуть взглядом мимо Тринити, а Тринити — шелохнуться и прикрыть глаза. Второй ход — укатиться от Винчестера как можно дальше, потому что свидетели их играм не нужны. Они здесь сами. И вмешательство Дина испортит интригу. Разрушит отношения с братом и возможно — с новой подругой. Бог знает, что случится, если Сэм за чашкой кофе решит поделиться настоящими документами. Но в этом-то и дело, что Сэм не делится. Никогда и не собирался. Трин знала это, призраком вылетая из комнаты младшего Винчестера. И он знал, что знала она, поэтому отвернул взгляд с двери, не убирая легкую улыбку с лица. *** А сбежать от Винчестеров окончательно оказалось проще. Собрать манатки в рюкзак, обуть приготовленные с вечера ботинки, написать отцу сообщение и аккуратно выйти на улицу. Было бы сложнее, будь Сэма дома, но его не было. У машины вмятина на передней двери вот уже две недели, а Дину было влом ехать к Бобби. Он бы закатил свою песню про безопасность, душу брата, а Дин бы только и стоял, закатывал глаза и мычал. Что ему еще делать? Про план Тринити он не знает и, может быть, узнает, но позже. Поэтому лучший вариант — заменить себя на Сэма. С ним Бобби побоится разговаривать на актуальные темы. А от Дина сбегать проще, он спал без задних ног лицом в подушку... Договорившись встретиться на заброшенном, заросшем травой мосту Мичигана, так как это самое близкое и безлюдное место, которое девушка могла вспомнить, она пешком направилась в сторону светящийся в ночи заправки. Рабочий спал на стуле. Ни одна машине не заправлялась. И вообще — город пуст. А ей нужно шесть минут, чтобы оказаться на месте встречи. Каждую секунду, ее била мысль: может, не стоит? Это папа. Папа, который вовсе не папа, а человек, который бросил ребенка на следующую неделю после рождения. Тринити он никто. Тем более вампир. Тем более, Сэм важнее. Да с каких пор? Круговорот бесконечных и избитых мыслей приводил к Сэму, и Паркер успокаивалась, шагая дальше. А затем снова: он же отец, и его нельзя просто проткнуть мечом. Но Сэм… И не просто мечом, а политым кровью мертвеца, ведь как иначе убить вампира. Меч Ульфберта просто часть испытания. Те умники, которые их придумывали, явно не учли такой нюанс: что если родственник окажется монстром, на которого обычный меч не подействует? Тогда нужно подключать мозги. Одинокая лампа тускло освещала пять метров на мосту. Дальше — мрак. Лес. Ничего не видно. И кроме жужжания той же лампы ничего не слышно. Тринити нерешительно держится за ремешки рюкзака и оглядывается. Краешек глаза ловит тень. — Чарли, — произносит незнакомый голос. Трин есть с чем сравнивать, так что… этот выше, чем у Сэма. Со стороны темного непроглядного леса выходит отец: короткие темные волосы с заметными седыми волосками по бокам; длинное, грязное от не пойми чего и с торчащими нитками пальто; руки прятал в карманах и с виду выглядел как обычный мужчина, лет сорока пяти-пятидесяти. — Не называй меня так, — мягко, но строго исправляет Паркер. Глаза уже видят в нем ходячего мертвеца. Но просто воткнуть в него меч она не может. В конце концов он — единственная ниточка, единственный ключ к двери в прошлую жизнь. Поэтому ключ нужно уничтожить, а нить разорвать. — Как зовут тебя? Мужчина выдерживает паузу, подходя ближе. Смотря на свою обувь. — Пол. — Пол, — с натянутой улыбкой повторила Трин, упорно ища повод разозлиться. Ведь отец невинный человек (конечно, не считая вампиризма). — Красивое имя. Но, к счастью, меня зовут не Чарли. Я изменила имя на… Тринити. — Тоже красивое имя, — а Пол упорно искал дорогу к своей дочери. — Перестань вести себя, словно знаешь меня всю жизнь, — не выдержала и начала всасывать щеки, как делал Сэм. Зубы плотно сжаты. — Но я знаю. Я следил за тобой. — Следил? Отдал в детдом, а потом подглядывал в окошко? Награда за лучшего отца года явно не тебе достанется. Тринити специально вызывала в себе искусственную ярость, ведь она вряд ли могла что-то чувствовать к своему отцу. Кто он ей? Да никто. И недели нет, как у девушки вдруг объявился родственник. Как объявился, так и исчезнет. — Чарл… — облизнул губы и заморгал, — Тринити. Твоя мама умерла при родах, ты же знаешь. — Знаю, — спокойно. Слово мама такое же пустое, как и папа. — И я был в отчаянии. Господи, как давно это было… Я был в отчаянии и начал пить. Гулял по… разным заведениям. А потом меня обратили. Я не помню, кто это был, ничего не помню, но что мне оставалось делать? — неужели он давил на жалость? Потому что Тринити легко сломать. Она уже надломленная веточка. — Я вампир. Я не мог растить тебя. — А сейчас что-то изменилось? — ресницы дрожат и девушка сама не верит, что удерживает в себе слезы. Семейная любовь проснулась. — Я хотел увидеть тебя. Может… мы могли бы существовать вместе. — Что? Действительно: что? Девушка издала короткий и громкий смешок. Какое вместе? Паркер хочется возразить и сказать что-нибудь еще: расплакаться и показать, как ей обидно было всю жизнь. Но ей не обидно. Не обидно ведь? — Кровь, Чарли. Я могу обратить тебя. Она возразит. Обязательно. — Вампирская кровь тебе совсем мозги проела… — Послушай. — Я слушаю, — слезы катятся по щекам, а голос становится истерическим и, о Боже, если Пол только знал, почему. Он понятия не имеет, что в рукаве бордовой кофты спрятан меч. Не весь, конечно, пришлось разделить по полам и оставить себе острый конец. — Что ты хочешь? Это спросил ее Сэм вчера днем. Что ты хочешь? — Семью, — его лицо грустное, но улыбка уверенная и светлая. Он подошел, положив руки на ее плечи. — Мы можем вернуть того, чего никогда не было, — Тринити захныкала, но не от его слов, не от его… Тогда, папа прижал ее к себе и накрыл рукой волосы; его намерения не издевательские. Паркер обнимает в ответ и медленно вытягивает меч из рукава, вытирая мокрую щеку об его воротник. — Если я обращу тебя, я уверен, тебя примут и… Смесь крови мертвеца и волшебного меча срабатывают, и Пол затыкается, как по приказу. Из горла вырывался немой крик. На губах осталось несказанное «Чарли». Ее неправильное имя. Не выпуская друг друга из объятий, двое людей опускаются на пыльный и разбитый асфальт моста; правда, руки Пола уже не держали девушку, а безжизненно болтались рядом. Она его держала, сжимая глаза и не желая смотреть на его лицо. Испытание пройдено. Испытание пройдено. Ты — снова убийца. Отпускает. Мертвый вампир падает с распахнутыми глазами рядом. В голубых глазах нет жизни. Уже не существующий взгляд смотрел перед собой. Тринити прислоняет тыльную сторону ладони ко рту. — Неловко, — голос рушит тишину, и девушка с бешеной скоростью оборачивается, пойманная на месте преступления. — Сидел спокойно на троне, наслаждался короной, как тут мне доносят, что некая девушка на мосту Мичигана проходит испытания. — еще один в пальто, но это чуть короче. Кроули. Девушка его вспомнила. — Ты, Тринити? Что, Винчестеры и тебя загипнотизировали на самоубийство? Они умеют. — Я сама их прохожу. Не надо вопросов, — она поворачивает голову обратно к Полу и морщится, словно только что съела просроченную еду. Кроули задумался на секунду и кивнул сам себе. — Ты права, мне никакого дела. Я здесь за тем, чтобы сообщить о следующем испытании, — звучит красиво и многообещающе, но Паркер продолжила безжизненно смотреть на труп. Кроули лишь вскинул брови и не дождался внимания девушки: — Испытать свой самый большой страх, — а тогда она сама задумалась и обернулась. — Не смотри так, не я их придумывал. Испытать свой страх? Какого черта? Какой страх? Кровь? Забегавший взгляд касается струйки крови исходящей из спины Пола; шустро текла по асфальту, будто знала, как Тринити ее боится. Если бы кровь была самым большим страхом — второе испытание бы было пройдено, верно? — Ну, в общем, сожалею об отце, — а Паркер вновь тонула в собственных мыслях и забыла о присутствии демона. — Адьес, амиго. *** Поймать дальнобойщика оказалось сложнее, чем бежать от Винчестеров. Кто бы мог подумать? Посреди ночи их мало ездят, и не всем нужны попутчики (да, представьте себе), но одинокие мужики нашлись. Добрый человечек освободил пассажирское место от гамгургеров и картошки фри, закинув все лишнее в бардачок, и позволил Тринити осторожно занять место. Пахло здесь освежителем воздуха (красной елочкой на лобовом стекле) и едой из Макдональдса. — Подвезите до трассы А-21. — Как раз туда и еду. Знаешь, вроде как везу инструменты на фабрику, но бабушка живет прямо по пути и… Как ни странно, девушка слушала: иногда отвлекалась на черные мысли, но в основном слушала и улыбалась водителю, который так занимательно рассказывал истории про свою тяжелую работу, ребенка и бабушку. В последний раз, когда Тринити отвлеклась, она заметила Импалу в зеркале дальнего вида.