После дождя

Это не было чем-то необыденным. Слишком очевидно. Пожив с Винчестерами, Тринити поняла, что все стало либо слишком привычным, либо настолько неожиданным, что не успеешь отреагировать. Она сбежала. Как и где: разве важно? Важно, что Сэм вернулся в мотель и нашел Дина, который ходил туда-сюда по комнате с телефоном у уха. Сказать, что он охренел, — ничего не сказать. Он развел руками. — Есть пиво? — Сэм прошел мимо него к холодильнику. — Ты шутишь? Конечно, Сэм шутил, сам того не осознавая. Пропасть на целый день, потерять Тринити и вернуться как ни в чем не бывало. Любимое дело. В конце концов, Сэм рассказал Дину. Шокирующе, правда? Он рассказал ему о Тринити, потому что Дин достал жужжать над ухом. Что случилось, где она, почему так, почему не так. Сэм облизнул губы, уставшими глазами посмотрел на брата и направился в свою комнату, под неутихающие тирады. Вернулся и бросил на стол стопку бумаг. — Что это? Сэм вздыхает и садится напротив. — Все о Тринити Паркер. Он пил пиво, все еще не сняв коричневую куртку. Дин стоял в серой рубашке и подозрительно косился на бумаги издалека. Что-то спрашивать? Нет. Сэм уже сказал. Поэтому Дин сел и взял первую бумагу. — На самом деле, она не Тринити. Ее зовут Чарли, — начал спокойно Сэм, равнодушно наблюдая за бегающим взглядом Дина. — Мать умерла при родах, а отец не выдержал и начал шляться по ночам. Наткнулся на вампиров, попал в плохую компанию, и его обратили. — Он отдал ее в детдом, — закончил за него Дин. — Да, но в шестнадцать она сбежала. Сделала поддельные документы, где ей уже есть восемнадцать, сменила имя, подстриглась, покрасилась и сняла очки. — Ты хочешь сказать мне, что это она? — Дин быстро поворачивает бумажку к Сэму, но тот лишь сканировал взглядом Дина. Сделал глоток. Он уже видел длинноволосую блондинку в квадратных очках. — Почему, ты думаешь, она знала, где находятся скрытые камеры в том детдоме? Сэм выглядел так, словно обсуждал погоду за окном, а Дин откинулся на спинку стула. Бросил бумагу и потер переносицу. У Сэма пусть и нет души, но он уставал гоняться и молчать; особенно, когда смысл терялся. — Она проходит испытания, — наконец-то говорит Сэм и ждет. — Какие еще испытания? — Ты знаешь какие, Дин. Да. Ты знаешь, Дин, и ты знаешь, что они от тебя прятались. Тебя обвели вокруг столба, а ты и не понял, ведь все выглядело невыносимо удачно. Даже грустить и выдумывать не хотелось. Дин злится, явно злится, но видит, что Сэм решил сказать. И не хочет орать на него. — Кого, — он не может выговорить и прочищает горло, — кого она убила? — Вампира, который был в логове. Это ее отец. — Твою мать. Они долго молчат. Одна минута кажется слишком гудящей и бесконечной. — Сколько ей осталось? — Одно. — И что было вторым испытанием? — Дин становится таким же спокойным, как и Сэм. Решил провести милый и адекватный разговор за семейным ужином. Правда, вместо ужина — одно пиво. Сэм не сдерживает наглую усмешку, и Дин дергает головой. — Переспать со мной, — его лицо говорит, мол «Я же предупреждал тебя, не удивляйся». Дин поднимает ладони со стола, жестикулирует, открывает рот, но не может выдать ни звука. Ему только что сказали: да, мы трахались за твоей спиной. Круто, правда? Ему и плевать бы было, но Тринити? Он же знает, как она от него шарахается и обходит длинными дорогами. — Кроули так и сказал, да? — Испытать свой страх. А, как ты понял… — Да, она тебя боится. Интересно почему? Сэм делает улыбку наоборот, угол рта дергается, когда он подносит бутылку к губам. — Я не знаю. С той секунды Дин перехотел доверять Сэму и правильно сделал. Он прав, это не его брат. Тринити права, это не Сэм. Это не Сэм, которого она… никогда не знала. Идиотка. Да, у них много чего было. Они целовались, они практически дрались, и да, у них был секс. Но только ради испытания, правда? Только Сэм и не знал, что Трин проходит испытание. Он хотел развлечься, увидев, что Трин сама не против. Где искать виноватых? Виноваты, вероятно, все. А им осталось третье испытание. Точнее, осталось Тринити, которая вернулась в Стэнфорд. Вот легко она смогла обрезать новую жизнь, вернувшись к старой. Как же она раньше не ценила все это! Школа, придурки в коридоре, злой и строгий физрук. Лучшие вещи существовали каждый день. А еще, Тринити боялась возвращаться в свою квартиру. К Дженне, сумасшедшей соседке, которая постоянно ее фотографировала с разных ракурсов. Она ничего не знала. И тут Тринити появляется на пороге, а та роняет кисточку в синей краске на пол и начинает плакать еще там, у рисунка. Тринити не может улыбаться. Тоже плачет. Дальше — Энди. Она закрывала шкафчик в коридоре и вдруг увидела Тринити, которая стояла в метре от нее. Теперь она улыбалась, но, черт возьми, слезы назло шли. Энди не рада, но она кинулась в объятия. Такие, которые могли убить. Наверно, Энди и хотела прибить подругу, но слишком долго ее не видела. Она и забыла, каково это. Обычная жизнь кажется не такой обычной. Засыпать ночью, просыпаться утром. Наматывать круги на физкультуре, но оборачиваться, когда едешь домой на велосипеде. Каждый шорох заставлял сглатывать. Дженна вновь ее фотографировала, и ей вновь нравились шрамы Паркер. Почему-то. А у Паркер достаточно накопилось шрамов для того, чтобы Дженна сделала отдельную выставку в Нью Йорке. Однажды, идя по коридору, она подняла взгляд вперед (до этого она рассматривала свои кроссовки) и увидела. Там стоял неизвестный ей учитель и разговаривал с ним. Тринити остановилась, заморгала. Сэм Винчестер в черном костюме с руками в карманах. Учитель крутит головой, а Тринити надеется, что стала воздухом. Но учитель указывает ему на нее. Все, к черту. Она бежит прочь, расталкивая толпу. Сквозь нее, быстрее. Ноги щелкают ступеньки, и Тринити оказывается на втором этаже, на котором даже призрак бы почувствовал себя одиноким. Здесь шел ремонт, и по сути сюда нельзя. Тринити проигнорировала табличку внизу, но, конечно, Сэм ее тоже проигнорирует. Она быстрым шагом идет вперед и даже не смотрит по сторонам. Прямой коридор! Осталось дойти до конца, но кроме ее шагов она слышит посторонний звук. Играть в догонялки по школе — ребячество. Она оборачивается. Солнце светило ему в спину, поэтому лица не видно. Сэм — темный с ног до головы. — Я учился здесь когда-то, — говорит он, рассматривая стены и потолки. — Они поменяли окна. Странно. Молчание Паркер кажется идеальным вариантом. Сэм ждал ответа, но теперь он сужает глаза. Она не видит. Представляет. Видит в своей голове. — Мы знаем о третьем испытании. Она продолжает дышать ровно и смотреть прямо. — Я думал, ты вроде как хотела открыть клетку. — А ты — нет. — Люди меняются. — Не будь лицемером. Сэм улыбается себе и ей, делая шаги вперед. Его всегда забавляло общение с ней, но разве им было что скрывать? Брось, Трин, ты же спала с ним. Ты даже знаешь, какой он в постели, как он двигается, целует и дышит. По-моему, лицемерил не он. В конце концов, она прошла третье испытание. Винчестеры уже все разнюхали, они работали вместе в кои-то веки и нашли семью, к которой должен был заявиться адский пес. Испытание — убить адского пса. Винчестеры лишь следили, чтобы Тринити была в безопасности, а убивать пришлось ей. Все ведь началось с пропавшей Кайли. Трин прострелила ей череп. Дин бы позволил Трин остаться, когда Сэм потерял сознание, но она испугалась. Она никогда не хотела награды, не хотела наслаждаться победой! Она хотела помочь. И Сэм будет в порядке. Только Тринити нет причины смотреть за этим. Знакомиться с человеком, которого она давно знала. И не знала одновременно. Она никогда не хотела знать Сэма и поэтому уехала. На дворе ночь, и она плетется на кладбище. Велосипед бросила у бордюра. Никто не возьмет его во всяком случае, ведь он измазан в крови. Как и сама Тринити. Голова, живот, руки: руки больше всего, ведь ими она держала нож и пронзала им адского пса. Она устала. Она пытается прочесть имена на могилах. Кровь стекала с запястий, к пальцам, к ногтям и на землю. Тринити не убийца. Она так выглядит, но она не убийца. Она закончила. Могила Мэтта Лоуренса. Здесь покоится Мэтт Лоуренс. Друг, парень, сын. Цветов нет. Кому вообще сдались мертвые люди. Тринити съедает щеки и рушится на землю, руками трогает траву. Ей кажется, здесь каждая живая вещь мертвая. Даже она. Ей здесь место, вдалеке от всех. Во что же мы влюбляемся? Это не тела. Нет, точно не тела. Тел и так много. Мы не можем их любить. Ты скажешь, души. Да, я бы согласилась. Полгода назад, я бы согласилась, но… что я люблю, Мэтт? Что заставляет меня волноваться за него? Думать о нем? Я не сумасшедшая. Клянусь, я в порядке, просто… Сэм. Я не понимаю. Как же все книги? Все цитаты? Великие чертовы философы? Где они? Я бы хотела с ними поговорить. Возможно, они бы сказали мне, что я сошла с ума. Ведь у Сэма души нет. Или мы влюбляемся не в души? Что если есть нечто другое? Что-то такое, что всегда там. Всегда. И что бы с тобой ни делали, как бы ни пытали, ни убивали, оно остается… Это что-то заставило меня сойти с ума, боже. Поэтому, мы и любим плохих. Знаешь эти истории про хороших девочек и плохих парней? Почему они любят? Во всем винят женский характер, но я уже ничему не верю. Что если в плохих парнях есть это что-то. Оно всегда при них, но никто его не видит. Только чувства видят. Чувства видят лучше, чем глаза. Что же это, Мэтт? Я не могу влюбиться в него. Он... просто скотина, и я всей душой его ненавижу. Клянусь. Всей душой. Каждый его взгляд. Разве можно так сильно ненавидеть? Поверь мне, я ненавижу. Но если его не станет, кажется, я погибну. Ты прав. Я знаю. Нет, я в порядке. Клянусь! Ты знаешь, что я в порядке. Знаешь, все та же Тринити, которая не любит майки с черепами. Но ты не дослушал. Прошу, дослушай. Сэм. Я переспала с ним. И если бы меня спросили: «Эй, видишь? Это же было не страшно? Это просто секс. И ты в порядке». Я бы сказала нет. Это не просто секс. Не просто мужчина. И я не в порядке. Боюсь, я никогда не буду.