ERROR!

Зареванная Лиля, закрыв руками лицо, сидела за нашим кухонным столом и тщетно старалась успокоиться. Основной поток истерики уже схлынул, но плечи все еще мелко тряслись, и из-под купола волос, которыми омега завесилась, словно покрывалом, доносились периодические всхлипывания. Я, сидя напротив, был в полной растерянности и откровенно не знал, что делать. Виталик же расположился рядом с девушкой и успокаивающе поглаживал ее по спине, будто дикое животное, нет-нет да кидая взгляды на мои наручные часы. Посторонний наблюдатель в жизни бы не сказал, что альфа чем-то недоволен, но я-то знал его как облупленного и видел, что он медленно, но уверенно начинается раздражаться. - Ты что, меня совсем не любишь? – севшим голосом спросила Лиля. Уже шестой раз за последние полчаса. Святая наивность. Я еле удержался от того, чтобы не возвести глаза к потолку. Несмотря на крокодильи слезы, ни капли жалости я к девушке не испытывал. Разве что легкое снисхождение. И, хотя пахла она по-прежнему сладко, все же канун течки, трахать ее не хотелось от слова совсем. Признаться, немало этому поспособствовала отвратительная с точки зрения здравомыслящего человека истерика, длящаяся уже добрых два часа. Вся суть страданий заключалась в том, что внезапно Лиля соизволила проявить свою ко мне благосклонность, что позволило вашему покорному слуге сделать следующий шаг, то есть пригласить ее сегодня в восемь часов на вечернюю трапезу с программой максимум. Я бы охарактеризовал сие действие ознакомительным трахом перед главным актом, а именно - течкой, что грозила разразиться в течение последующих двух дней. Однако пришла Лиля отчего-то в девять утра, когда я ну никаким образом не мог оказаться дома, поскольку скорее откусил бы себе голову, чем пропустил горячо любимый маркетинг. Зато - о как неожиданно - в квартире находился сонный Виталик, для которого проспать мой любимый предмет являлось священным обязательством. Итак, открыв дверь, зевающий парень обнаружил предтечную омегу в коротких рваных шортиках и топе, заботливо обтягивающем все прелестные выпуклости владелицы, которая большими печальными глазами просила себя трахнуть. Ну, альфа не стал возражать, тем более утренний стояк был тоже совсем не против, и потащил маленькое мягкое тельце на диван. Судя по иногда пробивающимся на лице эмоциям а ля: «мать вашу, да когда же это уже кончится, а», - успел он об этом пожалеть раз н-дцать. После грехопадения, как я понял, маленьким мягким тельцем был задан вопрос: «Ты меня любишь?» На что адресат удивленно поднял брови и скептически фыркнул или что-то в том же роде. Ну, лично я себе очень хорошо представляю реакцию друга, хотя воочию и не узрел. Это было основной стратегической ошибкой. Немудрено, что подобный ответ вызвал очень бурное возмущение. Как оказалось, Лиля была уверена, что Виталик тайно в нее влюблен, и сам не в курсе, а горячий секс поможет открыть ему на это глаза, и он, наконец, примет свои чувства. На моей памяти это был не первый случай, когда Виталика принимали за романтичного принца, непроницаемого плохиша снаружи и ранимого героя внутри, который просто запутался. И который, конечно же, всего лишь ищет среди сотен партнеров ту самую, что перевернет его мир и заставит измениться. Вариант, что Виталик просто кобель по жизни, и тут не надо искать никакой романтичной подоплеки, естественно, никому в голову не приходил. Осознание же несоответствия реальности с надуманным предсказуемо не могло пройти молча. Я вот прибыл аккурат к самому разгару, решив, что регионалка не для истинных царей. И если поначалу я порядком взбесился, то спустя минуту осознал, что бить наглому Виталику морду смысла нет. Альфа о моей договоренности с Лилей не был осведомлен, сама же омега, представ передо мною зареванной, с потекшей тушью и перекошенным от злости лицом, мигом отбила все желание вступать с ней в тактильный контакт. Лишь драгоценное самолюбие грустно зализывало в уголке кровоточащие царапинки. Итак, на данный момент драма уже давно достигла своей кульминации, однако главная актриса никак не желала покидать сцену. - Лиленька, солнышко, ты такая замечательная, – тем временем ворковал Виталик, – а вот я ужасный альфа, со мной тебе будет плохо. Судя по начавшемуся на последнем слове тихому вою, плохо с членом рядом сидящего альфы ей точно не было. - Ты обязательно найдешь себе отличного парня, который будет тебя любить. - Но… но… Решив, что от моего присутствия им ни холодно ни жарко, я, скрипнув стулом, отошел к умывальнику и спустя секунду поставил перед омегой стакан воды. Раздался стук стекла о поверхность стола. На меня блеснули исподлобья своими покрасневшими глазами с припухшими веками, и я, наконец, осуществил уже давно зревшее желание уйти. В коридоре, невольно обернувшись, наткнулся на взгляд Виталика, который, все еще поглаживая омегу одной рукой, другой крутил поданный мною стакан. Я пожал плечами и, криво улыбнувшись, зашел в нашу комнату. Сказать мне было нечего. Потратив минут пять на добросовестное распутывание наушников, я с разбегу завалился на ближайшую кровать и раскинулся на ней морской звездой. В ушах гремело и завывало. Потолок по-прежнему радовал своей белизной. Лишь в месте у самой двери притаилась небольшая трещина. Брыкнулся, сбросив белое одеяло с разворошенной кровати, перевел взгляд на закрытое окно и отметил, что в комнате отчетливо пахнет сексом. Терпко так, тяжело. Повернув голову, я вдохнул и запах подушки. Как ни странно, сладковатый аромат омеги я почти не чуял. Зато резко пахло Виталиком. После секундного колебания я осмелился вдохнуть глубже. Перед глазами моментально потемнело, а вдоль позвоночника пробежал холодок. Ладони вспотели. Было как-то странно. И отчего-то невыносимо остро. Да, болезненно остро… Если бы кто-то попросил меня объяснить на словах, что именно я вкладываю в это понятие, я бы лишь бессильно развел руками. Впрочем, связных мыслей на тот момент в моей голове не наблюдалось, лишь какая-то гиперболизированная смесь образов и запахов. Запаха. Запах, запах, запах, повсюду этот запах… Тело само выгнулось в пояснице, будто бы намереваясь переломить собственный хребет. Запах с каждым мгновеньем чувствовался все отчетливей. Меня не окутывало, о нет… он будто засасывал, пожирал, проникал под кожу, вгрызаясь в вены. Обжигал связки, выворачивал суставы. В груди что-то нарастало, словно разбухал кишащий клубок, хотело вырваться то ли криком, то ли рычанием, но в горло будто бы вставили палку, закупоривая извержение. Я проваливался. Глубже, глубже, еще глубже… Раздался стук. Я вынырнул. Резко подскочив на кровати, оглянулся. Выяснилось, что я умудрился смести с покрывала телефон, за которым потянулись и мои наушники. Я отстраненно заметил, что вместо музыки последние несколько минут… секунд? в ушах стоял гул. Меня будто сдуло с чужой кровати, и, сделав несколько быстрых шагов, я распахнул окно. Снаружи хлынул поток свежего воздуха, запах бензина, запах деревьев, барабанные перепонки омыли звуки детских голосов, что зарождались на площадке под окном, звуки проезжающих машин, автомобильных гудков. Но в горле встал ком. Я давно так ярко не чуял этот Запах. И все же раньше никогда не было ТАКОГО. «Чего такого?» – спрашивал себя я. А что, собственно, это было?.. Солнце светило мне прямо в глаза, ослепляя, заставляя щуриться, но ступни примерзли к паркету, я не мог отойти от окна, будто бы за пределами частицы пола, на которой стоял, кипела раскаленная лава. Мне не хотелось думать. Не хотелось анализировать. И я запретил себе это. Не знаю, сколько времени так простоял, насыщая легкие уличным воздухом. Наверное, не очень долго, а может и наоборот. Взгляд метался по домам напротив, цеплялся за прохожих. Я стоял, пока с кухни не прилетело возмущенное: «И что теперь?!» - которое и вывело меня из подобия транса. Голос принадлежал омеге, и не было похоже, что ее удалось окончательно успокоить. Сразу послышалось более тихое бормотание Виталика. Слов было не разобрать, но эти интонации были настолько ему характерны, каждый переход, каждая смена тона. Во дворе два каких-то ребенка начали бросать друг другу в лицо песок. С лавочки тут же сорвались две мамаши. А бормотание все не прекращалось. И внезапно я взбесился. Перед глазами встала пелена. Плотно, до боли зажмурив глаза, я резко втянул ноздрями воздух. На сетчатке отпечатались искривленные в усмешке губы, что едва обнажали ряд белоснежных, идеально ровных зубов. Я стремительно вышел из комнаты, остановился в коридоре. В висках пульсировало. Голоса стали громче, теперь при желании можно было бы и разобрать слова. Однако я не мог. Мне казалось, будто меня вновь засасывает Запах. Отгоняя непонятно что, я замотал головой так, что почудилось, будто внутри нее что-то хрустнуло. Виталик, тупая самодовольная тварь. Я ощущал, что готов впиться клыками в белую шею и, пачкаясь кровью, вырвать с мясом кадык. Зарываться пальцами в жесткую плоть, кусать, кусать, быстрее, сильнее... И тут я очнулся. И понял, что нужно уходить отсюда. Быстро. Направившись в другую сторону от кухни, я, с невиданной скоростью обувшись и хлопнув входной дверью, выбежал в подъезд. Обшарпанные облупленные стены и легкая отдушина моющего запаха, которым обычно вымывали ступеньки, были встречены мною, словно самое прекрасное явление. С каждым лестничным пролетом идея прогуляться казалась все более разумной. Я мысленно похвалил себя, отгоняя фантазии о том, что могло бы быть, выбери я иной вариант. Солнце стояло в зените. Очередной знойный день. На небе не было ни единого облака, вся сцена вновь принадлежала палящим лучам. Задав медленный темп и засунув руки в карманы джинсов, я еще нашел в себе силы удивиться, откуда столько энергии у мечущихся по игровой площадке малых, но удивление это было каким-то вялым, непонятным. Словно остатки мякоти в выжатом досуха апельсине. Впрочем, это описание подходило и к моему состоянию в целом. Неужели это я был тем, кто хотел перегрызть лучшему другу горло? Единственному настоящему другу? Перегрызть же? И вырвать кадык? Вырвать же? Я понимал, что занимаюсь абсолютно тупой вещью - задаю себе вопросы, ответы на которые знать не хочу. Однако прекратить не получалось. Скитания продолжались, я бесцельно бродил по давно знакомому району. И уже подумывал о том, чтобы завалиться в "Мак", порадовать вкусовые рецепторы и опечалить желудок, когда меня окликнули откуда-то из-за спины: - Эй, Никита! Я по инерции сделал еще несколько шагов и обернулся. Ко мне бежал, эмоционально, словно в припадке, размахивая руками, мой приятель Стас. Вопреки распространенному мнению об отмороженности большинства бет, этот тип был весьма экзальтированным субъектом. Однако, несмотря на прерывистую манеру речи и бурную, часто неуместную жестикуляцию, собеседником он был интересным, умеющим обсудить обширный список тем, что когда-то и привлекло меня в нем еще в наши школьные годы. Поступив в разные университеты, мы стали реже видеться, но, живя в одном районе, все же временами пересекались. - Что это у нас тут за одинокий мужчина нарисовался? – рассмеялся Стас, безуспешно пытаясь заправить за уши лезущие во все стороны рыжие пряди. Я, все еще пребывая в непонятном настроении, только слегка улыбнулся и пожал протянутую мне руку. - Не в настроении? - Вроде того, – не стал спорить я. - А чего так? Я во второй раз за сегодня пожал плечами и криво улыбнулся. - Да ситуация утром вышла не самая приятная, – я, задрав подбородок, безотчетно очертил подушечками пальцев кадык. Поняв, что продолжать я не собираюсь, бета хлопнул меня по спине: - Ну, бывает, чувак. Мне всегда нравилась в нем эта черта – четко чувствовать, куда лезть не стоит. - Слушай, я тут это… к Максу иду, – он взмахнул рукой, – ну ты же помнишь Макса? Я кивнул. Своего бывшего одноклассника и по совместительству лучшего друга Стаса я помнил. - Так вот, у него там родаки раскошелились на охеренную приставку! – карие глаза торжественно сверкнули. – Хочешь с нами опробовать красавицу? Я внутренне поморщился на словах «родаки раскошелились», но тут же себя одернул. Это я как альфа считаю неприемлемым постоянно брать деньги у родителей, предпочитая перебиваться собственными заработками и принимать помощь только по делу. Беты и омеги в целом относились к этому как-то попроще. Мне пришло в голову, что развеяться в компании двух непринуждённых людей было бы вполне уместно. Поэтому я без особых колебаний согласился, хотя и не шибко жаловал компьютерные игры. Квартира Макса была дочиста вылизанной и, когда я попал в его личную комнату, мне показалось, что дверной проем был на самом деле порталом в параллельный мир. Носки самых разных расцветок, грязные тарелки и чашки венчали первозданный хаос. Однако площадка перед огромным монитором и новоприобретенной «красавицей» была очищена от вещей, являясь островком чистоплотности в океане срача. Сам хозяин квартиры встретил нас в растянутой черной футболке и с рассеянной улыбкой, будто бы мыслями он был где-то далеко. Если он и удивился неожиданному гостю, то виду не подал. Ближе к вечеру я пришел к выводу, что решение пойти со Стасом все же было рациональным. Выходя из дома, я не взял мобильного, и теперь никто меня не беспокоил, позволив погрузиться в атмосферу чужой жизни. Я наблюдал, как парни азартно воюют то со скачущими скелетами, то с клацающими мощными челюстями чудовищами, то друг с другом. Периодически я подменял игроков, веселя их своим неумением «даже замочить простого духа». Я матерился, но не сдавался. Впрочем, мысль о том, что при желании я в реальности мог уложить каждого из бет одной левой, примиряла меня с виртуальным проигрышем. Утреннее событие теперь казалось сущим вздором. Глупым сном, который вот-вот покроется дымкой, провалится куда-то в мутные глубины памяти.