Что нужно клиенту

Утром Роман Сергеевич просыпается с прекрасным настроением и желанием продуктивно работать, он с улыбкой возит губкой по оставшейся с вечера грязной посуде как по диджейскому пульту и не думает ни о чем плохом. Если бы у него было поменьше здравого смысла и чувства самосохранения, он бы укуривался при любой проблеме и на следующий день непоколебимой позитивной скалой ехал бы ко всяким Магомедам разруливать все косяки. Что ж он такой, черт возьми, сознательный? Рома собирает рабочую и спортивную сумки, наслаждаясь блаженным, почти посторгазмическим состоянием. Дурь всегда оставляет в нем великую мощь, когда думаешь, что на самый каверзный вопрос можно с легкостью ответить, продуктивно ввязаться в дискуссию на любую мутную тему, и даже если тебя застанут у трупа в крови и с ножом, тоже выкрутишься. Харизма прет изо всех щелей, и Роман Сергеевич ее повелитель, временно восседающий на троне из нелегальных веществ. На экране телефона всплывает сообщение, в котором Марк интересуется, где и когда они будут играть в баскетбол. Рома сразу перезванивает, объясняет в двух словах, где находится спорт-центр и площадка с кольцами, и что перед работой размяться — в самый раз. Марк со всем соглашается, вопросов не задает, и только после окончания разговора босс понимает, что кое-что забыл. Рома пишет: «Ты же умеешь играть?» — и в ответ получает: «Нет, но сейчас погуглю». Босс видит, что Троянский олень однозначно поднасрет какой-то из команд, и заранее пишет в групповой чат, что, мол, мужики, сегодня будет нестабильный элемент, поэтому не стреляйте в пианиста, он сыграет, как сумеет. Парни из соседних офисов воспринимают новость с подозрением, выспрашивая, обязательно ли тащить в команды нового игрока, и связано ли изменение в составе с желанием Романа Сергеевича выгулять член. Рома отвечает: «Обязательно. А интерес к моему члену я, так и быть, приму за комплимент». В раздевалке мужики многозначительно берут шкафчики подальше от Ромы, оставляя его с Марком, и босс запирает сумки, размышляя, насколько сильно этот контуженный олень умудрится себя покалечить, потому что, судя по его поведению в родной офисно-планктонной среде, с координацией тут все плохо, энергии в движениях минимум, внимание сосредотачивается лишь на одном, пропуская боком все остальное. И только, придавая несчастный вид, горят ледяные глаза с наплывающими верхними веками. Рома спихивает Марка в другую команду с замахом на то, что так будет легче проследить, чтобы того не прибили мячом, но он совсем не готов, когда на поле олень волшебным образом отращивает себе дополнительные пары конечностей и превращается в паникующую каракатицу. Роман Сергеевич очень любит баскетбол и чрезвычайно трепетно к нему относится, спорт — это один пункт из короткого списка вещей, которые не дают ему спиться и прочно сесть на дурь, но триста Марковых щупалец, резко выросших из жопы, умудряются подвинуть даже его солнечно-майское настроение. Работа — одно дело, к работе у Ромы нет сильного чувства, но за баскет болит душа. Сначала Марк обрывочно дергается к мячу и тормозит, когда его пытаются оттеснить подальше, потом начинает с досадой фыркать и неуклюже прессовать, каким-то образом принимает подачу, но его быстро оттесняют Женя и Леша из соседнего офиса. Олень продолжает чудить, и босс мечется между жалостью, как к котенку, которому боишься наступить на хвост, и раздражением, как на хвостатого засранца, который дерет любимые обои с Майклом Джорданом. Из ниоткуда снова вылезают стопятьсот неловких рукожопий, и Рома, захватив мяч, пытается быстро отцепиться от Марка, потому что видит брешь у корзины. Он по привычке возмущенно орет: «Что за лоховский прессинг, к телке своей так прижимайся!» — выворачивается, делая бросок. Мужики одобрительно ревут, а Маркову морду печально кособочит, и Роме мгновенно становится стыдно, ведь сам же позвал. Хотя тереться о него сейчас действительно не стоит, потому что у отходящего от вчерашней дури тела идет очень чувствительная реакция, но все же, если Марк настаивает, то Роман Сергеевич с минимумом убеждений готов выйти из игры и углубить контакт уже в интимной обстановке. Босс намеренно тормозит, когда мяч идет в руки, предоставляя Марку возможность его перехватить. Тот сначала мечется то вправо, то влево, а потом так внезапно и мощно врезается плечом Роме в грудину, что босс отшатывается в сторону. Марк неуклюже чеканит, подпрыгивая вместе с мячом, потом изгибается всем телом (ну кто так делает?) и забрасывает в корзину. Мужики орут: «Красава, Марк! Наконец-то проснулся!» — а его олень победно вскидывает кривожопое копыто, улыбаясь. Рома молча хлопает, смеется как дебил, и в душе надеется, что Марк все же захочет поиграть еще, несмотря на то, что его команда продула. Ему нравится, что Марк прочувствовал кайф, ему нравится, что Марк все же решился использовать силу и жестко его протаранил, ему нравится, что в Марке живут грубые мужские реакции, и они на самой поверхности, ему нравится Марк, ему нравится это утро. Интересно, такой же его архитектор в постели, как и на площадке? Неуклюжий, дерганый, неумелый, а потом выдает такое, что перехватывает дыхание? Рома ополаскивается в душе, вытирается, натягивает трусы и мысленно смакует свою влюбленность во всех деталях. Он не ждет в ответ взаимности: неприятный жизненный опыт научил, что каждый раз, когда он начинает залипать на очередном высоком бородаче с добрейшей мордой, этот бородач не играет за его команду. Гораздо лучше флиртовать, заводить приятельские отношения с открытыми гомосексуалистами, не лезть друг другу в душу и пересматривать первые серии Индианы Джонса, любуясь золотистой щетиной. Не у всех есть рьяно сжимающийся при близости геев анус, а Дима просто везучий хер, который знает наверняка, где ему светит, а где нет. Когда Рома узнаёт наверняка, тормозить уже поздно, а раз так, почему бы не получать удовольствие от самого процесса? Он никому не мешает своей внутренней самодостаточной драмой. В голове стройной рекой текут грязные мысли, и начальник пытается убедить себя, что позвал Марка на баскет не с целью пялиться на него в раздевалке. Это убого, в таком поступке нет грации, а Роман Сергеевич, черт возьми, зрелый творческий человек, он архитектор и ценит все прекрасное, тонкие подходы и необычные решения — его конек. Дурь все еще прокатывается по телу счастливыми разрядами, и Рома пытается не заржать в голос. Тонкие подходы, мать их. Необычные решения. — Слушай, у меня к тебе вопрос серьезный, — он бросает взгляд на распахнутую рубашку Марка и присасывается к бутылке минеральной воды, чтобы скрыть улыбку. — Ну давай, — с подозрением отвечает его подчиненный. — Скажи, если бы тебе предложили на выбор рога как у оленя и стрелять чернилами как каракатица, ты бы что выбрал? Когда-то в детстве у Романа Сергеевича была советская иллюстрированная энциклопедия животного мира, но он без понятия, на какой странице он бы ее открыл, чтобы объяснить, что за зверь завелся в живом уголке его работы. Марк ржет в ответ, и Рома как никогда рад, что принес полную хрень к ногам, вызывающе запакованным в короткие бежевые шорты. — Обязательно что-то выбирать? — Да, — бескомпромиссно заявляет босс. — Чернилами из задницы стрелять что ли? — уточняет Марк. Почти все мужики уже оделись и расходятся по офисам, прощаясь. Роман Сергеевич нетерпеливо говорит: «Давайте, пока», — и ждет ответа Марка. У рогатых щупальценосных меньшинств тоже должно же быть какое-то самоопределение, так что вот вам референдум. — Пусть будет каракатица, — решает Марк. — Чернила как-то незаметнее. — Ну, я бы не сказал, — усмехается Рома. — Но ответ принимается. Марк застывает мнительным оленем (все равно оленем! оленем же!) и снова пялится, ожидая продолжения вербального банкета. — И что? — нетерпеливо спрашивает он. — Ничего, — со смехом качает головой Рома. Нет, Марк таки олень, который сам ничего о себе не понимает и прячет рогатую башку в кусты. Телефон пиликает, и лицо Марка приобретает сложнококтейльное выражение удивления, недоумения и подозрения. — Чего там у тебя? — не выдерживает Роман Сергеевич, глядя на подвисшего подчиненного. — Невеста моя бывшая пишет, — растерянно отвечает Марк. Вопрос на миллион раскрыт: все же натюрлих, кто бы сомневался. Рома думает, что сейчас бы ему расстроиться, но благодатная дурь не дает настроению упасть и катит дальше, как мультяшного велосипедиста, который продолжает крутить педали и пока не заметил, что дорога под ним кончилась. Велосипедист посмотрит вниз вечером, и это будет очень неприятно. — Спрашивает про резус-фактор, — продолжает Марк. — Я не знаю, какой у меня. — Ммм! Я тоже своего не знал, пока жена не залетела, — Рома быстро переключается на знакомую историю. — Потом пошли, выяснили. — Зачем? — все еще тупит олень. — Как зачем? Чтобы не было резус-конфликта, чтобы потом не было выкидыша, — отвечает Рома, застегивая свою спортивную сумку. — В смысле? — в светло-голубых глазах читается «Ошибка 404. Логическая связь не найдена». — Марк, — с улыбкой великого терпения говорит Роман Сергеевич, — ты будешь отцом. Поздравляю, красавчик. Мультяшный велосипедист не хочет смотреть вниз раньше времени, поэтому Рома вяло хлопает Марка по плечу и сваливает подальше из раздевалки. Что ж, предсказуемое разочарование, но особые планы Роман Сергеевич и не строил. Марк все еще очень притягательно горит, и если любовника из него сделать не получится, то протеже, может, и выйдет. Тема с резус-фактором предсказуемо отсоединяет Марка от работы, и в Роме просыпается кричащее желание вытаскивать утопающего оленя из этой трясины за беспечные рога, потому что, как ни крути, проблемы с бывшими и раздел детей — его специальность (только и исключительно поэтому). Шеф на минуту отходит от стола, где с коллегами штурмует проект реконструкции ЗИЛа, пододвигает кресло к рабочему столу Марка и спрашивает: — Что, там все плохо? — Не знаю, — вздыхает тот. — Она пишет, что резус-фактор спрашивает, потому что кому-то там нужна кровь. Думаешь, врет? «Когда кому-то там нужна кровь, люди вдобавок спрашивают о ее группе», — мысленно заключает Рома. — «Когда женщины спрашивают тебя только о резус-факторе, значит, кровь твоя нужна именно им, и они будут ее высасывать досуха». — Угу, — задумчиво произносит Роман Сергеевич. — Как там у вас вообще это дело было? — Да никак. Расстались, потом она забеременела, потом сделала аборт, — несчастно признается Марк. — Не, не может быть, я сам справку видел. — Справку об аборте? — с иронией спрашивает Рома, испытывая непроходимую нежность к идиоту. — А такие делают? Марк медленно и обреченно переводит взгляд на начальника, и его прозрачно-золотистые брови несчастно разводятся, как Питерские мосты. — Блин, я идиот, — констатирует он, и тут их с Ромой мнения совпадают. — Да ладно, ладно… Все нормально, папаша. Ты молодец, — шеф поднимается и второй раз за день дружески хлопает Марка по плечу, но руки хотят сжаться на расслабленных мышцах, потянуть на себя и вдавить пальцы. Руки, как и сам Рома, сегодня должны взять сами себя в захват и прекратить хотеть. Во время ланча Марк рассказывает немного больше: то, что бывшую зовут Юля, она армянка, и что разбежались они по обоюдному согласию, но очень глупо, пытаясь пару раз взобраться назад на почившую с миром лошадь. Рома участливо слушает, но сияющее настроение утра уходит все стремительнее. Презентация по ЗИЛу зависает, получается скудной, и босс без особого успеха взывает к своему креативу и чарующей пиздливости, чтобы сделать все заманчивым и благородно выглядящим. Снаружи слышится топот, и в его кабинет вламывается Марк, выворачивая за собой пару стульев в приемной. — Воу, воу, что за трагедия? — спрашивает Рома и оглядывает взъерошенного подчиненного с головы до ног. — Крым вернули Украине? — Ром, можно с твоего телефона Юле позвонить? Она мой номер знает, поэтому не берет, видимо, — просит Марк и умоляюще тянет грабли к Роминому айфону. Тот пожимает плечами и отдает трубку. Марк затихает, из памяти вбивая номер, и с ожиданием слушает гудки. Роман Сергеевич косится на него, изредка ради приличия переводя глаза на проект. — С твоего тоже не берет. А вдруг что-нибудь случилось, а вдруг ей кровь нужна? — накручивает себя Марк, а Рома, обдумав вариант все же открыть секрет деления крови на группы, решает не выставлять в плохом свете бывшую невесту и не совать сторонний нос в чужую ложь. Сами разберутся. — Да нет, — пытается он успокоить, — ты же вроде говорил, что у нее там родственники армяне. Их там человек триста, ну с похожей группой найдут кого-то. — Как же узнать тогда? Блин, я задницей чувствую, она не сделала аборт, — грузится Марк, и на его лбу проступают недовольные морщины. Роман Сергеевич отчетливо видит перед собой извазюканную в краске дочку, радостно раскрывшую рот с темной брешью первого выпавшего молочного резца, и говорит: — Так это ж круто, чувак, ты чего! — А что круто? Замужем за армянином, таким же, как она, — Марк скрючивает палец, изображая мини-хобот. — Она с ним встречалась еще до меня. Если ребенок родится, они мне его в жизни не покажут. Рома глубоко вздыхает, и делится житейской мудростью: — Так, послушай меня внимательно. Если ты хочешь общаться с ней и видеть ребенка в дальнейшем, ты должен проявить участие, инициативу и должен быть очень вежливым. Поверь мне, ребенок — это очень круто, при любом раскладе, даже если его мама, — Рома запинается, подыскивая слова, — сумасшедшая дура. — Точно… — хмыкает Марк. — Сумасшедшая дура. Ром, — оленьи глаза останавливают прицел на его лице, — а ты почему развелся? Вот и ответ на второй вопрос суперигры. Марк не только не гомосексуалист, но и не знает об ориентации своего босса, значит, все время точно воспринимал его ненавязчивые знаки внимания за дружеское участие. Рома на секунду рассматривает вариант сказать прямо: «Я гей и не смог долго притворяться, что люблю ее», — однако это рискованно, и Роман Сергеевич давно научился быть осторожнее на поворотах, поэтому он вымыливается, как может: — Давай в баре зависнем как-нибудь, и я тебе расскажу. Сейчас не очень удобно. — Ладно, — помолчав, вздыхает Марк. — Пойду работать. Спасибо. Рома недоговаривает, что таким темпом в баре они не зависнут примерно никогда, и провожает голубой пиджак взглядом до выхода из кабинета. Мысли мерно перетекают к бывшей жене и их развалившемуся после рождения Поли браку. Катя тогда окончательно слетела с катушек, и Роме пришлось раскошелиться на частную клинику, одновременно пытаясь не запороть работу в бюро и ухаживать за маленькой капризной дочкой, которой так не хватало мамы. Роман Сергеевич смотрит на свою жалкую презентацию и вспоминает метания, встречи с мужчинами для короткой разрядки, и твердое понимание, что жить с женой он больше не может, иначе тоже тронется. Катя восприняла предложение мирно разойтись и вместе растить дочь, получая полное материальное обеспечение с его стороны, как проявление чудовищного эгоизма, потому что он как слабый мудак не выдержал болезнь жены и трусливо сбежал, когда его поддержка была так нужна. «Где же твое «И в горе, и в радости, и в болезни, и в здравии?», — слышит Рома осипшие крики. — «Ты всегда думал только о себе! Какого черта ты вообще делал мне предложение, если всегда знал, что у тебя стоит на мужиков?» Если Рома что-то знает, то он знает твердо и на сто процентов, а если он чего-то не знает, то он продвигается маленькими шажками и действует по ситуации. Тогда он чувствовал в Кате родственную душу, и то, что приходилось вымучивать из себя эрекции, только подтверждало его светлое и не основанное на похоти чувство. Совместный быт быстро убил очарование, и взаимопонимание, которое они чувствовали, тихо исчезло, как вода из поддона горшка, оставив после себя только горький налет. Хорошее настроение окончательно сходит на нет, силы гравитации берут верх над мультяшным велосипедистом, а руки сами тянутся к телефону. Рома отправляет сообщение: «Привет, Дим. Занят сегодня вечером?» Любовник перезванивает через десять минут, сходу спрашивая: «Ты опять в растрепанных чувствах, или в этот раз нормально потрахаемся?» — Заезжай за мной в офис в пять, а потом посмотрим, кто из нас будет в растрепанных чувствах, — возмущенно рычит Рома в трубку, и Дима со смешком соглашается. Среди многочисленных талантов его любовника, не считая способностей в постели, особенно Роману Сергеевичу нравится глубокое понимание людей, всех намеков и полутонов. Дима с первого взгляда поставил бы крест на Кате, сказал, что Марк — безнадежный гетеросексуальный случай, и заявил бы, что Роме пора прекратить валять дурака, упиваясь самодраматизмом, и начать строить нормальные моногамные отношения, основанные на взаимном уважении, общих интересах и качественном регулярном сексе. Огорчение перекрывает Ромину влюбленность, и ему даже немного стыдно, что так глупо ведется на светло-голубые глаза. Он всегда хочет сорвать яблоко и без лишних проблем его неглубоко обгрызть, не задумываясь, червивое ли оно, но каждый раз откусывает слишком много и напарывается либо на горькую чернь, либо на твердую сердцевину. Съев одно семечко, Рома знает, что в животе обязательно вырастет дерево, и северный олень уже успел пустить корни. Когда Дима делает прозвон и скидывает, шеф, поколебавшись, вставляет в презентацию еще пару наработок, которые выглядят не в конец жалкими и избитыми, загружает все на флешку и с чувством выполненного долга выбирается из-за стола. На первом этаже за ним увязывается Марк, который просит подвезти до дома его бывшей. «Э, нет, зайчик», — думает Рома. — «Ты не можешь рыбку съесть, а мимо хуя промахнуться. Со мной такой финт не катит». Он замечает авто Димы, машет ему, и отвечает: — Слушай, к сожалению, не получается: дел много. Давай до завтра. Марк обиженно застывает, услышав отказ, и Рома с наигранной улыбкой желает ему удачи, открывает дверь подъехавшей машины и садится на переднее сиденье. Дима держит серьезнейший покерфейс, прикрытый солнцезащитными очками, но шеф точно знает, что он уже успел распознать, издали оценить и проанализировать горе-оленя, а когда Марк заглядывает в стекло, чтобы помахать, его любовник добирает недостающие данные для формирования полного портрета личности. Они отъезжают, и Дима спрашивает нарочито безразличным тоном: — Хочешь мое мнение? — Ммм, нет, — беззаботно качает головой Рома. Любовник сначала барабанит пальцами по рулю, а потом выдает: — Окей. Но сегодня я сверху. — Щас! — Роман Сергеевич цепляется за смену темы. — Сегодня ты снизу и размахиваешь капитулировавшей жопой как белым флагом. Дима фыркает, но совсем не сопротивляется, когда в квартире Рома многозначительно подталкивает его в сторону ванной. Шеф испытывает к нему пятиэтажное чувство благодарности, и, когда голый распаренный любовник выходит из душа, он нагибает Диму через стол прямо поверх черновиков и оплаченных счетов, влизываясь в его влажный зад. — Бля, Рома… — выдыхает тот и охотно расставляет ноги пошире. Роме доставляет невероятное удовольствие, когда ему дают карт-бланш на освоение территории, когда нет спешки, когда партнер не начинает стыдливо зажиматься, в то время как он пытается покрыть все языком, увлажнить слюной, с напором протолкнуться в сфинктер. Дима сумасшедше горячий, он сладко дергается, будто изнутри его колотит броуновским движением кайфа, и Рома, обхватывая рукой член, заставляет его кипеть, ерзать и глухо ныть. Он нежно прижимает к стволу крайнюю плоть и пальцами ласкает раскрытую головку, оглаживает уздечку, и Дима резко выгибается, шарахаясь головой о стол. — Живой? — спрашивает Рома, отстраняясь. Любовник согласно мычит в ответ и намекающе дергает задом, мол, и чего мы стоим? Да, у Ромы стоит до звона яйцах, он пару раз проводит ладонью по своему ноющему члену, а потом одной рукой снова фиксирует Димино бедро, а другую руку возвращает на его красный от напряжения хер. Он трется щетиной о твердые ягодицы, кусает то одно полукружье, то другое, и тогда его любовника прошибают мелкие спазмы, тот задерживает дыхание и мученически стонет сквозь зубы. Рома снова на вершине мира, он гасит в себе довольный смешок и накрывает ртом сжимающийся проход, вдавливаясь всем лицом в расщелину между ног, и Дима кончает ему в ладонь, распластываясь по столу. Он тяжело дышит, пытаясь прийти в себя, а Рома наслаждается видом, как искусствовед — шедевром мировой культуры. Любовник лениво сползает со стола, рассеянно смахивает прилипшие к груди бумаги, опускается на пол, стягивает гондон и заглатывает Ромин член до упора. Он сосет от души, смакуя каждый момент, и у Ромы все сводит от возбуждения, он вцепляется рукой в Димин темно-каштановый затылок и давит ему на голову, ускоряя темп, а любовник послушно ведется, всасывает сильнее, пальцами подергивая волоски на лобке именно так, как любит Рома. Босс загоняет член поглубже и не дает Диме отстраниться, спуская в его горло. Стон довольного любовника вибрирует по стволу, и этот восхитительно умелый мужик охотно глотает сперму. Они разваливаются на прохладном полу, восстанавливая дыхание, а Дима, блаженно ухмыляясь, говорит: — Забираю свои слова назад. Рома подозрительно скашивает взгляд, не дождавшись пояснений, и спрашивает: — Какие конкретно? — Да все, — довольно заявляет любовник, — Вообще все. Я принимаю обет молчания и храню свой рот для твоего члена. Рома начинает ржать и лезет, наконец, целоваться.