Что нужно клиенту

В семь утра Рома лежит на ковре и с мутным взглядом скроллит сообщения от Димы то вверх, то вниз, катает буквы по экрану, а потом доводит последнее смс до верхней части тач-скрина и отпускает, позволяя быстро прыгнуть на место, вверх-отпустить-место-вверх-отпустить-место, будто играет в особый телефонный баскетбол и чеканит одним чертовым сообщением. Босс откладывает мобильный и устремляет тяжелый взгляд на потолок, с трудом перекатывая во рту ватный язык. Рома — разбившийся градусник, который выпал из слабых от лихорадки пальцев, и мысли слепляются друг с другом как маленькие шарики ртути, медленно превращаются из дробленой, полной отчаянного желания крошки в безжалостное монолитное целое. Его эмоциональные ростки не из тех, которые пробивают заасфальтированную трассу, их очень просто задавить, но он, черт возьми, сам поливал рассаду, и ему до одури тоскливо. Видимо, алкоголя вчера было слишком много, а марихуаны — слишком мало, чтобы Рома снова влез в корону Царя Горы. Общее состояние такое отвратительное, что его голова разделяется на сегменты, как ракета, его тянет блевать и жалеть себя со своей никому не нужной чахлой романтической грядкой. Рома с трудом поднимается на ноги, смотрит на спящую Катю, идет в кухню и пьет воду прямо из-под крана. Перед работой надо завезти бывшую жену домой, а такую возможность увидеть дочку упускать нельзя. Сам он вряд ли сейчас может сесть за руль, так что приходится вызывать такси к восьми. Рома давит рвотный позыв, осторожно прокрадывается в свою спальню, забирает диск с мультиком, который давно хотел отдать ребенку, и торопится вернуться на кухню. Само Катино присутствие на территории, которую он считает своим непробиваемым ядерным бункером, делает еще более отвратительные вещи с упадническим настроением: несколько дней назад Дима трахал его в постели, на которой сейчас лежит его бывшая жена, и ей здесь не место. Босс хочет поскорее сдать Катю на руки бывшей теще, поэтому еще раз прикладывается к воде и идет к холодильнику — самок богомола лучше плотно накормить заранее. Пока доходит омлет, Рома будит бывшую жену, а она смотрит на него непонимающе, пытаясь вспомнить, как очутилась в проклятой квартире, где ее проклятый бывший муж свил себе панельное однокомнатное гнездо. Катя озирается, замечает солнце за шторами и резко дергается, пытаясь встать с кровати: — Поля! — сипло шепчет она. — Где Поля? — Поля с бабушкой. Ты сейчас позавтракаешь и поедешь домой, — мирно говорит Рома, и бывшая жена немного расслабляется, позволяя проводить себя в ванную комнату, где он дает ей запасную зубную щетку и новое полотенце, но, ему кажется, что она выходит настолько быстро, что вряд ли успела даже помыть руки. Катя тиха и молчалива, она вяло выковыривает из омлета зелень, потом отправляет распотрошенный завтрак в рот и жует его долго, как жвачку. — Тебе нужно лечь в больницу, — наконец, говорит Рома. Он чувствует себя настолько паршиво, что нет сил приукрашивать свою просьбу и плясать умоляющие танцы. — Я все оплачу. Она никак не реагирует, поскребывая вилкой по поверхности тарелки, и этот звук стоматологической дрелью внедряется в Ромину голову. — Поле нужна любая мама, но лучше, чтобы мама не плакала и не кричала, — продолжает он как можно осторожнее. — Лучше, чтобы папа не был гомиком, — отвечает бывшая жена, и Рома внезапно может прочувствовать каждый панический удар пульса в своем горле, которые разливаются по голове тупой болью. Все может пойти по пизде в любую секунду, а похмельный сапер еще не готов ошибиться свой единственный раз. — Ей нужен любой папа и любая мама, Кать. Но я не могу ничего сделать со своей ориентацией, а ты… — босс не знает, как объяснить, насколько сильно он боится, что его любимая дочка будет подражать своей матери в поведении и испортит этим всю жизнь. Его слишком сильно мутит для уговоров. — Ты можешь быть лучше меня, и я всегда во всем вас с Полей поддержу. Женщина позволяет вилке выскользнуть из пальцев и со звоном проехаться по наклонному боку тарелки, и потом, наконец, говорит: — Отвези меня домой. — Такси подъедет в восемь, — вздыхает Рома. Он поднимается из-за стола и, захватив стакан с тумбы, идет переодеваться в ванную: любая дверь между ним и бывшей женой ощущается как глоток свежего воздуха. Босс достает из аптечки алка-зельтцер, заливает его водой из-под крана и подвисает на пузырьках. Таблетки, рассолы или томатный сок всегда облегчали его похмелье чисто символически, поэтому босс устало трет лицо мокрым полотенцем и морально готовится запороть рабочий день. Он думает о проекте, о Марке и готовится к ядерной зиме. В принципе, Рома и без подсказок знает: даже если Марк имеет какие-то гомосексуальные фантазии, то он точно не заинтересован претворять их в жизнь, но раскатавшийся вчера клубок надежды все равно больно бьет по гудящей голове, а волокна разочарования размокают во рту. Роману Сергеевичу пиздецки плохо. Когда машина подъезжает, Рома и Катя молча спускаются вниз, и босс пытается сделать вид, что он полчаса не прятался от бывшей жены в ванной своей же квартиры. Яндекс-карты показывают, что они едут по красному, и, отправив смс о переносе совещания, Рома нервно вертит в руках DVD-диск, сжимает его до хруста, как арбуз, будто проверяя, созрел ли он. Ментоловая конфета уговаривает желудок босса не бортануть завтрак, и все, что остается Роману Сергеевичу — прижимать лоб к прохладному боковому стеклу и залипать на медленно проезжающие мимо иномарки. Катя выходит из такси первой и практически бежит к дому, Роме только остается с мучительным кряхтением стартануть за ней, предварительно попросив водителя подождать десять минут. В дверях квартиры стоит его бывшая теща и с нечитаемым выражением лица смотрит, как Катя обнимает дочку, расспрашивая ее, чем они занимались с бабулей прошлым вечером. — Папа! — взвизгивает Полина, вымыливается из материнских объятий, влетает прямиком в Ромины руки и начинает плакать, завывая, что скучала. Он стоит на коленях в грязном холле на несколько квартир, скрючившись, мертвой хваткой держит дочь и думает, что, вот, вот сейчас-то он и треснет, сейчас он расклеится вместе с этой маленькой соплюшкой, сядет жопой на бетонный пол и будет скулить прямо перед бывшей женой. Катя выглядит задетой, что Поля убежала к отцу, скрещивает руки на груди и говорит: — Папе пора на работу, он не может остаться надолго. — Я начальник, и работа может меня подождать, — возражает Рома, но, наткнувшись на недобрый взгляд бывшей жены, меняет тактику. — Ради тебя любая работа подождет, — говорит он дочке. — Но мама решила устроить вам дружный женский день, поэтому мне к вам сегодня нельзя. Попроси маму со мной увидеться, когда соскучишься. Я для тебя никогда не занят, просто мама почему-то думает, что мои работники без меня обрушат офис, — он вздыхает, отстраняется и передает Поле DVD-диск с сильно помятой обложкой. — Помнишь, ты хотела? Дочка снова виснет на Роме, и он думает, какая же она хорошая. Как такое чудо могло получиться у него с Катей? — Нам пора, и твой папа торопится на встречу, — нетерпеливо говорит Катя. — Ты же не хочешь, чтобы папу ругали за то, что он опоздает? Поля чмокает его в щеку, отстраняется, и Рома тяжело поднимается с колен, отряхивая грязные пятна на джинсах. — Скоро обязательно посмотрим этот мультик вместе, ладно? А потом порисуем! — говорит он Поле, и та радостно кивает, потому что папины рисунки всегда самые лучшие, он самый талантливый. Рома спускается на улицу, садится в такси, называет адрес офиса, засовывает в рот очередную ментоловую конфету и несчастно расползается по сиденью. Он пытается восстановить внутренний скелет, но в нем лишь саднящее мясо, покрытое обшарпанной кожей, а голову распирает жужжащий быстро растущий улей. Таксист понимающе не включает радио по дороге, и Рома благодарно накидывает купюры сверх оплаты, выходит из машины и тихо идет прямиком в свой кабинет. Пару стаканов воды спустя он чувствует себя снова похожим на прямоходящего, беспокойная голова включается, и проблема с Марком выходит на первый план. Рано загадывать, ведь кто знает, что на уме у этого оленя, но уже как месяц Рома постоянно ждет подвоха, а интуиция сигналит бесноватым маяком, мол, тут опасность, и ты напорешься на этот утес, если не свернешь. Рома выходит в коридор и видит своего рогатого подчиненного у вендингового аппарата, и, вздохнув, направляется к нему. Надо поговорить: боссу просто уже начинает быть любопытно, во что все выльется. Он здоровается с сотрудниками из соседнего офиса, видит, как олень напрягается, начинает шарить по карманам в поисках мелочи, чтобы нажать на нужные кнопки и быстрее сбежать к коллегам, где Рома не сможет завести интересующий его разговор. Босс подходит, смотрит на дисплей и вбрасывает недостающую десятку: — Выбирай. Марк бурчит благодарность, упорно отводит взгляд, и это не предвещает ничего хорошего. Роман Сергеевич обдумывает вариант, что Марк сейчас уйдет в несознанку, и его, в принципе, такой исход устраивает (по крайней мере, не будет прямых или косвенных оскорблений), но тут олень со вздохом рожает: — Ты извини за вчерашнее. Как-то тупо вышло. Этот раунд «Сто к одному» Рома проиграл, потому что в пространном списке определений, которые он успел прокрутить у себя в голове, «тупо» не оказалось. Босс тихо хренеет от такого поворота. Надо же — «тупо». — Да нет, почему же, — резво возражает он. — Очень небанальненько. «Тупо» — в тридцать лет сомневаться в своей ориентации и давить естественные желания. Роман Сергеевич знает, что говорить такого не стоит, но оторопелое возмущение от слов «тупо вышло» жжет ему язык:  — А знаешь, что я тебе скажу? Если бы я хотел поцеловать парня, — босс смотрит в упор, и Марк застывает под его взглядом с почти испуганным выражением лица, — я б его поцеловал. И это, конечно же, ложь, потому что в области постельных приключений Роман Сергеевич — птица гордая и, не будучи счастливым обладателем гейдара, способен сделать первый шаг, только если его намекающе пихнут сзади. Правда звучит иначе: если бы босс хотел поцеловать парня, он бы отлично осознавал, почему, зачем и как. Сейчас он хочет трясти Марка, как хрюшку-копилку, перевернув вверх дном и пытаясь выудить монеты самопонимания. — Ты что, стебешься что ли? — Марк выходит из ступора прямиком в агрессию. — Да нет, — пожимает плечами Рома и с невозмутимым лицом обходит Марка. Итоги ему ясны, а накалять чьи-то оскорбленные упертые рога ему не в радость. Марк следует за ним в кабинет, будто Роман Сергеевич забыл снять его с поводка, он толкает плечо босса и заявляет: — Я нормальный, ясно тебе? То есть, следуя этой логике, ненормальный здесь — Рома. Ну, спасибо. — Серьезно? — босс с иронией поднимает брови, и он буквально в одной секунде от того, чтобы из принципа продолжить тему и позлить этого толстолобого оленя. «Ты мне сейчас серьезно про ненормальность впихиваешь?» — вертится у него в голове. — Не надо так со мной разговаривать, я не гей, — гнет свою линию Марк, и это уже просто смешно. У Ромы складывается такое впечатление, что в отрочестве в своих размышлениях о жизни его зацикленный на предрассудках олень крутил одно и то же: «Импотенция не так страшна, алкоголизм, наркоманию и убийства людей тоже можно оправдать, но лишь бы не гей, только бы не гей». — Ааа… поцелуй? — спрашивает Рома, и даже само слово в контексте вчерашнего вечера звучит развратно. — Да не было никакого поцелуя, я просто накурился! — рьяно доказывает Марк. Не было по-це-лу-я, не было чужих губ и мягких выдохов друг другу в рот. Рома хочет повторять это слово бесконечно, поэтому уточняет: — То есть все, кто накуриваются, все лезут целоваться? Роман Сергеевич честно уже закончил бы этот диалог несколько реплик назад, но Марк так отчаянно отбрыкивается, что хочется показать огромные дырищи в его логике, хочется твердить слово це-ло-вать-ся до момента, пока оно не потеряет свое значение и станет бессмысленным набором звуков. — На что ты намекаешь? — спрашивает Марк и глядит исподлобья. — Ни на что, — вздыхает Рома и отворачивается. У него усиливается головная боль. «На то, что не надо называть гомосексуалистов ненормальными, блядь», — думает он. Марк не в курсе, что после того, как вчера за ним захлопнулась дверь, его начальник дрочил с мыслями о по-це-лу-е прямо при своей спящей бывшей жене. Именно поэтому Рома ненормальный, а не из-за альтернативных сексуальных предпочтений. «На то намекаю, что ты своей оленьей мордой зарылся в полное отрицание, что тебе может хотеться поцеловать мужика. Ты, может, и не гей, но бисексуал точно». — Нет, погоди, что ты хочешь этим сказать? — Марк, ведомый за боссом какой-то неебической силой, не прекращает допытываться. Раньше такие ручки были — пиши-стирай, и Рома бы без сомнений стер вчерашний вечер из истории, поблагодарил бы Марка за коньяк после истерики Кати и отправил бы обратно на фуршет, а сам заказал бы такси и один увез бывшую жену домой. Роман Сергеевич не любит внешние проблемы, он предпочитает сам усложнить себе жизнь и сам все исправить, он максимально самостоятелен, и помощники ему ни к чему. Босс чувствует, что сейчас на него попытаются спихнуть вину за все на свете, окрестить Гитлером, и, конечно, Дима предупреждал его о чем-то подобном. Ну уж нет, на этом ринге Рома не стоит ни в левом, ни в правом углу, все вакантные места занимает Марк, его отрицание, недосказанность, лицемерие и самоубеждение. Ядерный конфликт в отдельно взятом человеке. — Марк, — вздыхает босс, — ты определись, а меня в это не втягивай, ладно? — Я не гей, — Марк повышает тон, а Рома, благодаря своей бывшей жене, совершенно не выносит, когда на него орут. — Я понял, — обрывает он оленя. — Поздравляю тебя. «А я гей, и ты сейчас пытаешься лечить мозги не только себе, но и мне», — мысленно добавляет Рома. Босс гадает, что бы такое сказать, чтобы Марк отцепился. — На баскет вечером пойдешь? — он топорно меняет тему и уже готов молиться о том, чтобы кого-нибудь из них ебануло карающей молнией, лишь бы олень перестал вспарывать своими рогами его живот. Роме и без него препаршиво. Вместо карающей молнии кабинет озаряет Ксюша: — Извините, а можно на подпись? — Да! — Рома хватается за бумаги с бешеным демонстративным энтузиазмом, пробегает глазами текст и нутром чувствует, как его подчиненная подозрительно косится на них с Марком. Женщин Роман Сергеевич всегда понимал лучше, чем мужчин, хотя бы потому, что сексуальное влечение не зашоривало его обзор, и сейчас он с уверенностью может сказать: Ксюша в курсе, что он неровно дышит к этому бородатому идиоту. И она знает, что Рома тоже видит ее влюбленность. Марк фыркает, как раздраженное животное, выходит из кабинета, а босс яростно черкает ручкой по документам. Ксюша благодарит, спешит убраться подальше, закрывая за собой дверь, и Роман Сергеевич остается один на один со своими проблемами. Он ставит, наконец, телефон на зарядку и пишет Диме: «Ты как сегодня?» Ответ приходит довольно быстро: «Все утро ебут, но не в хорошем смысле. Твой член свободен вечером?» Роман Сергеевич и все принадлежащие ему части тела категорически свободны, свободнее Соединенных Штатов, и в очередной раз босс рад тому, что из зоны постельных приятелей они в последнее время перешли на территорию дружбы. Фантастически понятливый друг с отличным задом и божественным хуем — о чем еще можно мечтать? Разве что о ласковом златобородом любовнике-олене, только даром Марку не сдался этот гомосексуальный довесок. Босс встает из-за стола, закрывает дверь на ключ, выворачивает жалюзи, еще раз прикладывается к бутылке минералки, потом ставит будильник на четыре дня, падает назад в кресло, устраивает голову поудобнее и вырубается, позволяя похмелью утянуть его в свое болото. После работы идет баскетбол, потом отличный секс с мужиком, который его действительно хочет. Сотрудники, как Рома уже успел вспомнить утром, не сравняют офис с землей, если их оставить без присмотра, ведь здесь работают профессионалы, которые любят свое дело, а вот Роман Сергеевич сдохнет, если не проспится. Около трех приходит смс от Димы, который зовет к себе, как только Рома освободится, и босс трет глаза, расправляет затекшие плечи и шею, набирая ответ с просьбой напомнить адрес. Он спускается в open space зону и уже с ясной головой проводит совещание по еще одному серьезному тендеру, который будет на следующей неделе. Подчиненные показывают свои проекты, а Марк молчит и таранит своими льдистыми глазами кого угодно, только не Рому, заставляя всех некомфортно ерзать на стульях. Босс тоскливо думает, что стоило оленю сбросить рога, как тут же отросли другие, цельнометаллические, обоюдоострые. Марк наверняка сейчас сделает какую-нибудь поспешную ерунду, чтобы доказать себе, что он не гей, и в итоге будет долго извиняться. Когда-то давно Рома был на его месте. Начальник собирает все, требующее подписи и печати, идет в кабинет, разбирается с документацией, забрасывает на плечо спортивную и офисную сумки и с чувством хреново, но все же выполненного долга спускается вниз. Там стоит маленькая Ксюша, его стеснительная и совершенно не пробивная сотрудница, и с торжествующим выражением лица заявляет: — Мы с Марком в кафе пойдем. — Ммм, молодцы какие, — с иронией говорит Рома (поспешная ерунда обнаружена), потом переводит взгляд на пасущегося у стойки оленя и спрашивает. — А баскетбол? Лицо Марка не менее торжествующее, от него буквально фонит словами «СМОТРИ, Я НЕ ГЕЙ!» — Ну, видишь, другие планы, — с гордой миной отвечает тот. — Ааа, — Рома пытается не заржать ему в лицо, потому что, серьезно? Другие планы с Ксюшей? — Ну, окей. Босс без понятия, какую реакцию ожидал от него Марк (чтобы Рома пожал ему руку и сказал: «Молодец, мужик»?), но уж точно не веселое безразличие. Роман Сергеевич разворачивается, цепляет взглядом оленью оскорбленную морду (может, ему еще премию выписать за гетеросексуальность?) и идет на выход, тылом ощущая Марково вымораживающее внимание. На баскетбольной площадке Егор и Женя с подлющими рожами сразу подкатывают к Роме и говорят, что Марк доебался до них с смсками. — Он как ревнивая жена, чесслово. Ты там кого-то другого подцепил? Хватить мучить бедного бородача, он начинает терроризировать нас! — Хотя в каждом коллективе должен быть личный сердцеед и членосос, — добавляет Женя. Босс отлично видит, как тот намеренно накаляет атмосферу, и ему, черт возьми, это нравится. Пора выпустить пар. — Я заброшу столько мячей, что у тебя очко больше никогда не сожмется, — с азартом отвечает он. — Давай, здоровяк, я играю за другую команду! Давно не показывал тебе мастер-класс. — Харэ уже друг другу жопы смазывать, — встревают мужики, и все расходятся по позициям. Они играют мощно, упорно блокируя друг друга на подходе к корзинам, с силой передавая мяч, и лишь некоторое время спустя Рома замечает стоящего неподалеку Марка, который застывшим сурикатом смотрит на их матч. Босс снова видит это: странный взгляд, провал в Нарнию, будто олень не может наглядеться, выпивает глазами картину перед собой, захлебывается на месте. Рома с чумной улыбкой кивает ему, и Марк вздрагивает, выходя из транса. Забавно, что он таки кинул свидание с Ксюшей. Является ли это показателем сдвигов каких-то тектонических мировоззренческих плит? Марк рекордно быстро переодевается и вышагивает на площадку, он кидается на мяч цепным псом и играет неуклюже, грубо, будто пытается привлечь Ромино внимание к себе, но, черт возьми, зачем? Элементарная логика: если ты не хочешь, чтобы человек вспоминал о каком-то инциденте, то не надо маячить перед глазами и лезть на рожон. Так ведь? Марк подает не только бесповоротно запутанные, как новогодняя гирлянда, сигналы, но еще есть смутное ощущение, будто они вообще приходят с другой планеты. Инопланетный Марк, внеземной Марк, идиот Марк. Роман Сергеевич в таком случае астроном-любитель со слабеньким телескопом. После игры майка босса болтается мокрой тряпкой, он швыряет ее в отдельный пакет, достает полотенце, и, пользуясь преимуществом команды-победителя, первым идет в душевую, с удовольствием смывая с себя пот и остатки перегара. Рома наскоро обтирается, выходит к шкафчикам, и тут мимо него с деловым лицом протискивается Марк, чуть ли не задевая руку начальника голым торсом. «Блядь», — думает Рома. — «Блядь, рано расслабился, да что же это такое». И его снова ведет, ошпаривает кипятком от небольшой впадины, где дельтовидная мышца находит на большую грудную, от покрытой золотистым пушком груди, на которую он искренне старался не смотреть все предыдущие тренировки, от мягкого на вид живота с блядской дорожкой, и он может только повторять «бля… бля» в своей голове. Мужики замечают непростое выражение Роминого лица, понимающе ухмыляются и говорят: — Ничего, бабы такие же динамщицы. Нам на роду всем написано страдать. Роман Сергеевич пару раз таранит лбом дверцу своего шкафчика, и ребята ржут без всякого сочувствия. Как в тумане, он быстро напяливает на себя джинсы с футболкой, прощается со всеми, ноги несут его к метро, по синей ветке, потом по зеленой, наверх, свернуть на проспект, потом домофон с нужным номером: «Привет, это я, открывай». Пресвятой Дима не задает вопросов, он охотно раскрывает рот, втягивает чужой язык поглубже, и Рома хочет сожрать его, вывернуть наизнанку, сцепиться, как дикие животные, он вгрызается любовнику в губы, в шею, в плечи и обожает, что Дима ведется, не ноет о засосах, а охотно подставляется, мычит с одобрением. Босс пропихивает податливое тело вглубь квартиры, выпускает из захвата на мгновение, чтобы его мужик нашарил лубрикант в прикроватной тумбе, потом наваливается на него, вжимает лицом в матрас, пришпиливает собой сверху и пытается стянуть одежду с вертлявой задницы. — Давай уже, — хрипит под ним Дима. — Я сегодня долго развлекался в одиночку. Рома скидывает с себя тряпки, раскатывает по члену презерватив, выливает смазку сначала на себя, потом в ложбинку между Диминых ягодиц и без лишних церемоний вдалбливается в растянутый анус. Его любовник ноет, подается назад, и Рома зажимает рукой его горло, чтобы не дергался. Он горит желанием достать хуем до печенок, безжалостно выдрать, он кусает напряженные трапециевидные мышцы и оттягивает зубами кожу, и Дима беспомощно хватает ртом воздух, задыхается под ним, тянет на низкой ноте: «Бляяяяяяя». Рома выжимает из его грудной клетки весь кислород, потом милосердно ослабляет хватку, потом снова давит, как голодный боа-констриктор, и мощно таранит бедрами его зад. Димина шея приобретает малиновый оттенок, он стонет и пытается подмахивать, а босс по-хозяйски затыкает его рот пальцами, вынуждая послушно сосать и втягивать поглубже к корню языка. Рома вздергивает любовника в коленно-локтевую, грубо дрочит ему и чувствует, как Дима содрогается, его сознание покидает стратосферу и устремляется в космос. Его партнер обессилено выпускает изо рта чужие пальцы, покрытые слюной, а босс наращивает темп, вытрахивая из него оргазм, и кончает сам. Дима загнанно дышит, мягко сжимаясь вокруг Роминого члена, и лениво признается: — Люблю, когда ты так делаешь. Рома лишь растягивает в улыбке саднящие губы.