Что нужно клиенту

Когда, продрав глаза, Рома смотрит на телефон, дисплей намекает на час дня, и босс растягивается поперек кровати, озадаченно созерцая потолок. Ему редко удается смачно проспаться хотя бы до двенадцати: обычно внутренний будильник начинает настойчиво звонить около семи, вожжами заряжая по упаханной, изнуренной жопе. Босс кряхтит, перекатывается на живот, тыкает на уведомления из группового чата и читает несколько пространных эссе о том, что он, необязательный пидор, прокатил команду с баскетом. Правильно Рома забыл вчера предупредить, что Марк по идее должен был приехать вместе с ним, а то мужики хаяли бы их вдвоем до самой пенсии. «Сегодня в пять», — пишет он. Немедленно откликается Женя: «Воскресенье же, у многих дачи и шашлыки! Нам бы ещё как минимум одного игрока». Босс с улыбкой лезет в сообщения, отправляет Марку: «Баскет в пять?» — и встает с кровати, медленно шлёпает в ванную по шершавому от каких-то мелких крошек полу, принимает долгий горячий душ, потом разморенный плетется готовить себе завтрак. «Встретимся на площадке», — приходит от оленя, и Рома довольно отправляет в общий чат: «Будет еще один игрок». Он заливает гречку водой, ставит кастрюлю на конфорку, режет и вбрасывает на сковородку лук, скупо бьет ладонью по рукояти советской открывашки, вспарывая банку тушёнки, вываливает её к жарке. Телефон снова вибрирует, и Рома читает заинтересованные «Что за чувак?» от ребят с баскета. Его лицо готово треснуть от пузырящегося шампанского воодушевления, залитого до краев в желудок. Рома улыбается, чешет заросший до неприличия подбородок, помешивая мясо, и обещает себе привести морду в товарный вид. Марк, конечно, не ранимая фиалка, его чувства щетиной не оскорбить, но босс точно знает, что давно не бритое лицо делает его визуально похожим на бомжа. Если Рома пару раз пройдется триммером по щекам, и это увеличит его шансы склонить непостоянного оленя хоть к чему-нибудь, то он согласен. Слегка пригоревшая тушёнка неохотно отковыривается от керамического дна, пока босс набирает бывшей теще, спрашивая, когда можно увидеться с Полиной. «Поля сейчас у подружки на дне рождения», — отвечает женщина. «Они всем скопом поехали в детский центр в Капитолии и вернутся поздно вечером». Рома недовольно усиливает нажим, продолжая скоблить сковородку, и думает, что бывшая теща тоже устала и рада спихнуть внучку на чужую шею. Сейчас она, наверное, самозабвенно надраивает квартиру, и босс оглядывается, критически осматривая кухню, думая, что пора бы вымыть полы. Если сегодня его день, если сегодня олень повернется к нему чем угодно, только не рогами, то все горизонтальные поверхности должны быть чистыми. Он вываливает тушёнку в кастрюлю, всё тщательно перемешивает и мыслями переходит к менее приятным вещам: вопрос с расширением рабочего профиля уже даже не вопрос, а цель, которую надо претворять в жизнь, и Рома просчитывает варианты, думает, кого из своих сотрудников первым перераспределить на частную застройку. Босс складывает в голове внушительные цифры, потом думает, что если в ближайшие недели на бюро не нападёт манна небесная вместе с материальными благами, то второй кредит неизбежен: надо как-то выплачивать первый и рассчитываться за лечение Кати. А что делать с бывшей женой? Она полностью проигнорирует здравый смысл, вцепится в дочь зубами и живьем её Роме не отдаст. Где Дима, когда он так нужен, где его неоконченное высшее в области психологии? Опять пошли потребительские мысли. Сначала секс был единственным, что их связывало, а потом всё переросло в какое-то особое взаимопонимание, и Рома задумчиво смотрит на телефон, решив, что все же обязательно свяжется с бывшим любовником и попытается наладить контакт, когда всё прояснится с Марком. Он завтракает и прикидывает в голове, во сколько ему нужно выехать, чтобы не навлечь на себя праведный гнев мужиков с баскета, потом сбривает отросшую кривыми клочьями бороду и принимается тщательно драить квартиру, еле успевая закончить к четырем. Спортивная сумка была собрана еще вчера и теперь лежит на заднем сидении машины, и Рома торопливо напяливает на себя белую футболку (говорят, что ему идет официальный стиль, ну, это — почти прямое попадание), причесывается, смотрит в зеркало, пытаясь не улыбаться уж откровенно обнадеженно. Когда он спускается вниз и видит на заднем сидении своей машины детское автокресло, метафорическое шампанское внутри начинает пузыриться еще сильнее. Бодрый олень встречает его обычным «Привет!» на парковке у спорт-центра, и мужики пялятся на них с Марком, потом начинают ржать: — Да ла-а-адно! Серьезно? — Рома — молоток! Вообще красавчик! Марк что-то просекает, задумчиво морщит морду и подозрительно косится: — Ром, я не понял, что за тема? Босс уходит в несознанку и пожимает плечами, мысленно желая придушить этих уёбков: они ему так всю рыбу распугают. «Ромыч, Марк теперь в курсе, что ты по нему несколько недель сох?» — приходит ему из общего чата. Босс останавливается и видит, как Егор с паскудной ухмылочкой строчит что-то в телефоне, а потом всплывает еще одно сообщение: «И чего он ломался? Хорошему человеку грех не дать!» — Я смотрю, тут кто-то давно не проигрывал! — кричит Рома в сторону раздевалки, топорно пытаясь перевести тему подальше от своей сомнительной и неустойчивой личной жизни. — А это всё потому, что мы взяли новенького в команду и тренируем его. Когда натаскаем, он поможет нам порвать твою жопу в лоскуты! — доносится из другого коридора. Мужики разбиваются на привычные команды, и Ромина опять выигрывает, но Марк уже отлично научился прессовать и даже умудряется раз забросить в корзину, и если бы в большинстве случаев он не мазал, как жертва болезни Паркинсона, то боссу и его ребятам пришлось бы сильно попотеть. Олень будто осваивается в своей шкуре, внутренне дорастает до внешней оболочки и постепенно из странного киндер-сюрприза со сладким коконом и маленькой дребезжащей сердцевиной сливается в одного целого человека. Полускрытые взгляды Марка облепляют Рому в раздевалке, под его кожей зудят электрические голодные муравьи, накачанные адреналином. Олень прощается со всеми и следует за бывшим боссом на улицу, как под гипнозом. — Погода хорошая, — говорит Рома. — Пройдемся? Его план — проветрить Марка, тщательно его расслабить, накормить, отвезти к себе в квартиру и для начала хотя бы основательно нарушить личное пространство его лица. Олень послушно кидает вещи в Ромин автомобиль и поворачивает за ним в светлые малолюдные переулки. — Как с собеседованиями всё прошло? — спрашивает босс, и Марк докладывает, что он устроился управляющим в торговый центр. — Мужик, на чье место меня взяли, свалил куда-то с нехилой суммой, и там всё пару недель провисало, так что работать предстоит много и трудно. Ничего, прорвемся, — олень не сводит с Ромы выжидающего взгляда. — А я решил в частную застройку расширяться, — отвечает он, и Марк тумблером переключается на тему архитектуры, загорается мгновенным фейерверком, начинает расспрашивать о подробностях, предлагать какую-то адовую хрень, которая сто процентов выглядит в оленьей голове иначе, чем её воспринимает босс. Он искренне любуется Марком, его моментально ставшими «эмоциональными» руками, и если бы олень не трудоустроился так быстро, Рома уже сейчас пытался бы уговорить его вернуться: в связи с новым направлением будут нужны ещё сотрудники, а то, что они не могут нормально работать вместе… Стоит разрядить сексуальное напряжение, и проблема исчезнет. Рома пропускает момент, когда начинает темнеть, и с удивлением смотрит по сторонам, когда они проходят по не освещенной фонарями части улицы. — Ну что, теперь поесть? — предлагает он, и Марк нетерпеливо кивает. Пока они срезают через дворы, Рома лениво радуется, что его олень непривередлив, а он сейчас нажмет на мобильное приложение, покажет на кассе код, по скидочке накупит всякой холестериновой дряни, и не надо больше будет ничего делать. Они заходят в фастфуд, и Рома с облегчением замечает, что все столы заняты. — Возьмем на вынос? — предлагает он и мысленно пытается транслировать заднюю мысль: «Потому что иначе нормально поговорить не получится, да и люди вряд ли оценят, если я начну распускать руки прямо здесь, а я ведь начну их распускать». Марк, видимо, всё же ловит что-то в его взгляде, поэтому параноидально оглядывается по сторонам и еле заметно кивает, а потом фиксирует взгляд на ярком светящемся меню над кассой. Они забирают несколько бумажных свертков с едой, петляют по переулкам к парковке, и Марк хитрожопо норовит запустить руку внутрь, чтобы выудить пару ломтиков картошки фри. Рома отнимает у него пакеты со словами: «Ага, щас! Вот приедем и поедим нормально», — но упрямый олень всё равно настойчиво тянет свои копыта, куда не следует. Рома вырубает сигнализацию, залезает в машину, немного опускает окно и поправляет ворот у куртки. — Ром, — зовет Марк, и босс ожидающе поворачивает голову. Марк пялится с непонятным выражением лица, пытаясь из себя что-то выдавить, но потом сдается и слегка отводит взгляд. — Давно тебя спросить хотел, почему ты всегда воротники разворачиваешь? — Шею сильно продувает, я привык либо заматываться шарфом, либо так, — пожимает плечами Рома и отъезжает от спорт-центра, гадая, что же Марк хотел ему сказать. «Лишь бы не попросил довезти до какой-нибудь точки, а потом махнул рукой на прощанье», — беспокойно думает он. — «Тогда я ему собственноручно дополнительный круг в аду вырою. Олень, ну давай же, цокай в мою сторону». Они проезжают мимо метро, и Рома косится на Марка, на всякий случай проверяя, точно ли тот не против, что они направляются к нему домой, ведь заранее это не обсуждалось. Олень провожает глазами светящуюся «М» и молчит, значит, сегодня всё же Ромин день. Вряд ли Марк теперь переключится в бабский режим и начнет строить из себя мироточащего недотрогу, и едва ли олень тешит себя надеждой, что к Роме они едут исключительно для того, чтобы поесть в тихой обстановке. — А у меня почти нет другой одежды кроме пары костюмов, которые я сдавал в химчистку. Даже обычные футболки остались у дяди, а в баскет в домашней играл, — признается Марк. — Если бы я сегодня её каким-то образом ухандокал, то всё, в следующий раз пришел бы на баскет в офисной рубашке, раз денег пока нет. Рома останавливает машину на перекрестке и смотрит на мягкую улыбку Марка, на его доброе вроде как расслабленное лицо, на золотистую бороду, и его затапливает страстным желанием хоть как-то выразить, сказать уже о том, что у него, черт возьми, горит всё внутри от Марковой небритой рожи, что в олене каким-то образом соединились все моменты, от которых Ромина крыша верно съезжает. — Марк, я могу держать себя в руках, не собираюсь я рвать на тебе футболки, — говорит он, и олень еле слышно фыркает, исподтишка поглядывая на Рому. Босс паркуется у дома, берет в одну руку спортивную сумку, с подозрительным лицом позволяет Марку забрать пакеты с фастфудом, делая пальцами универсальный жест «я слежу за тобой», открывает магнитным ключом дверь. Мысли у Ромы совершенно одновалентные, они намертво соединяются с «целовать»: нельзя целовать в лифте, потому что, если на другом этаже кому-то приспичит подняться наверх, лифт может на ходу остановиться, а Рома — уже нет, нельзя целовать в холле из-за соседей, можно целовать в коридоре, но Марк проходит на кухню и не торопится сокращать дистанцию. Они расставляют всё по местам, вываливают картошку-фри на тарелку и подогревают её вместе с мясом и бургерами. Рома думает, что неплохо бы добавить градуса (Марку — для смелости, ему самому — для отключения в голове мнительного режима «щас по мелочи облажаюсь, и настанет пиздец»), но у него в доме только виски, после которого голова совершенно убитая. Он таранит Марка взглядом и видит, как его олень сдаётся, разжимает вцепившиеся в тарелку пальцы и нерешительно поворачивается к Роме, тот идет на сближение с этим мудрёным космическим объектом, и тут у почти готового оленя дзынькает телефон. Марк застывает, скашивает глаза на дисплей, и доброе лицо мгновенно меняет выражение. — Чего ты? — тихо спрашивает Рома, и Маркова рука протягивает мобильный, демонстрируя сообщение: «Я теперь у дяди Толи. В пятницу вернулась Юля, она избавилась от ребенка». Телефон пиликает, и внизу появляются еще две строчки: «Одни мы с тобой неприкаянные на этом празднике». Марк с потерянным выражением лица читает новое сообщение, и Рома, мученически вздыхая, предлагает: — Дунем? Зря только полы намывал и внепланово менял постельное белье. Он смотрит на Марка и малодушно не хочет переваривать мысль, что тот сейчас развернется и уйдет, потому что хрен с ними, с чистыми полами, с новым бельем, с сексом, Роме просто жутко не хватает близкой компании, человека, с кем можно загасить все неебические нервы последней недели, ему так одиноко, что хочется выть на потолок. — Не знаю, Ром, мне потом в таком состоянии ещё самый дешёвый хостел в городе искать, потому что денег на отель уже не хватает. Босс шевелит мозгами и думает про единственную в квартире постель, потом про то, что с Марком у них сегодня вечер без секса. Если просто спать вместе на одной кровати, даже как следует не поцеловавшись (атака губами не считается), то будет по-идиотски неловко, получится френдзона какая-то, а если кому-то лечь на пол, то ситуация ещё дебильнее. Рома вспоминает, что у него есть нераспакованный надувной матрас (какого хрена он не подумал о нем раньше и спал на полу, пока Катя занимала постель?), мысленно прикидывает, что под дурью им будет всё равно, и настойчиво говорит: — Ничего, место найдется. Марк подозрительно косится в сторону спальни, совершая в голове какие-то серьезные математические расчеты, но всё же кивает, мол, давай, таксист, сворачивай нас на скользкую тропинку. Под пристальным оленьим наблюдением Рома идет в комнату, выуживает из недр шкафа коробку с матрасом, берет сменное постельное бельё, суёт под мышку книгу-тайник с косяками и тащит всё на кухню. Марк с немного расстроенным выражением морды сооружает себе спальное место (реально что ли хотел присоединиться к Роме на кровати? Кто тут несколько дней назад заявлял, что не гей?), а босс тем временем облокачивается на кухонный стол, смачивает слюной косяк, чтобы тот не развернулся, и раскуривает, смакуя дым на языке. Марк прекращает мучить пододеяльник, тянется за самокруткой, и Рома небрежно передает её, не опуская руку, лаская пальцами чужую ладонь. Олень и марихуана — новое визуальное порно, которое выбивает весь воздух из груди. Рома засматривается на своего талантливого бывшего архитектора и тонет в эгоистичном желании ему отсосать: прямо здесь опуститься на колени и взять в рот чужой член, чтобы Марк подавился дымом и вцепился ладонью в его волосы, и почему-то перед лицом появляется самокрутка, а олень полусидит на столе в шаге от него и намекающе поднимает брови, мол, будешь? Рома уплывает и без помощи наркотика, у него в голове гораздо больше дури, чем в этом самом косяке, он затягивается и не может отвести от Марка взгляд, отталкивается от края стола, нависает над ним, аккуратно кладет ладони по обе стороны от чужого тела, блокируя пути к отступлению, и Марк смотрит на него широко раскрытыми глазами. «Нельзя, похерю же все к чертям собачьим», — мелькает в голове у Ромы, он тянется к оленьему лицу, в последний момент уворачиваясь от прямого контакта с вожделенными губами, и трется о чужую до сладости колкую щетину. Его собственное лицо всегда было очень чувствительным, и щека горит от прикосновения, заряжая раскалённой волной прямо в пах. Он скорее чувствует, чем видит, как Марк начинает трястись от смеха, потом с улыбкой бормочет в Ромино ухо: — Щекотно. — Я тебе сейчас покажу «щекотно»! — возмущается Рома, склоняется сильнее и кусает Маркову шею. Олень резко выдыхает, дергается в попытке вжать голову в плечи, а потом слегка наклоняет голову, сдаваясь, в безмолвном «ну, давай». Рома сжимает зубы на чужой коже, вылизывает под Марковы полузадушенные вздохи, а потом марихуана дает ему в голову, и он выдувает «пфррр» в шею, олень ржёт в голос, вымыливается из кольца его рук и заваливает Рому на надувной матрас. Босс чуть не роняет тлеющий косяк, одной рукой со смехом пытается отбиваться, и они с наслаждением елозят по простыне, трутся друг о друга. Рома чувствует, что у Марка стоит, но, блин, нельзя пользоваться ситуацией: нестабильный элемент в любой момент может передумать, и это опасение настолько сильное, что Рома даже под наркотой не может через него переступить. Под громкое бурчание в животе Марк победно прижимает его свободную руку к матрасу, они замирают, смотрят друг на друга и снова заходятся от смеха. Олень выпутывается из Роминых топких конечностей, встает и тянется к еде, а босс продолжает бескостно лежать и улыбаться, не заботясь о пепле с самокрутки, всё равно бельё придется стирать. Он затягивается ещё, передает косяк, потом тоже поднимается и вгрызается в фастфуд, закидывает в рот картошку с соусом, снова забирает самокрутку, делая контакт рук максимально долгим. Марка окончательно накрывает первым: он резко скручивается в тупом угаре, сипит от смеха, и Рома тоже чувствует наркотическую волну, сползает обратно на матрас и ржёт до боли в животе. Пока олень пытается вдохнуть достаточно сильно, чтобы докончить косяк, Рома по стеночке ползет к чайнику, сипло обхихикивая обои, наливает два больших стакана холодного кипятка. Они пьют водичку и снова громко гогочут, и ни о чем другом блаженно не думается. Рома прижимается боком к теплому, дергающемуся от смеха телу и сам не замечает, как вырубается между обдолбанными спазмами. Он просыпается глубоко ночью, растерянно вертит головой, удивляясь, что его умудрило сморить на кухне, потом нащупывает взглядом мирно лежащего на спине Марка и чувствует мягкую волну смеха, подкатывающую к его горлу от совершенно дегенератского выражения оленьей морды. Рома укрывает сопящего идиота одеялом, а ещё сверху — пододеяльником и идёт в спальню на свою кровать, чтобы утром не мучиться от неловкости ситуации под названием «мы спали вместе, но не трахались». Босс сонно таращится в потолок и с улыбкой крутит мысли о том, как он скучает по тем моментам, когда спал не один, и как было бы здорово сейчас подкатиться обратно оленю под бок. Утром в квартире что-то начинает шкворчать, поэтому Рома спешно натягивает на себя майку и старые спортивные штаны, чистит зубы и торопится на кухню, где кашеварит олень, отмечая про себя помытую посуду и сковороду с яичницей, рассчитанной, наверное, на четырех человек. Босс подходит к Марку и встает рядом, осторожно касаясь плечом его плеча, пытаясь без слов выразить одновременно участие (все же накурились они вчера не просто так) и благодарность за завтрак. Олень поднимает голову, разворачивается и подается вперед, решительно прижимаясь к Роминым губам, а Рома может быть кем угодно, но не человеком, который второй раз проёбывает такие шансы (допустим, перед клиентами устраивать шоу было нежелательно, но хуй с ними, если у них уже всё давно проплачено). Он вжимается в наконец-то созревшего оленя всем телом, проталкивает язык в его рот, ладонью поворачивает Маркову голову на удобный угол, чтобы увеличить свои шансы достать языком до его глотки. Они жадно целуются, и Рома захлёбывается Марком, думает, что надо было давно зажать его в угол, пригласить в кабинет сразу после конца той презентации и втереться в его губы так, чтобы жгло и саднило. Он понимает, что сейчас надо собираться на работу, и нет времени переводить стрелки в постель, но он бы с большим удовольствием разделся прямо здесь. Рома заранее знает, что секс будет мучительно неловким, потому что Марк ни разу не спал с мужиками, а он ни разу не имел партнеров без гомосексуального опыта. С Марком, наверное, придется включить сценарий бабской романтики, устроить легкий расслабляющий ужин, слегка напоить, поставить на DVD какой-нибудь старый приключенческий фильм, но чтобы олень его точно раньше видел и не обращал особого внимания на экран. С позициями, наверное, тоже придется пободаться, хотя для начала ему не принципиально, лишь бы уже у них хоть что-нибудь было. Рома тяжело отрывается ото рта Марка, нежно проезжаясь сомкнутыми губами по его щеке, и идет делать кофе. — Будешь? — спрашивает он, включая чайник. — Только воду, — качает головой олень, — а то такое ощущение, что меня до конца не отпустило, и если выпью кофе, то разорвусь на части. Олень садится за стол взлохмаченный, с довольной розовой мордой, и Роме приятно просто смотреть на него. Он не хочет выпускать Марка со своей территории, но предложить сейчас: «А оставайся у меня?» — это выйти за все рамки адеквата. Оставайся в качестве кого? Спи на кухне на матрасе, пока мы не начнем нормально трахаться? Получается, что Рома предлагает помощь в обмен на потенциальный секс, и это какая-то фантастическая хуйня. — С жильем вопрос решил? — между прочим спрашивает босс. — Неа. Денег настолько в обрез, что в субботу ночевал в хостеле, там оставил пока вещи. Но уверен, что можно найти варианты подешевле, этим сегодня и займусь. Надо перекантоваться полмесяца до аванса, а потом нормальную квартиру сниму, на крайний случай комнату. Марк пьет водичку, жует яишенку и не выглядит сильно встревоженным, потом проглатывает кусок и спрашивает: — После косяка всегда так? — Как? — Ну, радостно. Все проблемы кажутся ерундой. — У меня почти всегда, — кивает Рома. — Но лучше, конечно, ситуацию оценивать трезво. Дурь, ну, и алкоголь, да — это так, экстренная мера, чтобы крыша не уехала в сложные моменты. Хотя обычно в качестве разрядки лучше спорт или секс. Марк смотрит на него нечитаемым взглядом. Когда там Роме казалось, что он понял Марка? Всё пьяные иллюзии. Он осторожно спрашивает: — Хочешь встретиться сегодня вечером? — У меня первый рабочий день, думаю, что совсем поздно освобожусь. Это нет или скрытое «убеди меня»? — Ничего, у меня еще дела после работы, так что норм, — пожимает плечами Рома. Попытка не пытка. Марк едва заметно сглатывает. — Тогда давай.