сегодня сидим вот сердце в железе
полгода назад
Двадцать ступеней вверх, лишь бы не свалиться в огромную темную яму. Пытаться схватиться пальцами за каждую ровную поверхность. Десять, и мысли уже не носятся в больном безумии. Пять, черные кеды, окурки под ногами, слышится хруст стекла под подошвой. Слышится вой царапин на коленях и локтях. Слышится крик в очередной раз убитой гордости ди Анджело. Какие-то дебилы сломали лифт, теперь его ремонтируют, а Нико приходится идти, ползти, по лестнице и вообще переживать каким-то образом семь этажей, и каждый словно новый уровень ада. Он, матерясь, заползает в квартиру, хлопает дверью и сидит еще немного на полу, смотря в черноту. Снимает кое-как кеды, кидает в пыльный угол, морщится от боли в ребрах. Шипит и пытается встать, держась за стенку, нащупывает выключатель и снова шипит, когда свет ударяет в глаза. Видимо, все-таки, сидел он на пороге долго, раз глаза успели привыкнуть к темноте. Он бредет на кухню, нервно начинает открывать ящики, потому что не помнит, куда дел чертову аптечку. Последний раз Джейсон бил его месяца полтора назад, поэтому Нико с какой-то хрупкой, но все равно, надеждой убрал аптечку со стола куда-то подальше, думая, что мозги Грейса встали на место. Нужное он находит в верхнем ящике, около холодильника, и идет в ванну. Лекарства в руках, там же царапины, синяки тихо сидят на нагретых местечках. Нико снова матерится, пока моется, пока вытирается, матерится, когда смотрит в зеркало на свое жалкое побитое отражение. Обреченно берет перекись и ватку из синей коробочки, смачивает и ведет по царапинам на плече. Нико из зеркала внимательно следит за каждым движением и, кажется, смеется, настоящий же Нико проклинает всю свою школу, а особенно Джейсона. Пластырей хватает только на пару царапин на лице и локтях. Казаться слабым не хочется, сдаваться идиотской жизни тоже, но Нико все равно чувствует себя паршиво, словно его предали. Он надеялся, что Грейс перестал, но сегодня он снова валялся в закоулке и принимал удары на выдохе. Он думал, что жизнь, где он стал спортивной грушей и отбросом, где он приползает домой, при этом не забыв зайти в аптеку, бьет стену до кровавых костяшек, закончена. В этой жизни из-за боли он не мог часами уснуть, поэтому играл в видеоигры до восхода солнца и, встретив его, терялся в тёплой темноте одеяла. И да, видимо, она продолжается. Компашка ебаного Грейса рвет ему нервы уже на протяжении двух лет. Он ненавидит каждого до боли в кончиках пальцев и сломанных карандашей на дне рюкзака. Мысленно бьет в знакомые лица, а в реальности старается не попадаться на глаза и терпит все выходки, заткнув гордость. Запирает ее в клетку, но в зоопарк не несет, хранит в уголке и молчит. Сам справится. Так лучше. Его спокойствие периодически ломается, вылетает пара матерных из худого тела. А после прилетает очередной удар на это ебаное тело. Очередной вдох, выдох. Поцарапанные щеки. Разбитые коленки. И синяки по всему телу. Расшатанная психика. Недоверие ко всему, что движется, доведенное до абсурда. Насмешки, расклеенные на каждом углу, и гнилые души. Нико терпит и идет дальше, затолкав все свои мысли подальше за звезды. Закончив все свои оздоравливающие процедуры, парень разогревает вчерашнюю пиццу и садится за какую-то игру, которую скачал сегодня утром. Хэйзел не звонит и, кажется, даже не собирается. Стараясь вообще не думать о жизни и её медленном течении, Нико пытается полностью уйти в сюжет игры. Дождь за окном бьет по стёклам, скатываясь каплями по подоконнику, и теряется в тумане. Холодные глаза Джейсона Грейса вновь смотрят из ненавистных воспоминаний. Смотрят хищно и светятся каким-то дьявольским светом. И никто не хочет остановить его безжалостные руки, никто не хочет стереть синие цветы на теле. Никто, блять. За Грейсом Перси Джексон, и тут Нико прорывает. Потому что этот человек самая непонятная херня во всей этой компании. Он то смотрит с жалостью, так, что ди Анджело однажды ему верит. Потом смотрит с насмешкой, когда Джейсон наклоняет голову Нико над унитазом. Смотрит с отвращением, когда Нико проходит мимо в школе. Он непонятный. Втаптывает своим взглядом в грязь, Нико думает, что тот его ненавидит. Ди Анджело уже даже не думает, почему с ним так обращаются, разбираться сил нет. Есть силы терпеть. Бороться — нет. У Нико надежда. Теплится на дне, светится. Надежда, что однажды все само наладится. Надо лишь подождать. Нико переваривает сегодняшний или уже вчерашний день и хочет просто заснуть. Но нихуя не получается. И от этих веселых звезд со счастливыми глазами тянет блевать. А уснуть так и не получается, даже когда эти твари в небе в очередной раз подыхают. У него в голове снова мысли, что Джейсон наигрался с ним, потому что этот придурок со своими друзьями не отсвечивал уже неделю перед глазами, но Нико помнит, как было все полгода назад, и на что-то надеяться боится. Он лежит в кровати и старается не думать о хорошем, старается о реальности и немного о будущем. Утро ещё хуже прошлого. Нежеланное. Впрочем, как всегда. Нико кое-как натягивает очередную темную майку с точно такими же темными джинсами. Подобрав полупустой рюкзак, он хватает куртку и уже через три минуты стоит перед мокрым асфальтом. Натягивает капюшон и плетется по утреннему городу. Пачка сигарет в кармане с торчащими нитками греет сердце, зажигалка в другом приятно хладит бледные пальцы. В мыслях крутится жуткое желание поджечь все вокруг и вырезать серость с домов и крон деревьев. Кеды противно шаркают по бесконечной дороге, а провода наверху разрывают серое небо на десятки отдельных кусочков. Там летают птицы черными точками, а Нико, не выдержав, жадно курит внизу. Хочется развернуться и убежать подальше, но что-то в темном уголке внутри не дает и держит на месте. В кармане вибрирует телефон, и Нико, достав его, нехотя нажимает на зеленую трубку. Отец на том конце просит не расстраивать, руки сами по себе сжимаются, Нико повторяет несколько раз, что все в порядке, и затягивается после каждого. Отец в другом городе, в другом доме и с другой семьей. Нико же посреди серого с предательством в сердце и воспоминанием больным под коркой черепа. Он держится, не жалуется и не плачет, потому что привык, у отца нет к нему чувств. У Нико тоже. После Бьянки у него нет ничего. В школе из шкафчика в ноги ему падает несколько окурков, а за спиной слышится тихий смех. Нико безразлично смотрит на них, пинает ногой в сторону и тянется за учебником английского. — Не хочешь поднять за собой мусор? — говорит кто-то рядом. Нико глядит зло на Перси, который прислонился плечом к линии шкафчиков. Тот ухмыляется, смотрит оценивающе сверху вниз, а после останавливается на глазах. — Не хочешь проехаться носом по полу? — шипит Нико в ответ, набираясь смелости, и невольно сжимается, когда Перси поднимает и руку оттягивает воротник своей футболки. — Получить что ли хочешь? — говорит Перси, не отрывая взгляда, и чешет шею. — От тебя еще не получал. Перси смеется, опустив голову, а потом смотрит опять, тянется своей смуглой противной рукой к кофте ди Анджело и поправляет медленно. — Зачем мне марать об тебя руки? Тем более ты груша Джейсона, а я просто хочу немного помочь, — он убирает пальцы от замеревшего ди Анджело и продолжает прожигать. — Да иди ты, — нерешительно бросает Нико, из-за чего опять слышит смех напротив, опускает голову и отворачивается. Он идет, бежит, к кабинету английского, бросает учебник на парту, садится и пытается отдышаться. Перси появляется снова, когда Нико одиноко стоит в коридоре школы и думает как пережить еще один день. Ему хочется кричать. Он просто стоит, смотрит вокруг и старается терпеть. Все вокруг бегут, суетятся и слишком громко улыбаются, а Нико остается на месте и выглядывает из-за спин. Открываться людям сил, если правда, уже нет, ди Анджело конечно пытался, много и провально. Старался быть приветливым, отходчивым и спускал часто все другим с рук, несмотря на свое плохое настроение и боль между ребрами. Но эти другие пользовались и уходили за ближайший угол при удобной возможности. А Нико все-таки не железный. Внутри сейчас пусто. Как слепой он продвигается по своему я, и там совсем не на что опереться. Прогнил или гниет, Нико уже не важно. Он вглядывается в знакомые лица, с ужасом понимает, что совсем не знает, что представляют из себя их хозяева. В школе все его считают игрушкой Грейса и стараются обходить за метр, кроме Хэйзел. Нико не обижается, привык, он бы сам был бы счастлив себя не знать и обходить, желательно, за километр. Но Перси Джексон, кажется, не разделяет с ним такой мысли и оказывается ближе, чем на километр, и даже чем на метр, присаживается рядом, словно самый лучший друг, а не кошмар. Нико смотрит на него уставше, а Перси радостно в ответ. — Чего? — Какой твой любимый цвет? Нико, наверное, простоял бы так целый день, смотря ошарашенным взглядом на Джексона. Пока солнце не упало бы за горизонт, раздавив пару планет, и у него бы не заболели глаза. Перси только шире растягивает губы и оглядывает подростков вокруг, наслаждаясь замешательством парня. На них, конечно, все смотрят и шепчутся, кто-то даже пальцем показывает, а Нико кажется готов взорваться, у него в голове воет сирена синим и красным и план выезда из страны рисуется. Дружеский настрой Перси пугает посильнее всяких ледяных глаз Грейса напротив. — Думаю, чёрный, — говорит Перси, медленно оглядывая его и снова улыбаясь. Ответа после не следует, и улыбка сползает с лица Джексона. Нико отходит от шока и пытается догадаться, что задумал этот идиот, он напряжен, ждет ядовитых клыков и старается держаться так, словно ему похуй. Чувствует, что получается плохо. Но Перси продолжает спокойно стоять рядом и следить за их длинными четкими тенями, настойчиво ползущими по полу. Джексона Нико знает с двенадцати или тринадцати, в общем, с года, когда отец нашел себе жену, а Нико отправил подальше. Перси выглядел обычным подростком и они не общались, только однажды он напоролся на него спустя год после приезда. Порвал куртку, пока падал, летя в неизведанную глубину лужи. Перси сказал что-то типа: «Будь аккуратней», и сейчас это, блять, кажется каким-то тайным посланием. Через год его побил Джейсон, а после это продолжалось регулярно. Нико терпел, Грейс разрушал, Перси смотрел. А теперь ди Анджело с трудом вспоминает себя без синяков и царапин. Руки и колени слишком давно были чистыми, рядом на тумбе стоят йод и раствор хлоргексидина. Дальше зеленоватые пластыри и бинт на совсем тяжёлый случай. Но Джейсон тяжелого случая не допускает, отпускает во время, морально уничтожает и достаточно. Регулярность со временем переходит в своеобразные вспышки. Бинты лежат в дальнем ящике, йод переместился на полку около стола и стоит там невидимый из-за кучи книг и всякого хлама, иногда занимает свое старое место, где теперь обычно лежат телефон и пара тетрадей. Где-то здесь и заканчивается несчастная драматичная история Нико ди Анджело. Нико не выдерживает и сам уходит от Джексона, тот только хмыкает в спину и скорее всего улыбается, смотрит. Нико уверен, этот уебок только смотреть и может. Он идет через вечерний город, наступает на розовые лучи уходящего солнца и старается разгадать странное поведение Джексона. Этот парень близко никогда не подходил, даже обходил, словно ди Анджело грязь, не хотел вляпаться, иногда смеялся вместе с друзьями, когда в Нико горстями бросали обзывательства. Он, конечно, не сравнится с Грейсом, но тоже отвратительный. Мысли крутятся в голове, сигарета смешно трясется в тонких губах, парень ее не поджигает, шагает через тени, спешит в самое прекрасное место в этом сером и шумном городе, там скорее всего предатся отчаянию, оно заберет его в свои теплые лапы и реальность уничтожит на пару часов. Он доходит до своего дома, скрывается за тяжелой дверью и в темноте подъезда нажимает кнопку лифта, усмехается. Мозг Джексона не мог так быстро вправиться на нужное место, а совесть должна была уже помереть давным давно, даже, наверно, в могиле сгнить. Джексон с Грейсом — самые популярные, короли, с властью в одном кулаке и долбоебизмом в другом. Перси типа правая рука и прочее и прочее, Нико бы назвал его шавкой Джейсона, не более. Его от такого тошнит, и он точно не хочет иметь ничего общего с этим хуесосом. Он просто в неудачное время оказался в неудачном месте с неудачным настроением. Концентрация неудач привела его к тому, что он имеет сейчас. Джейсон пугает, а Нико боится, и это бесит. Это дерьмо продолжается уже около двух лет, и Нико совсем не умеет себя жалеть и отступать в сторону. И, возможно, это мазохизм, но Нико будет терпеть, продолжать смотреть с ненавистью в глаза и облизывать соленые губы. Нико поднимается на десятый, хотя живет на седьмом, выходит на подъездный балкон и вздыхает, расслабляется. Перед ним огромное солнце, ночь падает сверху, придавливает, играет и поглощает желтое. Ди Анджело довольный достает зажигалку, поджигает сигарету, фильтр которой уже был мокрым, затягивается медленно и выдыхает, тоже медленно, улыбнувшись уголками губ. Противная несущаяся жизнь отступает на задний план, и тягучий момент ядовитого наслаждения захватывает его полностью. Трагедия на его глазах. Падающая могучая звезда. Умирающая сигарета в сломленных пальцах. Бледная красота ночного времени. Этого достаточно для скромного буднего счастья. Нико любит быть один, любит подальше от людей и ближе к небу, с сигаретой и горьким вкусом на языке, любит улыбаться непонятно чему, и чтобы никто его не видел. Он садится на пол, скрещивая ноги, кладет рядом бережно пачку с зажигалкой и смотрит. Нико боится. Солнце все катится за горизонт, плющится там под фиолетовым свинцом, дома стоят черной стеной со своими желтыми глазами, и Нико старается не паниковать, а наслаждаться. Вспоминает пушистого Перси и плюет вниз через прутья. На высоте в десять этажей он так и не разгадывает мирного настроя Джексона, зато доживает последние минуты этого дня довольным и одиноким. Как обычно.день еще выгонишь может быть изругав