makk mikkael — use me
arctic monkeys — why'd you only call me when you're high?
the mirror's image
it tells me it's home time
but i'm not finished
'cause you're not by my side
Дня через два уже вся школа шепчется о том, что тот самый Перси Джексон встречается с тем самым Нико ди Анджело. Причем, наверное, добрая треть учеников знает о споре. В них взгляды кидают и застревают ими в телах, руками в их сторону машут и на ухо друг другу что-то шепчут.
Нико чуть ли морды эти наглые глазами не перебивает, кулаки сжимает, Перси тогда его за плечо трогает и спрашивает: «Все в порядке?», ди Анджело кивает, и Джексон, конечно же, ему не верит. Пыткой становится идти по коридору, пыткой становится на уроках сидеть, на обеде вместе есть, пыткой становится вообще рядом как-то с друг другом находиться.
И если для Нико это ограничивается только временем, когда они в школе, то у Перси не прекращается ни на секунду. У него все так же ветром влюбленность носится от одной стенки тела к другой, сбрасывает нагло с полок все попытки отвлечься и заставляет подвисать каждый раз. Нико вроде бы его взглядов не замечает и только капюшон кофты больше на голову натягивает, спрятаться скорее всего пытается.
Они, как только выходят за ворота школы, облегченно выдыхают каждый раз, Перси с надеждой смотрит на Нико, но тот засовывает фильтр в рот и машет рукой. Джексон стоит, глядит пару секунд вслед и разворачивается. Они просто расходятся в разные стороны, и люди, которые встречаются, так не делают, но они и не встречаются. Перси повторяет это себе раз десять на дню и меньше старается расстраиваться.
Так проползает неделя. Нико о споре больше не разговаривает, просто ходит рядом в школе и не напоминает о себе после. Перси перестает ему надоедать, не пишет вечером и не зовет никуда. Сидит один в своей комнате и просто думает, что, блять, делать, как выбираться и возможно ли вообще.
Он ищет ответа в интернете, большинство советов говорят об обычном диалоге, признании или прекращении общения. Джексон не представляет просто, как о таком разговаривать. Как прекратить общаться — тоже не представляет.
В один из дней подходит Джейсон. Перси с Нико стоят где-то в коридоре и говорят вроде бы о литературе и о том, как получить бы по ней зачет, ничего не делая. Джейсон улыбается, зубы обнажает, а Перси чувствует, как Нико ближе оказывается и плечом к его плечу прикасается.
Джексон непонимающе на него смотрит, но Нико просто кивает и пальцы с его переплетает. Убивает просто. Джейсон опускает взгляд на их руки, больше улыбается, оглядывает счастливо.
— Кажется, у вас все хорошо.
— Чудесно, — говорит Нико.
— Надолго ли только.
Нико глазами его протыкает, Джейсон в ответ, а Перси стоит рядом и не знает, что делать. Наверное, если бы даже знал, продолжал бы столбом стоять, потому что у него все существование на кончиках пальцев сосредоточилось. На том моменте, что он может сейчас свободно эту желанную ладонь в своей держать.
Он просто такой влюбленный придурок, что аж смешно.
— Не сомневайся, — Нико губы растягивает в улыбке пугающей.
Грейс неестественно смеется и на Перси смотрит, красноречиво так, взглядом что-то сказать пытается. Перси не врубается, да и не пытается. У него тело в себя все еще прийти не может, и рука левая потеет ужасно, горит чертовым огнем. Но приятным, однако.
— Оставишь нас? — спрашивает, смеясь, Джейсон и старается не смотреть, как Нико поворачивается к другу, тянется к его щеке губами и, слишком хорошо играя, прикасается на секунду.
Перси не играет и вспыхивает красным сразу на щеках и ушах. Чужая рука отпускает его, и скоро Нико скрывается за ближайшим поворотом. Перси и Джейсон провожают его худую спину глазами, а потом Грейс обратно к другу обращается и выдает восхищенное:
— Ахуеть.
— Да, — отвечает ему Перси.
А х у е т ь.
— Походу ты выигрываешь, — смеется Грейс, а потом внезапно становится слишком серьезным. Смотрит внимательно из-под светлых бровей и подходит немного ближе, окатывает пронизывающим почти до костей холодом. — Ты изменился.
Перси глядит тупо в ответ, у него дыхание перехватывает, словно кто-то за горло крепко сжимает, обжигает своей кожей. Джексон губы насильно растягивает, глаза щурит и машет рукой, подавляет всякую искренность внутри, наступает грубо и к полу давит.
— Да нет, — Джейсон только бровь дугой выгибает на такой ответ.
«Да нет, все намного хуже».
— Ну, и как это целоваться с парнем?
Перси резко перестает улыбаться, руки в карманы прячет и, кажется, начинает раскалываться. Джейсон смотрит в упор, почти не моргает, словно каждое движение на лице Джексона поймать хочет. Влезает через дыру между ребрами и начинает шерудить там своей ледяной рукой, вцепляться больно и пытаться разорвать.
— Ничего нового, — говорит. — Это было-то один раз.
— Вот как? — кивает Грейс. — И как далеко ты готов зайти?
— В смысле?
— Ну, поцелуи — это уже не слишком?
— А что я должен делать? Отворачиваться? — смеется.
Джексон сам знает, что да. Да, должен отворачиваться. Да, должен убегать. Да, ему пиздец. Сам знает, без всяких холодных взглядов напротив. Джейсон только плечами пожимает, мучать перестает и проходит мимо. Перси поворачивается, глотая побольше воздуха, и идет следом.
Поцелуи — это слишком.
Перси, кажется, похуй.
А Нико, видимо, еще больше, чем похуй.
Их приглашают на какую-то очередную попойку. Приглашают, но заставляет прийти Лео, а еще на этот раз он обещает, что купит Нико сигареты. Ди Анджело только шутит, что Перси, кажется, теряет хватку и скоро он будет встречаться с Вальдесом. Перси ломано улыбается и старается сдержаться, чтобы не прорычать в ответ: «Мы не встречаемся. Хватит». Сдерживается каким-то чудом.
Они заходят в квартиру, Нико скидывает кеды, челку со лба сдувает и скептически смотрит на Джексона, который со шнурками не может справиться. Перси нервно улыбается в ответ, знал бы ди Анджело, с чем он еще не может справиться, то сейчас бы не осуждал за шнурки и криворукость.
Комната, где идет все основное действие, полна знакомых со школы, по их волосам и плечам ползут теплые розовые пятна света, переливаются, проваливаются в складки одежды и выныривают потом обратно. Вслед за светом ползут звуки какой-то приятной музыки, расслабляют и тянут в сторону кухни, где сосредоточен милый островок из цветных бутылок.
Нико предлагает выпить понемногу и через час домой пойти, Джексон всеми конечностями за, потому что настроение ну совершенно не тусовочное. Ди Анджело, как пару месяцев назад в клубе, тянет за собой, Перси смотрит на его темную макушку и ужасно сильно носом в нее уткнуться хочет. В принципе, он может, а потом, мол, мы же типа встречаемся, надо поддерживать образ. В голове всплывают слова Джейсона, и холод по спине пробегает голыми пятками. Перси решает не испытывать судьбу и ничего не делает, просто берет из рук Нико желтую бутылку и открывает резко.
Через часа полтора они уже прикончили по две. На них каждую секунду направлено по паре любопытных взглядов, иногда кто-то подходит, спрашивает какую-нибудь хуйню, и Нико отшучивается. Шуток, кажется, его не понимают, а только тупо в рот смотрят и лыбятся.
Перси напиваться не планировал, но Перси после пива становится максимально похер, поэтому они с Нико намешивают какой-то коктейль из всего, что находится на злосчастном столе, при этом глупо хихикая, как два последних идиота, и выпивают, руки скрестив. А после Нико тянет его за шею к себе и мажет по его губам своими.
Очень быстро и очень мало.
Перси еще раз хихикает, обзывает ебланом, игнорирует жар, разливающийся по телу. Они пьют еще. И еще. И еще. И еще с кем-то. Голову кружит, наклоняет из стороны в сторону, и оттуда мысли стайкой тонких журавлей вылетают на юг.
Нахуй.
Понемногу все как-то превращается в полный разнос, а планируемый час становится двумя, а потом и тремя. Настроение все еще не тусовочное, но у Нико видимо уже да, поэтому Перси ходит за ним по пятам, следит за каждым вздохом и отмахнуться от себя не дает.
Нико руки тянет вверх, смеется с другими и пытается с музыкой слиться. Перси руки эти хватает, рядом с собой держит, словно этакий сторожевой верный пес. Хотя, наверное, он и есть пес — миленький, с ошейничком поперек шеи, с косточкой, трясущейся и мелькающей. Пес.
На них продолжают глазеть, продолжают подходить, продолжают раздражать. Нико улыбается им, а Перси ревнует просто адски, но виду старается не подавать.
А потом случается хуйня.
Перси только минуты на две отходит в туалет, а Нико уже успевает поспорить с ебаной Клариссой Ла Ру, что она не сможет выпить семь стопок подряд. Он возвращается как раз в тот момент, когда вокруг этой парочки собрались люди и что-то увлеченно комментировали. Нико выглядит слишком возбужденным и счастливым, смотрит на решительное лицо напротив взглядом раскосым, смеется. Кларисса дуется и за плечо его к себе ближе тянет.
— Давай, если я выиграю, то ты… — она задумывается.
— Гейский поцелуй, — орет кто-то из чертовой толпы.
— Точно, то ты сосешься с Джексоном, — кивнув, говорит она и руку протягивает.
Перси морщится, голову в сторону того придурка поворачивает. Все только лыбятся до ушей и кивают, как какие-то болванчики, а взгляды линиями к руке Клариссы стремятся и встречаются там в одной точке. Перси тоже смотрит.
Нико, блять, жмет.
Нико.
Блять.
Жмет.
Соглашается.
Сука.
Мнения охреневшего Джексона никто не спрашивает. А еще он уверен, что голос этого мудака, предложившего такую бредовую идею, принадлежит Грейсу.
Перси отрешенно смотрит на то, как Нико наливает семь рюмок из прозрачной бутылки, как тот находит его своими пьянющими глазами и улыбается. Смотрит, как Кларисса заглатывает с легкостью одну за другой. Смотрит, как она победно ставит седьмую на стол и триумфально руки вскидывает.
Потом даже обстановка в комнате меняется: свет из розового перетекает к холодным тонам, вокруг темнеет, а довольные лица по периметру, кажется, только больше светиться начинают жуткими ухмылками. Перси на месте стоит и все еще в прострации плавает. Потому что все катится по какому-то слишком хуевому сценарию, а еще никто остановить это не пытается.
Все кричат, Нико от Ла Ру тянут, он смеется, и толкают к Джексону. От них отступают на несколько шагов и смотрят, как на каких-то обезьянок веселых в цирке. Дыхание словно задерживают и вообще ни звука не издают, пока ди Анджело шаг к Перси не делает.
Нико приближается, облизывает свои чертовы губы, по его лицу ползет голубая полоска света, за ним все мелькает синим, светится и отблескивает в волосах, на шее, красивым, заманчивым и определенно опасным. Нико оглядывает голодные лица, улыбается и снова смотрит на Перси.
Кивает, блять. Подходит, кладет руку на шею и голову наклоняет. У Перси мир наклоняется на сорок пять и скоро либо рухнет, либо перевернется вверх дном. Шея горит адовым пламенем, пальцы Нико проводят по чужим волосам, и Джексон просто уже готов кончить.
По его лицу ползет очередная полоска, замирает на сетчатке чем-то космическим и липким, Перси там и останавливается неустойчивой линией. Он вцепляется в футболку ди Анджело около талии и немного отодвигается, смотрит еще глубже, зря смотрит, потому что вязнет сильнее и без шансов на спасение.
Нико шепчет ему:
«Расслабься» и переносит руку на линию скулы.
Перси, блять, не может расслабиться, потому что не хочется потом обнаружить стояк в штанах.
— Слушай, это какой-то бред. Давай, нет, — говорит он, умоляет почти, даже коленки почти сгибает.
А Нико просто дьявол, скалится быстро, берет крепко лицо Джексона, приближает к своему насильно и закрывает глаза. Перси смотрит на эту ебаную сказку, ощущает каждый чертов кусочек чужой кожи и в принципе не сопротивляется сильно.
Нико решительно обхватывает его верхнюю губу, целует медленно, и Перси, если честно уже похуй, что у него там будет в штанах, потому что скоро он точно упадет посреди пьяной квартиры, этих синих огней и перекатывающихся голубых по стенам, упадет бездушной тушей и больше никогда не встанет.
Губы Нико снова сжимают его, мокрым и горячим проскальзывает между язык, и у Перси взрывается все что только можно ярко и сверкающе. Нико жмет на его подбородок большим пальцем, заставляя приоткрыть рот и, когда не соображающий Джексон поддается, углубляет их ненастоящий поцелуй до чего-то охуеть какого прекрасного.
У Перси звезды на внутренней стороне век, звезды в голове и в кончиках пальцев. Его трясет, как больного, но он тянет это чертово худое тело к себе за футболку, устраивает пальцы на талии и позволяет перетечь всему в ебучий везувий, с такой чертовски горячей и красной лавой, что там даже вода уже гореть начинает.
Они, блять, целуются на глазах почти у всей школы, язык Нико во рту Перси, когда на них уставлены десятки пар жадных глаз, и это, конечно, не то, о чем мечтал Джексон, но тоже неплохо.
Очень даже.
Нико выскальзывает так же быстро, как начинал, целует напоследок тянуще и отстраняется, смотрит на Перси, за сетчатку, нечитабельным взглядом и ухмыляется. У Джексона в очередной раз резко все подскакивает и сбивается с ритма, он глядит в ответ, не ухмыляется и все еще держит руки на худой талии.
Вокруг раздается громкое и восхищенное
«вау» и что-то типа
«еще», Нико осматривает быстро эту странную публику и улыбается слишком мило, чтобы Перси было похер. Потом поворачивается обратно к нему, за волосы треплет, отстраняется, метры между ними увеличивая.
Треплет так, словно не перерезал чертову угловатую линию пульса парой секунд назад, словно не был нереально близко, будто просто Перси какой-то ребеночек милый или все тот же верный пес.
Будто они, блять, друзья.
Перси так быстро переключиться не может, поэтому остается стоять столбом посреди комнаты и ему нужна еще минимум одна жизнь, чтобы все переварить.
Этот ненастоящий поцелуй был покруче всех его настоящих и слишком возбуждающим, чтобы его просто проигнорировать в своих мыслях и поставить пометку рядом
«это все спор с Грейсом, ничего серьезного».
У Перси там за одеждой точно вполне настоящее, неплохое такое, каменное
ничего серьезного.
Перси находит его на кухне. Этот придурок снова что-то льет себе в стакан, блестит взглядом на Лео и широко смеется. Лео размахивает рядом зеленой бутылкой и сразу же замолкает, когда видит хмурое лицо Джексона перед собой. Нико, видимо, заметив моментально сползшую улыбку Вальдеса, поворачивается и тоже на хмурое лицо натыкается.
— Что, Джексон, еще хочешь?
— Что за хуйня это была?
Нико рот открывает, но ничего не говорит, потом бросает взгляд на Лео рядом. Тому в руках только ведра с попкорном не хватает. Перси тоже смотрит на него, а потом быстро подбородком в сторону кивает. Вальдес не двигается, а только больше на стойку ладонью облокачивается.
— Лео, сгинь по-братски.
Парень рот широко раскрывает и от стойки отрывается, сжимает напоследок плечо Нико и исчезает после в другой комнате. Нико, не отрываясь, смотрит на Перси, ставит бутылку к другим, делает глубокий вдох и голову выше поднимает.
— Что за хуйня это была?
— То, на что ты поспорил. Мы ж типа встречаемся, — говорит он и облизывает губы слишком как-то медленно.
Перси следит за этим, сглатывает и зажмуривается на пару секунд.
— Язык зачем?
Нико жмет плечами и смотрит в сторону, нагло лыбится, и это раздражает. Потому что Перси перед ним весь на нервах, трясется, открытый, створками бьется. У него тут, может быть, будущее решается, а Нико словно не замечает совсем.
— Чтобы натуральнее выглядело, — выдает ди Анджело, перенося взгляд обратно на лицо Перси. — Ну ты не отказался.
Нико снова улыбается, странно как-то, и в очередной раз в себя затаскивает черными пальцами, лепит из Перси, все что ему вздумается, в руках пластилином податливым вертит, а тупой Джексон ничего и сделать не может. Совсем. Нико не отрывает взгляда, и Перси снова чувствует странное покалывание по коже.
— Нахуй иди, — бросает он, пытаясь перебороть новый шквал эмоций.
— Ну до такого мы не договаривались, — Нико поднимает брови и смотрит с насмешкой на замешательство Перси, ждет, пока до того дойдет шутка, и когда до того доходит, то улыбается еще шире, зубы обнажает, клыки демонстрирует, чтобы Джексон имел хоть представление о том, как его дальше убивать будут.
— Ты, блять, флиртуешь что ли? — спрашивает Перси, немного отстраняется и почти ругаться начинает. Его даже алкоголь, реками под кожей разлившийся, отпускает, он трезвеет слишком резко и слишком болезненно.
Нико хмыкает весьма многозначительно, перестает смотреть и поворачивается боком. Возвращается обратно к стакану и отпивает, прожигая взглядом уже толпу в проеме двери. Перси еще немного рядом стоит, сверлит в его висок, а потом опять матерится и исчезает после в этом чертовом проеме, в толпе фиолетовой.
У него все еще на губах прикосновение огненное, сжигает и не дает забыть. В сердце волнами влюбленность бьется, синими, голубыми и, конечно же, черными. Перси теперь только и знает, что черный. Везде. В глазах, на теле, на губах, внутри. Черный, как самое яркое и цветное.
Дыхание Нико режет кожу, глубже, через кости, Перси не знает, куда еще-то можно. Вроде и так достаточно. Вроде через нервы прошел, перебежал по глотке, прямо в цель. Перси не может с таким справиться.
Перси бросается, барахтается, воздух глотает. Взгляд через взгляд пропускает, больное все в руке сжимает и протягивает,
пожалуйста жалкое шепчет. В этот взгляд пытается все, что в нем последние месяца два живет, вложить. Не вкладывается.
У Нико глаза все такие же красивые.
У Нико глаза яркие. Перси таких не видел и не хотел так-то, совершенно ничего приятного. О черный, кажется, обжечься можно и ослепнуть навсегда, нахуй всякие золотые и красные, они на фоне всего, что у Перси в голове и по крови носится, самые тусклые цвета в мире.
Опять накрывают эти чертовы цунами, за ними шлейфом разрушенные города тянутся, а потом и Джексон плетется. Начальный этап влюбленности всегда самый болезненный, но у него в жизни какой-то просто овердохуя болезненный. Или Перси просто слишком чувствительный и все еще от максимализма не вылечился.
Перси злится. Потому что Нико сначала неприступный, глыбу из себя стометровую строит, а потом сам приближается, сам поддается и верить заставляет. Нико непонятный до ужаса, Перси вообще ни в чем не уверен. Играет он или нет, по-настоящему все делает или просто из-за того, что много выпил. Ди Анджело его бесит.
И скорее всего он скоро сорвется.
После всего они не видятся дня два: Перси сидит дома в каком-то идиотском сериале, сжирает весь запас еды из старого холодильника, пытается успокоиться, и слушает мольбы матери. Только из-за нее он выбирается из своей норы и печально идет в школу. Там снова огромная порция взглядов, ухмылок Джейсона и ебаный Нико ди Анджело посреди всего этого.
Перси, блять, скучал.
Они общаются, словно ничего не произошло, Нико по-привычному хмурый и немного грубый, а Перси с жадностью ловит каждое его слово и впитывает. Они продолжают изображать из себя черти что и разыгрывать бесплатный спектакль. Из Перси актер выходит явно хуевый, а вот Нико надо бы Оскар в руки положить.
Так протекает февраль и начало весны. Нико притворяется виртуозно, так, что Джексон даже ему иногда верит, а потом ночью по часу обо всем думает и ложь от истины разбирает по углам. Начинает даже фантазировать диалоги, как признается, как ди Анджело отвечает, улыбается, а после они летят в розовый сахарный закат.
Утром холодный отвратительный рассвет, Нико не улыбается, идет вдоль коридора, опустив глаза в пол, с рукой Перси на плече, и, кажется, совсем не чувствует ее тепло. Джексон вообще что-либо говорить боится, не то что
«слушай, ты мне вроде нравишься. что мне делать?». У него этот вопрос и так каждый день по сотне дырок в голове выжигает.
Перси снова начинает иногда к нему приходить, Нико открывает, не возражает, и словно видит всю разбитость и потерянность напротив, в квартиру рукой приглашает. И Джексон не может разобраться: становится ему лучше после этого или только хуже. Они сидят на кухне или в комнате и чаще молчат, чем говорят.
Стул все такой же скрипучий, Перси вертится на нем тихонько, заусеницы на пальцах ковыряет, а Нико следит за ним, ждет, наблюдает со стороны, как вопросы всякие и переживания тело напротив переполняют до наивысшей отметки. Перси не выдерживает, останавливается и говорит.
Что запутался немного, что цели у него нет, что от жизни не знает, что хочет. Что, кажется, слишком много думает. Нико смеется и кивает, мол, да, слишком много. Перси после лучше. От близости в метр — хуже. Нико смотрит на него, заботливо как-то и сочувствующе, Перси даже не останавливает себя, в ответ улыбается.
Метр взглядом сокращает.
Определенно хуже.
Как-то он приходит в очередной раз, под предлогом того, что забыл свою тетрадь неделей назад. Нико с волосами, убранными в хвост, в черной майке, которая косточки на плечах оголяет, и в джинсах. С привычными синяками и жутким притяжением.
Это немного ломает.
От него несет сигаретами, и Перси несет в другую реальность из черных тонов.
Нико хмыкает и дверь больше приоткрывает, а потом проводит на кухню тенью. Там одинокий стол, на поверхности которого пепельницу заменяет кружка с цветами. Рядом неизменная красно-белая пачка, зажигалка какая-то новая, прозрачная, и тарелка с парой бутербродов.
— Я решил немного перекусить. Будешь?
Он смотрит на Перси, снова с этой хреновой заботой, и тот думает, что это слишком многообещающе. Взгляд кажется проникновенным. Рыщет внутри, вынюхивает по углам и приближается к сокровенному постепенно. А Джексон даже защититься никак не может.
У Перси чувство, что Нико был рядом всегда. У Перси чувства внутри, и это хуево. Потому что все, что он строил года два, рушится быстро и бесследно.
Они пьют снова чай, Нико пододвигает тарелку пальцем и улыбается коротко. Перси кивает грустно и один берет, самый ближний. Жует рефлекторно и старается не глядеть на то, как Нико к шее прикасается, чешет быстро, и как там три красные полоски появляются.
Перси игнорирует узел, затягивающийся внизу живота, и только быстрее жевать начинает. Нико что-то о поиске работы рассказывает и о соседке снизу, Перси иногда вылавливает какие-то отдельные фразы, мычит в ответ, а потом обратно в свои мысли окунается, разгадать разум напротив пытается.
Нико зовет с собой на балкон, закутывается в первую попавшуюся кофту и пачку со стола в карман прячет. Он продолжает улыбаться через секундные затяжки, а Перси, кажется, подвисает. Над ними, наверно, россыпь звезд, но из-за синих облаков и слишком большого количества света ниже их совсем не видно.
Нико сует пачку почти под нос и предлагает сигарету. И снова с нереально яркой улыбкой, которая уже вырезана на сетчатке глаз. Перси берет из вежливости и старается пялиться на него поменьше. Поэтому больше рассматривает темный ряд машин внизу, прямоугольниками пристроившихся вдоль, и мечтает оказаться в одной из них.
Радует, что Нико не курит ментол, а еще, что предпочитает тактично промолчать, когда Перси резко затягивается и закашливается. Просто легонько хлопает пару раз по плечу, видимо, поддержка. Он больше кутается в кофту, рукой себя обнимает и дым почти в воротник выдыхает.
— Знаешь, я думаю, что тебе надо поменьше загоняться. Тебе только семнадцать. Если ты еще не решил ничего, то это нормально. Было бы более странным, если бы ты уже все о себе знал.
— Наверное, — тихо бросает вниз Перси.
— Посмотри на меня.
Перси смотрит.
— Я знаю, чего хочу. И тупо боюсь. Это хуевей. Зато, когда ты придешь к чему-то, то будешь уже достаточно опытным и зрелым, чтобы следовать этому, — говорит Нико и снова по плечу хлопает, улыбается опять.
Внизу гавкают собаки. Внизу лужи скачут по асфальту. У Перси внутри скачет сердце, бьется о ребра бешеной тушей и не успокаивается. А Нико ди Анджело продолжает смотреть и улыбаться.
На Перси. И Перси.
Свет фонарей оставляет длинные тени и рефлексы, Нико скидывает пепел за балкон, и он теряется в темноте. Перси хочет быть этим пеплом — улететь вниз мелкими пылинками, в земле потом затеряться почти ничем, потому что терпеть и не делать ничего очень и очень трудно.
А особенно терпеть вот такого слишком домашнего и дохуя близкого Нико.
Перси будет лежать внизу вместе с этими собаками, и лужами, и фонарями. Его чувства никому не будут мешать, Нико останется там наверху и будет улыбаться другим.
Так будет лучше.
Эти мысли пугают.
Перси хочется взять это бледное тело с этой пиздец красивой улыбкой и положить рядом с собой в кровати. Чтобы продолжал и навсегда обещал. Чтобы у Перси хоть какое-то оправдание было.
Где-то в один из вечеров марта они снова на балконе. Снова прохладно. Нико утыкается носом в толстовку и украдкой на Джексона посматривает. Тот уставший, заебавшийся максимально, тоже с синяками под глазами и немного осунувшийся.
Они выпили по две бутылки. Поиграли в какую-то дурацкую стрелялку на компьютере и посмотрели миллеров. Перси молчал много, пальцами не по тем клавишам тыкал и на миллерах чуть не заснул. Хотя, наверное, это потому, что рядом сидел Нико, с запахом уже родным, и плечо свое для чужой головы даже любезно пожертвовал.
И скорее всего Джексон этот момент сегодня ночью в голове часа два прокручивать будет. Намеки искать и в каждом движении разбираться. Снова не уснет, больше сомнений в себе посеет, чтобы после любовно раз за разом вечером поливать. Перси ведь мало.
— Джексон, в последнее время ты очень странный, — в итоге, говорит ди Анджело.
— Все нормально, — очень плохо врет парень, нос теребит. — Просто проблемы с учёбой, а мать не хочется расстраивать.
А еще проблемы со сном, с друзьями и с собой. У Перси жизнь из проблем соткана, а он еще кусочков пришивает следом — одеялко выходит цветастенькое и весьма хуевенькое.
— Так ты
у нас паинька? — выдыхает Нико через улыбку вместе с дымом.
У.
Нас.
Блять.
— Нет. Маму люблю.
И снова Нико смеется. Он слишком много в последнее время смеется. Потом сигарета летит вниз и разбивается сотней искр. А Перси смотрит не на этот салют внизу, а на то, как глядит на него Нико. Тот облокачивается о бортик и заглядывает в ночь. Потом лыбится и говорит, что ради такой красоты и стоит курить.
А Перси только кивает.
Ради такой красоты ничего не жалко, если честно.
У Нико длинная прядь волос из-за уха вываливается, тянется вдоль бледного лица, и это выглядит слишком горячо. Губы замерли в тонкой улыбке, и взгляд все еще внизу что-то найти пытается. Нико, кажется, даже на носочки приподнимается, а Перси руку около его спины держит, словно в любой момент схватить готов.
Перси хочется его поцеловать. Перси ужасно сильно хочется его поцеловать. Так чтобы чувственно, волшебно и желанно. Чтобы с ответом, с рукой на щеке и шее и взглядом
«я, блять, этого всю жизнь ждал» в конце.
Перси просто хочется Нико. Сейчас. Пьяного, выкурившего, в этой безразмерной толстовке и нелепым хвостиком на макушке. С довольной улыбкой и звездами в глазах.
Перси просто хочется и все тут.
А еще Перси очень и очень сильно проебался.
it's harder and harder to get you to listen
more i get through the gears
incapable of making alright decisions
and having bad ideas
