bts - intro: what am i to u understand. знаю про шипы, но вижу только цветок.
Апрель начинается беспросветным дождем, серым городом, нависающими домами и засевшей жгучей хуйней между ребер. А еще взглядом Нико и слишком восхищенно-уебищной фразой: «А может мне пирсинг над губой сделать?». Ди Анджело резко отрывается от яркого экрана монитора, поворачивается к Джексону, который между прочим пытался разгадать великие формулы в учебнике по физике и понять эти ебаные законы, а не отвлекаться на странные вбросы и с разбегу нырять в дебри своей фантазии. А ныряет, резко и довольно глубоко. Нико с проколом губы в мыслях выглядит охуенно потрясающе. Вот честно. Вроде ничего такого, но это видение с худым лицом, когда в желанной впадинке блестит серебряным, подламывает коленки и заставляет Перси начать потеть и захлебываться в чертовых чувствах. — А, может, септум все-таки? — Нико тыкает пальцем под нос, поднимает брови и легко улыбается. — А? — Иди нахуй, — выдает Перси. В голове собственно только эта реплика и крутилась. Зря. Нико обиженно дует щеки, придуривается, хмурится, и, просто блять, выглядит слишком мило. Перси режется обо все это и утыкается обратно в потрепанные страницы учебника. Игнорирует образ в голове, как Нико теребит кольцо в носу и улыбается так, что видно тонкую, почти незаметную, темную щелку между передними зубами. — Хуйня, это твоя физика. — Эта хуйня может испортить мне переход в выпускной класс. Тебе кстати тоже. — Нахуй физику. Я может не пойду в следующий класс. Перси снова смотрит на него. Ди Анджело сползает с кровати, поправляя футболку, и подходит к шкафу. — В смысле? — Ну, блин, я думаю, — он засовывает голову в толстовку и через пару секунд выныривает обратно, — я думаю, уехать. Либо за окном проносится такой холодный ветер, что просачивается даже через окна, либо это у Перси внутри все начинает сковывать льдом. Руки сами опускают учебник на ноги, а взгляд застревает в теле напротив. Нико стоит у зеркала в дверце шкафа, волосы собирает и ловко затягивает их резинкой, пара прядей сразу же выпадает. Перси такое безумно нравится. Но сейчас он не в силах на это реагировать. — Ты серьезно? — Да. Перси хочет сказать: «Ты, блять, серьезно? А как же я? А мы?», но он не может, потому что мы между ними с Нико никогда и в жизни не было. Он просто следит за тем, как Нико подходит обратно к кровати, наклоняется над ним, стаскивая с ног ебаную физику, кидает на стол, дергает за носок и, улыбаясь, зовет на кухню. Привыкать к нему домашнему было больно, но быстро. Перси привык. Нико любит мультики смотреть после школы по нетворку, сериалы исторические, которые с фэнтези переплетаются, и игры про мир магии. Еще никогда не ходит по дому босиком, чай почти не разбавляет, а упорно ждет, сверху гипнотизируя темную жидкую поверхность, пока сам остынет, любит пошутить, когда они с Перси, снова убивая время, смотрят очередной дибилоидский ситком. И в общем, оказывается очень и очень теплым. Если Нико пропадет из его жизни, то Перси справится. Все справляются, и он справится, потихоньку, но придет к нормальному состоянию, снова будет зависать с Джейсоном и, может быть, начнет встречаться с какой-нибудь приятной девочкой, которая будет его целовать, обнимать за шею, потому что хочет, а не из-за тупых споров, и выглядеть с пирсингом даже лучше, чем мысленный Нико с ним. На кухне включен свет, поэтому все становится немного желтее. Нико открывает упаковку сосисок и объявляет, что сегодня у них на ужин хот-доги, Перси против ничего не имеет и отвечает, что «окей», воздерживается от емкого «главное, что ты рядом», садится за стол и вертит салфетку в руках. Хот-доги у Нико разваливаются, поэтому они просто решают откусывать по очереди булку с одинокой сосиской, а после пихать в рот странную смесь из салата, помидор и лука. Выходит даже вполне неплохо, и Нико меньше расстраивается и извиняется. — Я кстати подработку нашел. — И какую? — Перси отрывается от сказочного ужина и смотрит на довольное лицо напротив. — В кафе. Буду кофе продавать и кассу считать. Перси пожимает плечами и отчаянно надеется, что его слова про переезд и эта внезапная подработка никак не связаны. Нико снова дуется и бубнит, что реакция Перси могла бы быть чуточку экспрессивнее, ведь он маялся с этой подработкой половину марта и узнал тысячу и один способ деликатно отказать. Перси остается отчаянно надеяться, что Нико не решит использовать свои новые знания на нем. — Место, конечно, не очень. Но персонал вроде нормальный. По крайней мере, давно я не встречал людей, которые не шарахаются от меня, как от вшивого, а даже первыми здороваться подходят. — Ну, надо будет зайти. — Ну, зайди, — смеется Нико и встает из-за стола, собирает быстро тарелки с кружками и со звоном кладет в раковину. Перси вызывается сам помыть посуду, на что ди Анджело просто кивает и рукой приглашает, а сам садится на стул и весело болтает ногами. Настоящий Нико — это ебаный пиздец, потому что он настолько чудесный и какой-то солнечный, что Перси сразу же на крупинки малюсенькие распадается, к полу льнет. Потрясающий, честно. Джексон даже не подозревал, что за вечным черным взглядом и отстраненностью, может быть вот такое: такое, которое может улыбаться по-детски, ножками непринужденно болтать и шутить тупо. Он слышит щелчок зажигалки, поворачивается на секунду, Нико закуривает и одну ногу под себя кладет, мажет взглядом по Перси, но тот быстро обратно в раковину уставляется. Как-то не рассчитывает моющего средства, так что вскоре пены становится слишком много, и Джексон даже заляпывает в ней рубашку. С посудой он расправляется быстро, а потом садится обратно и смотрит на Нико, подпирая рукой подбородок. Перси хочется узнать: с самого начала он был обречен или все-таки была какая-то причина, чтобы он нырнул, не думая, и вот так потом барахтался, дно иногда голыми пальцами нащупывая. Он так запутался, что ему лучше новый путь найти, чем пытаться, долбиться и надеяться распутаться. Перси старается взгляд перевести на небо, темневшее в окне с каждой минутой на тон. Не получается совсем. Нико фильтр тонкими губами обхватывает, ногти короткие разглядывает, пальцы забавно сгибая, не замечает жаркую бойню сбоку, которую Джексон сам с собой ведет и сам же себе проигрывает. Сердце бы вырвать и в дно мусорного бака закинуть, шлепок на прощание услышать и забыть благополучно. Мысли на ярком костре сжечь, на таком же ярком, как блядские чувства, засевшие надоедливой болезнью внутри. Стереть мурашки и следы его прикосновении. Ненужных. Приятных. Топить себя каждый раз, с упоением воспоминания о нём — максимально хуевое решение из всех принятых Джексоном. Закрывать глаза и медленно уплывать в неизвестные сны, где определенно будет он и надменное безразличие или ебаная нежность в глазах. После: холодное одеяло, тусклое солнце, упавшее настроение. Мат в голове. Идеальный мазохизм. Мысли, запиханные в боковые карманы рюкзака. Он врывается в класс со своими привычными синяками под глазами. Каждое ломанное движение сводит с ума, а от одного ебаного взгляда хочется сдохнуть. Разум шепчет настойчиво никогда больше к нему не приближаться, за километр обходить, а ноги несут к его дому. Потом, сорвавшись, врезать по кнопке лифта и, услышав его гул, обратно выйти на улицу. Словно этого достаточно. Псом у железной двери подъезда походить, углы все шагами измерить, а потом, все-таки не встретившись, уйти. Уйти, с одной мыслью разъебать себе ко всем чертям башку. Дома снова ломка и сообщение о настроении. И так круг за кругом, блять. Вроде должно быть по другому: не Джексон должен сохнуть в этой гребаной Сахаре. Перси бы только вернуться в тот день, где он согласился на спор с Джейсоном Грейсом, и чтоб его нахуй сбил грузовик. А не улыбка ди Анджело размазывала по асфальту. Перси пытается сломать свои ребра. Сломать все кости. Сломать ноги с руками. Лишь бы не думать. Перси ночью бьёт пальцы, когда они тянутся к волосам и представляют его руки. Хочет ослепнуть, чтобы сердце не прыгало под ключицу и не стучало там молотом. Чтоб такой хуйни с ним никогда больше не было. Нико курит медленно, натыкается на лицо Перси, пока разглядывает кухню и дальше не двигается. Перси сразу же съеживается весь, как будто на иголках сидит, но оторваться не может, а Нико через пару секунд губы растягивает в улыбке, и это уже какой-то коллапс. Снова всплывают из глубины всякие светящиеся надежды и иллюзии, Джексон дальше за зрачок шагает, и либо ему кажется, желаемое видит, либо там реально что-то моргает вспышкой. Бычок сминается в кружке, а взгляд скрывается за бледным веком с паутинкой голубых вен, Нико голову опускает и вжимает бедную сигарету в керамическое дно. Перси кое-как отходит от странного трипа и за запястье себя щипает, потому что, может быть, флюиды какие-нибудь ничтожные и летают по периметру, но в руках себя держать нужно, лишним точно не будет. Нико все еще таинственно улыбается и голову поднимает, смотрит, либо снова в потерянное лицо напротив, либо чуть выше. Перси в кулак всего себя сжимает и держит крепко, не дает в сторону наклониться, к мыслям ненужным. Ему сегодня поспать хочется и физику доучить, а не разгадывать чужие взгляды и улыбки. Хоть и до ужаса красивые улыбки. Терпит, терпит, об иголки сильнее обжигается кожей, не дергается. — Я пойду, спасибо за ужин, — вскакивает и бежит в соседнюю комнату, чтобы вещи взять. — Перси, вернись, пожалуйста, потом, — слышит он вслед. Закидывает в темноту портфеля несчастный учебник, телефон, почти вечность выдергивает зарядку из ебаного тройника и на секунду у окна останавливается. Снова дождь, несильный, но наверняка противный, слава богу, мама впихнула ему дождевик с утра. Тусклый свет машин ползет по сливающийся во всеобщую серость дороге, и люди черными пятнышками двигаются по прямым лучам улиц. Теплое освещение кухни опять немного удивляет, Нико подзывает к себе пальцем и снова губы в улыбке кривит, хотя скорее в ухмылке, потому что в Перси все замирает, как будто он на вершине американских горок, и вагончик вот вот сорвется вниз. Срывается. Нико просит наклониться, и когда парень нерешительно начинает сгибаться, то хватает Джексона за плечо и резко ближе к себе притягивает. Между ними ничтожные двадцать сантиметров и все еще нечитабельная ухмылка Нико. Перси удивленно в глаза напротив смотрит, а Нико чуть выше, руку с плеча чужого убирает и волос касается. Сердце лопнуть уже собирается, а все это летающее в животе — самоуничтожится, да Джексон сам кнопку нажмет, потому что блять. Большое, грубое и максимально дерьмовое блять. Он слышит, как губы Нико размыкаются и как он быстро вдох делает, взгляд опускает. — У тебя пена в волосах, придурок. Ебать. Нико тихо смеется и руку с волос убирает, осторожно толкает Перси, встает и к стойке подходит. Перси перезагружается быстро, бросает истеричное «пока» и «спасибо», разворачивается ракетой и к выходу из этой гребаной квартиры несется. По пути, конечно, с косяком встречается — в спину летит сдавленный смешок Нико, запихивает кое-как руки в куртку, пальцы чуть не ломает, в рукавах путается и матерится через каждую миллисекунду. Нико провожать его не выходит, а Перси и не ждет, он просто ловит краем уха «удачи» и хлопает дверцей, благополучно забывает про всякие дождевики и добегает до остановки автобуса даже без капюшона. Достает телефон из рюкзака, на экране сообщение от Нико, что он снова забыл наушники, и от Лео с Джейсоном. Оба зовут на вечеринку к Эфану, и обоих Джексон игнорирует. С друзьями он вообще в последнее время общается редко, здоровается в коридорах и иногда сидит рядом на ланчах, регулярно получает сообщения с приглашением на очередную тусовку или пиццы поесть, травку новую попробовать, отказывает коротко, даже не оправдывается толком. Перси чаще в бассейне зависает или у Нико. Пицца у него кажется вкуснее, а учеба дается легче, и это не просто глупое самовнушение, а проверенные факты. С чувствами он справляется, трудно, но старается. Вот эта идиотская выходка Нико, с помощью убрать пену из его волос, первая за неделю вещь, которая выбила его из колеи. Перси держится, тонкой кривой веточкой с несчастно одиноким листочком — держится. Держится до середины апреля, пока училка по физике окончательно не выносит мозги и Перси с жару не соглашается на зазывания Джейсона и Лео. Нико вызывается пойти с ним просто из-за странной дружбы или тоже, потому что мозги ему кто-то вынес, скорее всего отец. Но как бы там не было, около десяти вечера, с бутылкой рома и чудом доставшегося им егермейстера, они оказываются у дома Фрэнка, снова, как полгода назад. Нико холодно кивает Джейсону и более тепло Фрэнку с Лео, забирает из рук Джексона бутылки и идет в сторону столовой. Перси выслушивает пятнадцатиминутный рассказ о том, как Джейсон с Пайпер снова сошлись, поздравляет, хлопая по плечу, и ищет взглядом знакомую фигурку. Находит быстро, но подойти не решается. Потому что Нико болтает с каким-то темнокожим парнем и синеволосой девушкой, лыбится, демонстрируя эту свою щелку и трогает девушку за локоть на очередном потоке смеха. Перси убеждает себя, что Нико просто общительней стал, ничего страшного, и идет к Лео с Гроувером, которые как раз мутили коктейль из его рома и вишневого сока. Говорят же, никогда не мешайте алкоголь. Понижать градус — не лучшая вещь жизни, не стоит. Перси плюет на это все с огромной стометровой вышки и вливает в себя все, что привлечет его взгляд. Егермейстер больше всех привлекает. Ставит в мысленном списке на жизнь серьезно поговорить со всеми дизайнерами бутылок и этикеток для алкоголя, потому что, если у него появится цирроз печени, то виноваты будут именно они. Всякие Калипсо и Аннабет снова просят с ними выпить, улыбаются приторно, Перси глядит на них сверху вниз и со вздохом отказывает. Выпивает с Лео и Гроувером, а после больше один и никак снова не может наткнуться глазами на чужие темные. Встреча происходит на лестнице на второй этаж: Нико подхватывает спотыкающегося Джексона под руки и помогает подняться, прислоняет к стене и по щеке легонько бьет. Прошло часа два, а Перси видимо в хлам, потому что улыбается пьяно в любимое лицо и тянет: — Приветушки, давно не виделись. Егермейстер годный. Нико тоже улыбается и кивает, плечи сильнее сжимает. — Знаю, пробовал, — отвечает он, а потом оглядывает Перси и обратно глаза поднимает. — Как ты так успел наебениться-то? — Это все ебаная физика. Правильно, ты говорил, что нахуй ее, — ди Анджело опять смеется, ослепляет. — Нико, — мычит Перси. — Что, Перси? Из его губ имя Джексона звучит так правильно, что Перси на пару секунд подвисает и забывает, что сказать-то хотел, а потом отстраняется от стены, и, не отрываясь от чужого взгляда, приближается. Нико ниже на полголовы, Перси это безумно нравится, ему просто все в нем безумно нравится. Взгляд он все-таки разрывает. Опускается подбородком на чужое плечо, чуть не валится на пол, Нико снова за плечи его хватает, а Джексон глупо в ухо ему смеется, а потом шепчет: — Кто эти люди? — Какие? — так же шепотом спрашивает Нико. Его дыхание щекочет ухо — Перси в очередной раз максимально идиотски хихикает. Обжигает так, что лицо сразу пылать начинает в невидимых языках пламени, те тянутся острыми концами дальше через шею к пяткам. Перси млеет, растекается и снова чуть не слетает. Плечо у Нико тонкое, хрупкое даже. — С которыми ты болтал, парень, темный, и девушка, с короткой стрижкой. — Аааа, это знакомые с работы. Удивительно да, что мы с ними здесь встретились? — Очень, — мало заинтересовано бросает Перси, соскальзывая и обратно распрямляясь. Он уже разворачивается обратно к спуску на первый этаж, когда Нико хватает за запястье и тянет его за руку дальше в глубь коридора. — Ты блюванешь, блин, скоро. Тебе надо спать лечь, достаточно, — говорит он, заталкивая Перси в одну из комнат. — Натворишь еще какой-нибудь хуйни. Я тебя потом голого со стола соскребать не буду. В ней темно, только свет за окном помогает как-то различить темную кровать и огромный шкаф сбоку. Комната видимо родительская, потому что вещей в ней по минимуму, а около огромного окна стоит туалетный столик со всякими духами и косметикой, на нем виднеется пугающий силуэт декоративной головы, на которой блестят всякие подвески и бусы. Сестры у Фрэнка не было, а значит все это богатство принадлежало его матери. — Почему голого? — Потому что в таком состоянии как раз мысли о стриптизе и появляются. — А тебя на флирт тянет в таком состоянии, — бормочет Перси. — В смысле? — слышится щелчок, и Нико отстраняется от двери. — Тогда, в феврале, после поцелуя, — говорит Перси. Нико снова его за плечи берет и к двери спиной разворачивает. Перси решает специально в ногах запутаться, чтобы ди Анджело посильнее вцепился и отпускать не смел. — Бля, Джексон, я был пьян и настроение у меня было игривое, я так с любым бы разговаривал, кто ко мне бы подошел. — С Лео тоже? — С Лео тоже, ляг спать уже, не принимай это всерьез. Нико толкает Перси к кровати, повторяя, что ему надо поспать. Перси обиженно пьяно мычит, не сопротивляется, потому что не соображает почти, падает на мягкую поверхность, сразу же с подушкой соприкасаясь и окунаясь в ебаные видения с каруселью из окна и столика. — Засни, пожалуйста, — шепчет откуда-то сверху Нико. Перси переворачивается, тянется, хватается и, кажется, находит свою цель, потому что в следующую секунду на кровати их оказывается двое. Ди Анджело сдавленно матерится и пытается подняться, но Перси закидывает на него ногу, а потом и руку поперек шеи и прижимается головой где-то в районе ключицы. Он слышит биение чужого сердца, дыхание выше и руку под головой. — Ты охуел? — шипят сверху. — Засну только с тобой, — говорит Перси и добавляет более менее объясняющее, — друг. Нико больше не дергается, позволяет обвить себя под рукой, через ребра, сам свою руку на плечо Перси кладет и сопит тихо. Перси жмется сильнее и не соображает уже окончательно, говорит, что Нико классный, что жалеет о прошлом, что дружить хочет, что Нико классный снова. Сам Нико только хихикает и спасибо короткое шлет в ответ. Перси извиняется, еще раз извиняется и говорит, что так, вот объятиями своими, прощения клянчит. Нико прощает и отпустить просит, но после пары отказов и щипков под ребра молчит. Терпит скорее всего, но Перси пьян и ему похуй, он больше терпит. Он пьян и оправдываться ему не нужно будет, поэтому сейчас можно. Он сильнее жмется и кончиками пальцев тонкого позвоночника касается, который тянется под тканью футболки и под бледной, почти прозрачной, кожей. — Перси, — мычит Нико и снова пытается убрать его руки. Перси рук не дает убрать. Держится. Нет. Это второй раз, когда Нико называет его по имени. И оно его голосом хрипящим звучит настолько ахуенно, что Перси даже возбуждается. Перси хочет держаться, но после такого цельными не остаются. Он крошится, стирается в порошок под ним, выкладывает себя у его ног и приглашающим жестом зовет. Мол, бери все, можешь даже разбить после по новой, главное возьми, а потом делай, что хочешь. Перси притягивает его ближе, вжимается в плечо и вдыхает — глубоко, воздух почти ртом глотает, словно под водой несколько минут провел, чуть не давится, отчаянно, пропускает запах через кожу, в кровь, и наполняется им до краев и даже выше. Он чувствует, как Нико выдыхает, пытается немного отодвинуться, но Джексон утыкается и держит крепко. Нико пахнет сигаретами и совсем немного потом. Перси ведет в сторону, несет через континенты, и он готов просто Землю расплющить, лишь бы остаться так — в его запахе, на его плече, слушать глухой стук, — желательно навсегда. Не меньше. Перси вновь затягивается и зарывается глубже, но, кажется, и так уже до максимума. Он сжимает пальцы на спине, чувствует через футболку косточки позвоночника и сдерживается, чтобы не забраться ладонями под одежду и провести медленно, наслаждаясь близостью и желаемым чужим теплом. Рука Нико лежит на его плече, а вторая на волосах. Он, наверное, ждет. Перси хочет сказать, что ему вечность придется ждать. Потому что отпускать он не собирается. Он хочет провести носом по бледной шее, по скуле, оставить след, заклеймить и привязать намертво. Затяжка, вдох, Перси сильнее жмурится и улыбается, когда по его волосам легонько проводят пальцами, он чуть чуть ослабляет хватку и позволяет себе расслабиться. Перси ужасно, до скрежета зубов, хочется сейчас поднять голову и притянуть к себе. Броситься в темноту и никогда больше не всплывать, лечь там, нигде, наслаждаться. Хочется, чтобы губы в губы, теплом к теплу, руками к коже и знать, что твое и только. Ему хочется снова, чтобы мокро и жарко, но не для других, а для себя. Он немного отрывается от плеча, останавливается, надышаться не может. Впитывает каждой частицей, даже курить хочет начать на постоянке, только бы этот запах везде, и на себе тоже. В себе. У Перси зверь внутри и он чертовски голоден. Этот зверь воет, скулит и просит, чтобы приручили. Вот эти бледные пальцы и глаза темные. Зверь ластится, унижается и ложится калачиком у ног. Мурлычет, лижет и готов сдохнуть около этого чего-то прекрасного настолько, что режет по коже, скатывается красным и больным, и это до отвратительного приятно. — Перси, это странно, — слышит он сверху. — Нормально, — отвечает, не поднимая головы и вновь ненасытно втягивает воздух. Это, блять, нихуя не нормально. Это болезнь. Страшно. От Перси только эта привязанность и остается, тянущаяся и хрупкая. Она стоит вазой стеклянной на самом краю и одно неправильное движение ди Анджело, и Джексон уже осколками блестящими будет внизу. Раскрошится под его подошвой в мельчайшие частицы и никогда больше не соберется. У Перси чувства к нему тонкой нитью тянутся, скрываются в глазах напротив, а начинаются где-то в сердце, внутри. Перси готов просто рычать уже мое и никому никому. Даже смотреть нельзя. Скрыть своей тенью, один взгляд, с жизнью попрощаешься. У Перси прав на такое никаких нет. Пес. Нико продолжает гладить его по волосам, Перси только острее чувствует нехватку его в организме. У него расцветает все огромными бутонами и раскроется скоро, выпустит по всему телу сок розовый, и Перси тогда уже скрывать не сможет. Ебаные бабочки крыльями машут, в животе кружатся причудливыми узорами. У Перси там целый сад создается, и он ужасно сильно боится, что скоро этот чертов сад будет кладбищем. Но не может остановиться. Для него теперь каждый взгляд и прикосновение тайный знак. У него надежды копятся, что взаимно, и он ищет любые признаки в подтверждение этому. И то что Нико не вырывается, а успокаивающе по волосам гладит — самый главный. Перси вдыхает, вдыхает, вдыхает до головокружения, утыкается в уже слишком родное плечо, такое, что он все — жить тут будет, не встанет больше никогда, у него теперь там своя вселенная и в ней слишком хорошо. Нико снова говорит что-то, кажется, что Перси больше егермейстер в руки не даст, не в этой жизни, Джексон утвердительно мычит в ответ, голову сквозь сон поднимая. Улавливает от чужих губ травяной запах этого ебаного егермейстера, до вспышек ярких под веками прижаться хочет. Намного сильнее, чем тогда на балконе. От неловких утренних объяснений и угрызений его останавливает сон, который ловко хватает его за щиколотки и тянет под свое одеяло, укутывает, заворачивает в триста шестьдесят слоев, провалы в памяти образуя, и подбрасывает щелчком видения всякие. Перед этим падением он помнит травяной запах, который смешивается с сигаретным, как он почти тянется еще выше, как Нико головой в сторону двигает, снова сопит. Помнит четкий силуэт красивого профиля, а еще как в груди горячим щипает на секунду и чувство заполненности появляется, на утро неисчезающее.under stand. неловкая улыбка - новая привычка.