альбом «мглава II» мак сима мгла за тьму и за свет однажды придется платить мой дьявол заложник в моей голове, но ему так слабо прочитать мой язык
Все-таки он не просто влюбился, блять. Голова гудит после долгого сна и немного побаливает. Синие шторы задернуты, но между все равно проглядывает тонкая щелка света пасмурного неба, на часах около пяти вечера, на кровати композиция абстрактно разбросанных складок и теней. Перси смотрит на свое отражение, опираясь правой в потертую рамку зеркала. Лицо заметно осунулось, взгляд какой-то животный, дикий, темный из-за полутьмы в комнате, зрачка не видно. Как у Нико. Перси наклоняется чуть ближе. Он в которую минуту уже вглядывается — сам не знает, что ищет. Синяки под глазами раз в десять страшнее, чем при нормальном освещении, волосы растрепаны как гнездо какой-то бешеной птицы. Перси встал минут десять назад только, посидел на кровати, смотря на пятно у угла ковра, потом раздраженно закрыл шторы — мама опять их открыла, он точно задвигал их перед сном, — и после наткнулся на свое отражение в зеркале у стены. И вот. Он здесь. Пальцы крепче упираются в рамку, и парень щурит глаза, они все такие же дикие, в них плещется бешеный маленький блик. Бешеной кучей и мысли в голове вертятся. Перси вспоминает лежащего Джейсона в плохо освещенном дворе, чувствует, как тогда, четкий стук сердца, как каблуки по сцене в пустом широком зале, то бьется о ребра в менее широкой грудной клетке, но наверняка такой же пустой. Чувствует раздраженность и злость током по рукам, — пальцы почти начинает сводить от того, как сильно он впивается ими в бедное зеркало. Вспоминает чужое строгое лицо. Нечитамое совершенно. Совершенно. Темнота и все. Раздражает, что он ничего не может понять. Раздражает, что сбегает. Раздражает, что после всего говна, все равно хочет прижаться. Раздражает, что он думает об этом сейчас. И Раздражает, что путается. Он готов был костяшки до крови измазать, как сейчас не сомневался, готов был Джейсону за всех вмазать, до гематом испинать. Нога, словно опять назад двигается, Перси отступает. Перси уступает. Перси поддается. Нико правда над ним власть имеет? Перси все еще Джейсона боится? Перси слабину дает? Перед кем? Перед Нико? Перед Грейсом в очередной раз? Перед собой? Он же наконец-то силу хотел показать, готов был Джейсона на ступеней десять перепрыгнуть, почему он так же на месте остается, почему взгляд очередной уничтожительный терпит. Почему он отступает, когда надо бы вперед броситься? Джейсон не достоин его злости, почему тогда он и наказания не достоин? Перси ничего не делает — стоит столбом, когда Джейсон поднимается, когда оскорбляет их и открыто угрожает — ничего не делает. Потом желание, которое прожигает очередную рваную дыру, — ничего не делает. Взгляд виноватый, скоро будет заботливый, а потом опять успокаивающие слова рекой — нет, Перси не достоин, ничего из напротив существующего не достоин. Сбегает. — Трус, — говорит он, смотря четко в знакомые, но теперь пугающие глаза своего отражения, отступает, останавливаясь посреди комнаты. Полоска света ложится на голые пальцы ног. Перси двигает большим вверх, следя за тем, как белая линия изгибается, ломается, он поджимает остальные, еще больше уродуя линию. Перси очень сильно хочется абстрагироваться от всего, просто засесть в своей комнате на месяца три на пару с темнотой, благо у него шторы синего цвета, поэтому пропускают свет по минимуму. Было бы, конечно, чудесно еще и от себя абстрагироваться, а конкретнее от воспоминаний и от сопутствующих им мыслей, но сон двадцать четыре на семь более менее помогает, процентов на шестьдесят. Другие сорок проходят тяжело и неприятно, потому что Перси никак не может отделаться от стыда за прошлое и от ненависти к себе. Полностью засесть в берлоге отчаяния и сна не получается, потому что учебу никто не отменял и полнейший беспричинный игнор мамы тоже такое себе. Но если дома все по прежнему, то в школе обстановка переворачивается на все сто восемьдесят ровных градусов. Шептки за спиной продолжаются, но теперь явно не о том какой Джексон классный и красивый, и не о отношениях с Нико, а о его странном поведении и о отношениях с Джейсоном. Перси последние две недели вообще ни с кем не общался, даже с Нико, который наверно опять дохуя проницательный и правильный и видно понял, что пока Перси трогать не надо, правда смски все равно шлет периодически. Джейсон разнес по всей школе, что Перси долбанулся в конец и вообще бешеный, про Нико ничего, слава богам. Это Перси дня через дня два написал Лео и спросил, что Джексон будет делать и собирается ли налаживать контакт. «да мне похуй. пусть несет, что хочет» «спасибо, что сказал» Последние два сообщения в их с Вальдесом переписке. Лео в школе виновато смотрит, почти жалостливо. Джейсон просто игнорирует, по полной, даже взгляда не кидает в сторону Перси. За последние недели две, после всей этой ситуации во дворе, Перси превратился в хмурого отшельника с каноническим капюшоном на голове, взглядом в пол и по наушнику с обеих. На обеды не ходит, до дома терпит, в школе спит, дома спит, немного забивает на учебу, но контролирует, конец года все-таки. На летние занятия не хочется. Остается только надеяться, что бить за углом ближайшего дома его никто не собирается. Резко вспоминается картина из прошлой весны, как Нико поджимает колени к лицу, лежит калачиком на пыльном асфальте, а сбоку отпечаток от кроссовка Джейсона. Смех его по закоулку, взгляд ди Анджело не видно за лохматыми волосами, зато видно больной Джейсона. Перси переступает с ноги на ногу, поджимает губы и смотрит на темно-зеленый бак мусора сбоку у кирпичной стены, но все равно слышит тяжелое дыхание побитого парня. Перси в зеркале сжимается, морщится как от неприятного щипка, сжимает руки. Очередной поток ненависти и сожалений. Чудесно. Что у него только тогда в башке было? Долбоебизм сплошной и все что ли? Гроувер просто пишет на неделе после драки с Грейсом «обязательно было ли так далеко заходить?», Перси отвечает «по-другому, он бы от Нико не отстал». Гроувер ничего не отвечает и кидает взгляды как у Вальдеса — два сопереживателя, блять. На Перси оглядываются, в него пальцем иногда тыкают, переломать бы каждый, кто-то даже настырно толкает в плечо в коридоре школы. Когда он подходит к шкафчику взять учебники, то все рядом стоящие испаряются, недавно из него вообще выпала пара окурков. Вот значит как было Нико все эти года. Только сообщение от Хейзел в телефоне и ожидание конца учебного дня. У Перси сообщения Нико, болючие, которые бы нет, и да, ожидание конца. Только загвоздка в том, что он только в самом начале, а потерпеть нужно еще как минимум год. Что у Нико в башке — тоже непонятно. Понял он все-таки чувства Перси или нет? Если понял, почему ему не противно и не отвратительно? Почему этот придурок продолжает интересоваться его состоянием пару раз на неделе, а просто не молчит и не дает спокойно хоть как-то забыться? Что вообще между ними происходит с зимы? Сначала он его целует на глазах у всей школы, странно флиртует, разговаривает отстраненно, а потом опять открывается, как до договоренности о споре. Позволяет совершенно пьянющему и влюбленному Джексону прижиматься двусмысленно, потом про дружбу что-то пишет, очередной пожар разжигает. Сам напивается и не отталкивает, сам прижимается, а потом опять друга из себя всего такого хорошего строит. Он что, и правда все за дружбу принимает? Серьезно? Вот прямо серьезно? Перси после того неудавшегося поцелуя пытается заглушить весь этот ебаный вой внутри, но тот только громче становится, только сильнее светиться все начинает, той же полоской света из груди пробиваясь. Пиздец. Ебаный. Чувства вообще не уменьшаются. Отчасти Джексон пытается забить на социальную жизнь и поэтому, чтобы перестать общаться с Нико по максимуму. Перестать стыд ощущать и светиться перестать ебаным маяком. Ну или хотя бы вертеться начать, а не херачить лучом в одну сторону и точку. Если Нико пропадет из его жизни, то Перси справится. Все справляются, и он справится, потихоньку, но придет к нормальному состоянию, снова будет зависать с Джейсоном и, может быть, начнет встречаться с какой-нибудь приятной девочкой, которая будет его целовать, обнимать за шею, потому что хочет, а не из-за тупых споров, и выглядеть с пирсингом даже лучше, чем мысленный Нико с ним. Камбэк к Джейсону провалился по всем фронтам, тот его ни при каких обстоятельствах не примет, да и Перси кажется все-таки не просто влюбился, а изменился, сам больше не пойдет. Девочками и не пахнет, все их сердечки в глазах лопнули пузырем одним таким большим и больше не наблюдались, даже всегдашние Аннабет с Калипсо пропали из поля зрения. А целоваться и обниматься, если правда, хочется все еще только с Нико и все. Даже если он так беспрестанно и активно ебет мозги. И раздражает. В переписке с ним сплошные «привет», «ты как» и сухое персино «окей» или «прости, не могу, я делаю долги». Отчаянно хочется просто уже разорваться окончательно на частицы и написать «я, блять, скучаю. ужасно сильно по тебе скучаю. спаси меня». Страшно, что Нико не ответит. Еще страшнее, что ответит, спасет и опять под кожу въбьется и будет носиться кругами бесконечными вдоль и поперек. Что опять успокаивать начнет и смотреть заботливо, а у Перси начнется еще ярче и еще точнее… А потом опять про друзей затирать будет. Перси же не ответит ему: «Друг ты, конечно, чудесный, но было бы еще чудеснее если бы ты меня по гланды засосал. Пожалуйста, я уже с катушек съезжаю». Хотя этот ебаный альтруист точно прибежит, а Перси вроде как забыться старается, поэтому не стоит разрываться. Да. Если правда, то разрывается все не только из-за чувств и недопонимания ди Анджело, но и из-за его доброты, и этой ебаной запутывающей заботы, потому что Перси его не заслуживает. Даже немного тупенького. Не. Заслуживает. Еще Перси хочется написать «иди на хуй» или вредное «отвали». Бесит.любовь это тухло любовь это тухло любовь это тухло любовь эта тухлая сука чёрт, заела как втулка моя мини-жизнь как прогулка в углу этой комнаты в душе ни единого звука
я был растением, животным, вожатым лагеря, рвотным ощущением загнанным в угол, углом и странным явлением был загнутым временно.
Перси в подворотне за домом, где стоят мусорные баки, смотрит на пока выглядящую лишней коробку — слишком чистая для окружающей обстановки, слишком немятая и слишком домашняя. Из ее квадратной ровной дыры виден уголок старой, давно сломавшийся клавиатуры с красной рамкой по краю. Перси пробегает взглядом по клавишам, со стершимися буквами, вот клавиатура точно подходит для данного грязного колорита. Он возвращается мысленно в время, когда касался ее и играл с неизвестными людьми в интернете. Которые знакомее знакомых. Лица, которых неизвестны, но ближе всех известных. Перси вспоминает, как ревел в подушку по полчаса после школы, потому что там никто с ним не общался, а только насмешливо глядел и писал всякие обидные вещи на смятых бумажках, которые потом прилетали нежеланными птицами в спину. Перси всего лишь был неуклюжим, часто падал и поскальзывался, перешел из другой школы в новую из-за переезда, пропустил около двух месяцев из-за болезни, а потом должен был терпеть ухмылки в свою сторону и всеобщую неприязнь, какие-то перешептывания по классу, как только он появлялся в дверях, и толчки в тесном коридоре. Кровать тогда не теплое одеяло, а озеро, особо мокрое под щекой. Перси тонет в ненависти и грусти, что с ним что-то не так, раз его не любят. Перси же готов им всем помочь, а с ним не разговаривают, а только высокомерно хмыкают на попытки. В интернете, в играх с ним дружат только потому что его в реальности не видят, он уверен, потому что для них он поток сетевого голоса через миллионы проводов и персонаж на экране компьютера, а не неудачник Перси с непонятным отвратительным что-то. Детство Перси не веселое, а рай только на пороге дома. Маленький и с синим печеньем мамы. В четырех углах пустой комнаты, которая принимает со всяким. С голубым экраном перед глазами и мерным пощелкиванием мышки. В клавишах клавиатуры с красной оборкой по основанию. Дальше — яркая вспышка, хвост холодной кометы. Голубые глаза напротив, в руках лямка рюкзака, в ушах топот ног и смех с одного боку и учащенное дыхание с другого. Юность — веселая и с раем за порогом и не ограничивается никакими рамками; он в теплой протянутой ладони над партой, в залитом солнцем классе, по линиям косичками растоплен, и Перси его принимает. Клавиатура запылилась, потом залилась дешевым пивом, теперь лежит диагональю в тесной коробке в объятии еще нескольких ненужных и старых вещей из комнаты Джексона. Перси смотрит на нее, почти чувствует это озеро под щекой, и трясет головой, отгоняя странное ощущение из почти забытого прошлого. Он стоит еще секунду, запихнув руки в карманы штанов, ссутулившись от холодного влажного воздуха, а потом разворачивается, заставляя темный силуэт в луже затрястись и исказиться в непонятную картину из миллионов странных линий.я был так близко к сердцу, но во многом так и не успел признаться
покажи мне счастье, покажи мне злобу я просто не въезжаю, кто я здесь такой кто я здесь такой — я просто не въезжаю я просто не в себе, просто сам не свой я просто сам не свой, но, сука, так бывает
Последняя неделя в школе проходит мучительно долго, потому что Перси никак не может дождаться уже ее конца. Все просто бесит до ужаса, до черного и горящего, так сильно бесит, что Джексон неосознанно начинает злиться в принципе на довольных одношкольников. Потому что все вокруг бегут, суетятся и слишком громко улыбаются, стараются обходить за метр, хотя Перси и сама бы себя за метр обошел, а лучше за километр, конечно. С друзьями ничего не проясняется, хотя вообще возможно их друзьями-то считать: ни Лео не написал больше, ни Гроувер, ни Перси им ничего. Только взгляды, и то шаткие, неустойчивые пирамидки на дерьмовом шаре. А про Джейсона лучше молчать в простынку тихо и все, пиздец очередной. Они как-то натыкаются друг на друга в пустом коридоре, Перси выходит из класса в туалет, а Джейсон медленно двигается вдоль к выходу, в телефон уставившись. Секунда, светлая голова дергается вверх, в Перси в свою очередь дергается все. Застывает кинжалом позвоночник, каменеют ноги, и он еле-еле делает следующий шаг. Сложно. Столкнуться глазами с холодом вроде бы лучшего друга, почти с ненавистью, трудно, да. Страшно. Оба стоят секунду, первым начинает двигаться Джейсон, следом Перси, три шага, они на одной прямой. — Ну как? Перси не ожидал, что Грейс заговорит, он поворачивается. — Что? — Быть на месте ди Анджело? — ухмылка. — Где он кстати? — Грейс карикатурно начинает оглядываться по сторонам, а потом резко поворачивается. — Не принял все-таки, да? Перси уставше следит за ним и только губы поджимает. — Давно я его не видел кстати, надо будет поискать, а то скучно. — Да пошел ты, — бросает Джексон. В следующую же секунду он оказывается прижатым к шкафчикам, а Грейс сжимает его горло, держит крепко, другой сминает толстовку в руках. Его шрам растягивается неприятной полосой через такие же неприятные губы, скалится. Джейсон — лед. Он дышит своей ненавистью в лицо, сильнее пальцы жмет. — Я не боюсь тебя, — хрипит в ответ Перси и взгляд не разрывает. — Меня сколько угодно можешь хуярить, мне похер. На твое мнение так вообще с небоскреба. Грейс хмыкает, смотрит, дышит, Перси старается дышать в ответ, на зло просто. Тот отталкивает с отвращением, опять ударяя о шкафчики. Перси морщится, потом касается шеи, но продолжает глядеть на Джейсона. — Нико не надо впутывать, — говорит. — Если тронешь, то в ответку дам. Можешь не сомневаться. — Гадость, — плюется Грейс, потом оглядывает с полным презрения лицом, поднимает рюкзак, который отбросил в порыве секундной ярости, и раздраженно шагает дальше к выходу, ни разу на застывшего Перси не оборачиваясь. У Перси если правда немного сводит живот и дыхание сбивается. Да, немного страшно. Но он же выдержал. За Нико больше страшно. Он не должен ломаться. Ему нельзя. Потому что Перси тоже тогда, наверно, сломается. Ди Анджело и правда давно не появлялся — ни в школе, ни в переписке. Перси бы радоваться, вот серьезно, должно же тогда скоро кончится, только не кончается как-то, а сейчас еще переживание ебаное просыпается. Защитить. Знать, что все в порядке. Долбоебизм. Как же он, блять, устал, просто напросто устал. Может просто уже сказать все, чтобы ему перестали мозги ебать, и он сам себе перестал ебать? Просто сказать, принять, точно все осознать, а не путаться в ебаных «бывает», а потом в воспоминаниях, как его самого губами к губам. Сколько еще можно-то? Как можно вообще так проебаться? Хотя, может, он и не проебался вовсе?жуть прекрасна в этой жуткой-жуткой жути жить прекрасно
В комнате темно, за окном дома, окна, редкий свет и нередкие приливы жути под сердцем. Черной и страшной. Перси думает, что нахуй всех. Нахуй все. Он просто будет здесь, в четырех углах, невнятной тенью на складках кровати. Пошло все и покатилось ненужной бутылкой вниз. Глухой стук как эхо, еле слышимое там внизу. Его ненавидят все, он тоже всех. По-честному. Саркастический смешок и воспоминания — взгляды насмешливые, чужие, прямые. Молчание в ушах. Мрак. Пойдет. Пальцы сжимаются, разжимаются, поломка, прямая линия пульса, одинокий бросок вверх, потом опять тишина. Перси не понимает. Просто не понимает. Джейсона хочется избить, но это неправильно, он не должен быть как Грейс. У него не должно появляться таких мыслей в голове. Хочется, жуть как жутко хочется. Две с чем-то недели в одиночестве. Периодическая компания мамы. Чаще темноты в комнате и ощущение стен по сторонам. Прямоугольник отчаяния и апатии. Перси нормально. Нормально. Пойдет. Он один и ему нормально. Нет бесячих улыбок, голосов. Только ди Анджеловское «как закончил» еще неделей назад, бесячее тоже, и вредное «нормально» в ответ. Перси нормально. Пальцы в очередной раз ломаются, сжимаются. Перси в попытках и его заебало уже пытаться. В попытках забыться. Как же сильно все раздражает. Треск. Скрежет. Всполох пламени. Опять темно. Бездна. Одно из окон напротив потухает. Рука искривляется. Перси как и хотел засел один. Он один. Ничего вокруг. Опять стыд прошибает, ошибки проносятся с визгом, не тормозят, трясет прошлым сильным ветром. Перси должен сам справиться и разобраться. Сам. Или не должен. Проще же просто вот так сидеть, сгорать, перегорать, загибаться спичкой и все. Проще. Можно просто ненавидеть всех вместе с собой. Вырезать Нико из себя постепенно. Кусок. Еще кусок. Пустоту оставить и достаточно. Он бесит. До трясучки раздражает. Что. Между. Ними. Блять. Просто посмотри вглубь и все. Он же умеет. Как же бесит эта чувствительность, лучше вообще без чувств чем с этим съедающим монстром за костями до костей. Проще забить. Самого себя выедать. Не выпутываться, тепло в коконе, пойдет. Один. Один. Один. Он не понимает чего хочет. Совершенно. Отомстить Джейсону, ненавидеть Нико, обидеться на весь мир, потому что он на тебя кажется да. Закутаться поплотнее, с носом и сидеть. Ждать.жуть прекрасна даже в самой грязной плоти жуть — лекарство против самой сильной дури жуть святая
у меня сильно похудела шея я последнее время дышал тяжело куда-то вновь уводила траншея я протягивал руку к свету, но мой привет не дошел
Перси лежит в кровати, смотрит в темный потолок, по которому паутинкой темные почти невидимые трещины. Теперь у него ни персонажа в игре, ни голосов в ушах, даже печенья под боком нет. Теперь он ненавидит себя, потому что позволил себе ненавидеть других, чуть Нико не послал и Джейсону не уподобился. Так сложно темноту держать. Ему все-таки не нормально. Вообще, не в одном но. В телефоне зажатом в руке где-то в контактах номер Нико, которому Перси не может отправить даже сообщения — это уже селфхарм какой-то будет, тем более он игнорил его уже почти месяц, пытался по крайней мере. У него и так за ребрами хуйня какая-то непонятная, дырявая или раздолбанная, неживая почти и издеваться над ней лишний раз не хочется. Перси и так каждый день поцелуй вспоминает, да сейчас воспоминания о нем накатывают соленой волной. Пальцы Нико на ребрах, потом безразличное солнечное «бывает». Перси просто немного обидно, потому что он правда надеялся, что у Нико может ответно, может не так безысходно как у него, но хотя бы симпатия там какая-нибудь. Пьяными все-таки не каждого ведь первого встречного целуют, да? — О боги, Перси, серьезно? — мычит сдавленно парень, закрывая ладонью глаза и хватаясь пальцами за переносицу. — Все еще надеешься что ли, придурок? — вдох. Раздраженный выдох. Ебаный учебный год кончился, Перси за него смог расхуячить знатно так свою жизнь, ну за то на летние не остался, только на плавание надо пару раз сгонять, а так сиди в берлоге отчаяния как и хотел. Посидел, блять, уже. В несчастной переписке как Сахара «где ты? и как?» и хмурой тучей висячее «дома. норм.». Нихрена не норм. Перси поворачивается набок, укладывается поудобнее и уже собирается засунуть телефон под подушку поменьше, лежащую рядом, как холодный свет экрана резко бьет по глазам. Парень уменьшает яркость и непонимающе смотрит на всплывшее уведомление. 1 сообщение. Перси глядит в него секунд пять, на «нико» маленькими черными буквами, теребит друг о друга большой с указательным, а непонятное и дырявое начинает светится. Какой же он все-таки тупой. «помнишь где-то в феврале или марте фестиваль был, мы так и не сходили.» «А мы собирались?» — проносится в голове. Перси задумчиво чешет щеку, а в голове начинает жжеться воспоминание о странном признании в темноте чужого коридора, легкий ненастоящий поцелуй в разбитую губу и бессонная ночь после. Да, яркая афиша и очень непосредственный Нико, следом за которым недоотношения на публике. Точно. «на днях проходит похожий» Перси проводит пальцем вверх. «я хочу» Еще вверх. «пошли вместе» Выше. «пожалуйста. я правда серьезно беспокоюсь о твоем состоянии» Перси хмыкает. Очень заметно. «прости, что не писал» «я думал, что ты как обычно занят. признаюсь. я немного дулся. да» Выше. Нико у себя в комнате, плохо освещен, в глазах яркий блик от теплой лампы. Волосы кажутся темнее, синяки тоже. Полуулыбка. Перси глядит на фото в мессенджере где-то минуту, закусывает немного щеку, опять теребя пальцы и думает. Нико продолжает немного виновато улыбаться, худые пальцы, указательный с большим, сложены в маленькое популярное сердечко. Этот придурок выглядит просто неоправданно и незаконно мило, и просто… да, пулями в бедное за ребра. Сохранить или нет? Нет! Бред какой-то. Перси шипит, блокирует резко телефон и откидывает его куда-то на кучу одежды на стуле у кровати. Еще бы на обои поставил, мазохист хренов. Нахуя он Нико сдался все-таки со своими ебаными руинами.the weeknd — heartless i lost my heart and my mind i try to always do right i thought i lost you this time u just came back in my life
— Привет. Прости. Нико, запыхаясь, подбегает, держа открытую ладонь в знак приветствия, потом упирается ей и второй в колени. Перси смотрит в его темную макушку, видит как вздымается чужая спина, и наравне с тяжелым дыханием ди Анджело слышит стук собственного сердца. — Ничего страшного, я сам позже пришел. — Чудесно, — распрямляется Нико и ободряюще улыбается, сжимая свои бока, все еще пытается выровнять дыхание. — Пошли. Он поворачивается, не отрывая взгляда от Джексона, пока тот не кивает, соглашаясь. — Что хочешь? Есть или кататься? — Мне без разницы если честно, — отвечает Перси, чуть поворачиваясь, пропуская группу детей. — Я под тебя подстроюсь. — Нуууу, — тянет Нико, останавливаясь и осматриваясь. — Давай сначала туда, качели-хуесели, круто, — и указывает пальцем в сторону круглых высоких качелей, — опробуем парочку аттракционов, а потом поедим. — Окей, — кивает Джексон. — Поесть это круто. — Пхах, — прыскает Нико и хлопает по плечу, — но сначала аттракционы, кто знает, что случится на них после еды, — хитро улыбается он и, убрав руку, немного пружинисто направляется к качелям. Он абсолютно непосредственен и естественен, и Перси пытается соответствовать ему, а не быть каким-то бревном и не каменеть от каждого взгляда и движения. Сердце у него херачит, как только Нико подбежал и поздоровался, а потом эта виноватая солнечная улыбка, и да, Перси опять потек. Они непонятно как общались почти месяца два, и Перси, если честно, успел немного от него отвыкнуть. А сейчас снова кроет, и так сильно, что пугает, просто вроде притупиться должно было. Видимо, с Нико никакие должно и было не работают. Нико расплачивается за билеты в крохотной желтой кассе и с довольным лицом протягивает один Перси, который ждал его у ограждения. — Эххх, — вздыхает Нико, задирая голову и смотря на быстро движущиеся качели, сверху кричат и смеются, Перси смотрит, как ди Анджело засовывает руки в задние карманы джинс и перекатывается пару раз с пятки на носок. — В последний раз я катался на таком с сестрой, — говорит он, все также с поднятой головой. — У тебя есть сестра? — удивленно спрашивает Перси. — Это было лет семь назад, в конце лета, — Нико опускает голову. — Тем же летом они попали с отцом в аварию, — взгляд упирается в застывшего Джексона, — она лежала в коме, но так и не очнулась. — Она все еще? — неуверенно и тихо говорит Перси, ошарашенный внезапным фактом. — Нет, — слабо двигает головой в отрицательном жесте Нико, — мы с отцом похоронили ее пять лет назад. Дальше они молча наблюдают за крутящимися яркими огоньками и пятнами цвета, в которые размываются быстро двигающиеся аттракционы. Перси если честно ничего перед собой не видит и пытается осознать последние минуты. У Нико оказывается была сестра и он уже ее потерял. Сколько в нем еще всего этого шокирующего, сколько еще ударов нужно выдерживать, вот серьезно. — Ты чего? — слышит Перси сбоку. Он все также оглушенный, поворачивается и видит, как Нико немного наклоняется к нему, а потом чувствую его руку на плече. — Ну, ты чего весь поник? Прости, что вывалил это внезапно на тебя, — виновато улыбается ди Анджело, заглядывая в лицо Перси. — Это давно уже было, все хорошо. Я пережил. — Да, я в порядке, — кивает благодарно Джексон и кривит рот в ответной улыбке. — Просто за тебя больно, — Нико внимательно смотрит. — Спасибо, что поделился. Нико все также четко смотрит на Перси, а тот еще раз кивает, мол, я точно в норме. Пальцы ди Анджело соскальзывают с его руки и прячутся в карман темного худи. Нико доверяет ему. А Перси еще неделю назад хейтил его и бесился. — О, оно опускается, — восклицает Нико, — пошли. Они садятся в одно из парных сидений, Нико весело болтает ногами и держит в руках телефон. Сотрудник проверяет крепления, посильнее затягивает ремень у ди Анджело и Перси в который раз думает, какой Нико тонкий и хрупкий, и как это все-таки мило. — Не боишься за телефон? — спрашивает он, кивая на руки Нико, когда сотрудник отходит и идет проверять других посетителей. — Нет, я собираюсь сделать на тебя компромат, — довольно улыбается парень — Я не боюсь высоты и скорости. — Проверим это на горках, — саркастично отвечает Нико. Дыхание у Перси все-таки замирает, когда качели поднимаются на уровень третьего этажа и весьма ощутимо ускоряются, он быстро мажет взглядом по сверкающему парку внизу, по носкам своих кроссовок, а потом смотрит на Нико. Тот сидит с открытым ртом, глаза зажмурены, но он не выглядит испугавшимся, а наоборот, ужасно счастливым, они продолжают подниматься выше. Длинная челка съехала с лица и открыла высокий белый лоб, а одна рука держалась за крепление, вторая сжимала телефон. — Ты что делаешь? Нико закрывает рот и уставляется темными глазами в Перси, из-за скорости и бьющего в лицо ветра они немного слезятся. — Я пытаюсь сожрать воздух, — говорит ди Анджело громко, перекрикивая шум в ушах. — Ну ты и придурок, — смеется Перси. Нико закатывает глаза. — Так, фото, — он берет телефон в две руки и пытается максимально близко наклониться к Перси, крепления, конечно, очень сильно этому мешают. — Ну ты хоть сострой рожу какую-нибудь ради приличия, — дуется Нико, пытаясь толкнуть Джексона локтем. — Ахахахах, — опять смеется Перси и громко кричит, Нико смеется следом. Дальше они продолжают дурачиться, делают вид, что им страшно и шутят всякие тупые шутки, Нико пытается сесть на шпагат на ветру, а Перси забывает о всех заебах, Джейсоне и школе. Нико такой идиот, если честно, все-таки. Ужасно очаровательный идиот. — Ну нахуй, больше никогда в жизни не сяду в эту хуету аля «здравствуй смерть», — ругается Нико, запихивая в рот горячий хот-дог, а потом прыгая на месте из-за того, что жжет рот. Они минут десять назад слезли, оба на трясущихся ногах и полной пустой внутри, с бустера, жмыхнуло так, что они были в прострации и молчали, пока не купили в одном из многочисленных киосков по хот-догу и стаканчику пунша. — Серьезно. Это было ужасно стремно. Я чуть не обоссался к херам, — продолжает гневную тираду ди Анджело, потом опять впивается в хот-дог и снова прыгает и машет ладошкой перед лицом. — Боги, да подожди пока остынет, — морщится Перси, переставая дуть на свой. — У тебя потом язык распухнет. Нико продолжает скакать, а Перси улыбается, — просто, что за ребенок. У Нико волосы больше отросли, до плеч почти уже, щеки красные, под глазами значительно светлее, чем, например, месяца три назад, и вообще он выглядит радостнее как. как никогда, наверно. Это успокаивает. Что он счастлив. Это и правда успокаивает. — Я, вот по чесноку, — говорит он, когда глотает, и просто спокойно начинает стоять на ногах. — Я и правда на тебя обиделся немного. Ты отдал деньги со спора, а потом все. Я не знал, как реагировать, потому что, ну ты сам знаешь, что мне немного сложно доверять кому-то, поэтому я сомневался, что ты мог измениться, — он смотрит на Перси. — Прости. Перси просто кивает. — А когда тогда увидел тебя с Джейсоном, я вообще потерялся. Я не знал, как реагировать, потому что, — он запинается, — потому что мне казалось, что ты перерос уже это. Но потом ты спас меня. Молчание. Нико кусает губы, смотрит в столешницу между ними. — Спасибо. Он, — снова запинается. — Он странно на меня действует, я слабый, да, я не смог бы ответить наравне, поэтому все-таки я его боюсь, наверно, — морщится. — Действительно. Но я считаю, что ты тогда спас меня, потому что я бы, наверно, не выдержал опять. Его пальцы вцепляются в край, белеют еще больше. Перси смотрит на немного подрагивающий подбородок и не знает как реагировать. Нико опять открывается и бьет по щекам всей этой своей искренностью. Настоящий. — Я только начал собираться и верить, как-то с обществом свыкаться, а он опять, и я... — Нико, можешь не продолжать, я понял, — нежно говорит Перси, видя как ди Анджело сложно все это дается. Нико поднимает на него глаза. — Спасибо, — благодарная улыбка. — Ты изменился. Тогда я понял, что ты действительно изменился и что.. и что я верю тебе. Прости, что не остановил тебя. Просто я вообще уже думал, что ты опять с Джейсоном, выиграл спор и доволен, прости, — замечает недовольный взгляд Перси. — Я такой придурок, что думал так. Перси улыбается. — Все в порядке, — касается чужого плеча на секунду. — Я вот зато сам с собой встретился, — кусает хот-дог. — И как? — Хреновенько, если по чесноку. — А Джейсон? — смотрит на него Нико немного пришибленно, откусывает свой и не прыгает как парой минут назад. — Лео, Гроувер? — спрашивает с набитым ртом. — Эммм, — немного задумывается Перси. — Ничего. Джейсон вычеркнул из жизни. А Лео с Гроувером продолжают ходить за ним песиками. — Да уж, — печально тянет Нико. — Ты тоже прости, что как я еблан тебе отвечал, — в ответ говорит Перси. Просто я влюблен в тебя немного. Замолкает. — Я тебя понимаю, — кивает с улыбкой Нико. — И Перси, не обязательно сидеть одному, когда тебе плохо. Попросить помощи — это нормально. Я бы сказал тебе, что соскучился, но не скажу, — говорит он внезапно, смотря в сторону. А Перси заливается по новой краснотой, лучом катится за горизонт, переливается по новой и продолжает херачить в одном направлении. Они еще часа два отшиваются на аттракционах, играют в тупой тир, где Нико обещает выиграть для Перси игрушку в виде скелетика рыбы, кто вообще такие бредовые игрушки придумывает, но в итоге ди Анджело промахивается все три раза, а Перси смеется на его надутым лицом. Нико просто покупает ему брелок с обычным скелетиком и сует молча в руки. Очень мило. Потом они забираются на небольшой холм, за площадкой, где проходит карнавал, откуда видно местный амфитеатр, и молча чиллят по какой-то инди-поп и рок. Музыку слышно, самих исполнителей почти не видно, но все равно классно. Сверху валится темнота с точечками маленьких звезд, свежий воздух гладит по лицу, а колени почти соприкасаются с коленками Нико. Волшебно на самом деле. Перси по новой прокручивает в голове свой путь, опять впадет в стыд, потому что теперь учитывается факт не только одиноко брошенного Нико подростком в большом городе, а еще и брошенного Нико, потерявшего сестру, вообще семью, а потом и над которым издевались. Перси извелся за все эти недели одиночества уже, а Нико так несколько лет. Пиздец. Боги, отвратительно. — Нико, прости, — говорит он, нарушая молчание. Боковым зрением замечает, что Нико поворачивается в его сторону. — За весь игнор. Что раньше Джейсона не остановил. Еще года три назад. Ветер проносится по новой, пробирает немного. На кроссовки прилетает какая-то травинка, растения шуршат вокруг, а Нико выдыхает. Перси следом. — Ничего уже не исправить, — Нико опускает голову. — Я.. я такой ужасный, — говорит Перси. Подносит руку к лицу, трет быстро, хочется уткнуться, но он сдерживается. — Перси, ты не ужасный, — Нико наклоняется и цепляет пальцами травинку с чужого кроссовка. — Ты совсем не ужасный. — Я вообще не понимаю почему, потому что я сам в роли жертвы был, а потом вот так, — Перси грустно разводит руки, — вот так по-уродски вел себя. Мне так ужасно противно и стремно. — В смысле сам? — Надо мной в начальных классах немного издевались, а я очень болезненно это переживал. Нико крутит травинку в пальцах, локтями острыми в колени упирается. Они оба в никуда смотрят, небо больше растягивается темной простыней, сильнее укутывает. Перси открывается в ответ. Потому что, да, Нико заслуживает. Определенно заслуживает. — Ничего уже не исправить, — повторяет Нико. — Мы все сейчас несемся, путаемся и ошибки совершаем, остается только принимать и свыкаться. Сложно? Да. Больно? Да. Но остается только принимать и дальше двигаться. Ты сам знаешь, — он смотрит на Перси. Перси грустно кивает. — Перси, посмотри на меня. Глаза сплошная темень. Они кажутся еще больше. Пятнами меняющийся свет от карнавала, далекими бликами и ленивыми мазками двигается, отблескивает в черноте. Нико кажется ближе. — Запомни, пожалуйста, что главное, что ты осознал ошибки, что тебе стыдно за них, и это хороший знак, а не плохой. Ты сильный, можешь не верить мне, но я считаю, что ты сильный, потому что ты смог отказаться, смог пойти против, и я правда восхищен тобой. Перси молча смотрит на него. В нем все замирает и только голос Нико дымкой через кожу и в кости. Перси зачарован. Нико ведь можно верить. Он всегда ему верил. Сейчас трудно. — Ты сейчас не Перси, который спорит на чувства, или у которого мнения своего нет. Ты меняешься, и это прекрасно. Самому бы, конечно, это запомнить, — улыбается тоскливо. Нико смотрит еще секунды три, потом опускает глаза, опять вертит в руках травинку и позволяет тишине накрыть по новой. А Перси, кажется, влюбляется еще больше, если вообще это возможно, конечно. Кажется, возможно. Да, лучше перестань, себя долбить. Лучше сосредоточиться не на саможалости, а постараться выбраться. Перси задумывается, что стыднее наверно будет не попытаться в будущее, чем его прошлое. Перси смотрит на тонкий профиль, Нико говорит нужные вещи. Жутко нужные. Но Перси только все еще продолжает не понимать его чувства. Он двигается ближе, кладет голову на хрупкое плечо, чужие волосы ползут по его лицу из-за ветра, от Нико опять пахнет сигаретами. Перси скучал. Пора научиться принимать.u never gave up on me (why don't u?) i'll never know what you see (why won't u?) i don't do well when alone u hear it clear in my tone